Издание газеты
"Православный Санкт-Петербург"
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть»|
Издание газеты |
|
|||
| НАШИ ИЗДАНИЯ | «Православный
Санкт-Петербург»
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть» |
|||
Дети солнца, дети своего солнца, — о, как они были прекрасны! Никогда я не видывал на нашей земле такой красоты в человеке. Разве лишь в детях наших, в самые первые годы их возраста.
Ф.М. ДОСТОЕВСКИЙ. «Сон смешного человека»
Ну вот, теперь вы убедились, что все ваши желания исполнились.
Н.Н. НОСОВ. «Незнайка в Солнечном городе»
Двадцатый
век. Расцвет русской литературы. А как же девятнадцатый, золотой? А «солнце
русской поэзии»? С Пушкина и с его круга начинается великая русская литература.
С одной стороны, уже и всемирная (в силу усвоенности европейской традиции), а с
другой — для узкого круга писанная. Но вот уже Лесков, отчасти Щедрин и даже
Достоевский не столь понятны миру, в них остается некая terra incog-nita, что
«аршином общим не измерить». И все же действительно русская, без кавычек и
оговорок, литература — это двадцатый век. Она тем более не заметна, что
перекрыта громкими именами гениев последних времён. Понятен ли в
действительности истинный Есенин? А Платонов? А Шергин или Шмелёв? А кто знает
Честнякова? Только сейчас стали доходить мы, что такое Шукшин и Рубцов… А как же
Рябинины, Кривополенова — они не самые русские ли писатели и есть?
Что же произошло в ХХ веке? То негромкое и немногочисленное направление литературы, которое мы назвали русским, взяло на себя функции, утраченные русской словесностью ещё в XVII-XVIII веках, — функции святоотеческой православной литературы. Функции покаяния, просветления, поиска Промысла, т.е. воплощения русской идеи.
Знаменательно, что святоотеческие функции потаённо взяла на себя и детская литература. Таковы Шергин и Писахов, таков Бажов. Таков и Николай Носов. На его примере мы и посмотрим те истинно русские черты, созданные многовековой традицией, что стали опорой русской литературы в ХХ веке. Трудно представить Носова без Лескова и без Достоевского… а главное — без Гоголя. Гоголь и Носов — не шутка ли? Подождите, дойдём по порядку.
Николай Николаевич Носов родился 10(23) ноября 1908 года в Киеве, в семье киноактера. Скончался 26 июля 1976 года в Москве. Учился в Киевском художественном институте (1927—1929), перевёлся во ВГИК, который закончил в 1932 году. До 1951 года работал режиссером. Снимал мультфильмы, учебные фильмы и научно-технические (во время войны). Первый рассказ «Затейники» был опубликован в 1938 году, а в 1945-м вышел первый сборник «Тук-тук-тук». Носов — автор комедий и сценариев (к/ф «Два друга» (1954), «Дружок» (1958), повестей («Дневник Коли Синицына» (1950), «Витя Малеев в школе и дома» (1951, Госпремия — 1952), романов-сказок «Приключения Незнайки» (1954), «Незнайка в Солнечном городе» (1958), «Незнайка на Луне» (1965, Госпремия — 1969), «Приключений Толи Клюквина» (1960) и к/ф по нему (1964), автобиографической прозы – «Повесть о детстве» и «Все впереди» (1974), «Тайна на дне колодца» (1978).
В
1938 году Носов уже мастер, а в 1954-м это большая русская литература.
«Серебряный век» давно схлынул, заструился малыми подземными ручейками. Об
оттепели еще ни слуху ни духу… и где они, «шестидесятники»? Правда, промелькнули
ОБЭРИУты: Хармс, Введенский… Всюду царил Маршак, подрастал «дядя Стёпа»… Если
говорить о предтече Носова, то это в первую очередь проза Андрея Платонова (а он
ещё и сказки писал замечательные), популярные в сталинскую эпоху народные
сказители: Шергин, Писахов, Бажов, появившиеся в 20-30-х гг. сборники сказок,
былин. Всё это золотой фонд русской словесности. Нет, русская литература не
пресекалась. На фоне бывшего достойный и несуетный труд Николая Николаевича
требует пристального внимания. Чистота и детская вера героев Носова, их наивная
искушаемость и искренность покаяния, целомудрие сюжета — всё роднит прозу Носова
с древнерусской литературой, особенно житийной. «Будьте как дети…», «Пустите
детей приходить ко мне и не возбраняйте им, ибо таковых есть царствие Божие».
Есть в фантазиях Носова научно-технический прорыв: «Незнайка на Луне» ровесник первых наших «лунников». Прежде чем советская Россия ринулась в НТР, революция эта на рубеже веков произошла в умах русских философов, поэтов, богословов. Вспомним порой еретические, но удивительные озарения о. С. Булгакова, Н.О. Лосского, П.И. Новгородцева, о. П. Флоренского, И.А. Ильина и др., научное «воскрешение мёртвых» Фёдорова, космическую утопию Циолковского, солнечную теорию Чижевского… Уэллс тут совсем ни при чём.
Советский писатель в массе своей был уже вполне и дуалист, и атеист, а пытался учительствовать, используя древнейшие наши литературные формы. Тут сталкивались два типа сознания: цивилизационное и традиционное — выходила псевдопритча с вечно-лживой, торчащей моралью. Но случилось неожиданное: носовская притча развернулась в роман-сказку, да еще в целую трилогию — случай уникальный. Первая книга о Незнайке (а кстати, Незнайка персонаж не выдуманный, а фольклорный — особая разновидность Ивана-дурака, юродствующего, но всепобеждающего. В отличие от балагура Емели, Незнайка-дурак больше отнекивается.) писалась как серия рассказов-притч, и Николай Николаевич «даль свободного романа ещё не ясно различал». И тут, как нам думается, неожиданно для самого автора притча заработала на генетическом уровне — проявила способность разворачиваться в драму, и эпос. Вот тут и является Солнечный, а в третьем романе уже и лунный, город. Тут и начинается самое интересное.
Поначалу Солнечный город кажется просто утопией, а к ней русская литература всегда тяготела. Новый Иерусалим, «новое небо и новая земля» или простой земной, построенный своими руками коммунизм века сего. Само название: «Солнечный город» — вспоминается Кампанелла, Мор… Но там просто утопия — бюргерская мечта о сытой жизни. А здесь! Глядя, как легко (от одного осла!) рушится весь этот Солнечный город, как все чудеса техники оборачиваются разом против человека, на секунду мелькает мысль: антиутопия? диссидентская лебединая песня? Но нет, лишь на секунду. Тут не просто всё. Да, и утопия есть, и антиутопия есть, да только не страшно почему-то (вот у Оруэлла — страшно), ибо и антиутопия наша человеколюбива… «Мёртвые души» — одна из первых антиутопий. «Святая Русь», «самодержавное государство» мёртвых душ? Шукшин верно ухватил: Русь-тройка мчится куда-то, а в ней кто правит? — Вор, Березовский-Чичиков. Николай Васильевич попытался дело исправить созданием утопии… но эту утопию пришлось сжечь. Но то, что не удалось в «Мёртвых душах» и «Братьях Карамазовых» (все наши утопии не дописаны), то удалось Носову в жанре, словно специально созданном для русской утопии, — романе-сказке. Да, показал Носов и чудеса прогресса, и то, что ничего в действительности прогресс этот душе не даёт, но и это от Бога.
Приехав в Солнечный город на волшебной машине (с волшебной палочкой в кармане) и разрушив всю его жизнь — тоже вполне русская схема («Сон смешного человека»), — Незнайка совсем растерялся… Тут все было: и голос совести (которую Носов делает живым персонажем), и «искушение в пустыне». И вдруг все оборачивается сказочным образом. Нет, «сказочным» не то слово — в нём какой-то обман. Всё устраивается «чудесно» — и это не то. Волшебник, выведенный Носовым, конечно не Бог, и под волшебной его книгой Евангелие впрямую понимать не надо, но… всё устраивается по-Божьи, т.е. в высшей мере справедливо, без фокусов. Чудеса оказались несостоятельными — как ни рылся Незнайка в мусорной яме в поисках утерянной волшебной палочки, ничего не получалось: «Незнайке стало ужасно стыдно. Он опустил голову и боялся даже взглянуть на волшебника… «А нельзя ли, чтоб так просто желание исполнилось, без волшебной палочки?» — «Почему же нельзя? — ответил волшебник. — Если желание большое и к тому же хорошее, то можно».
Какой уж тут Кампанелла! Да, Царство Божие на земле возможно, но оно не в построении Солнечных городов, а в чувстве «солнечного братства».
Последний раз «земной рай», «Солнечный город», является в заключительной части трилогии («Незнайка на Луне»). Там он назван уже предельно просто: «Остров Дураков», напоминая и Диснейленд, и остров из «Пиноккио», и остров Цирцеи из «Одиссеи». Здесь люди тоже превращались — или это только так показалось Незнайке — в животных, в баранов на этот раз.
Последние страницы романа читаются, как удивительная поэма. В чем волшебство этих простых и безыскусных строк? Но оторваться невозможно. Как, оказывается, сильно эта «незнающая душа» любит Родину! А что же утопия? Состоялся ли Солнечный город на Луне благодаря семенам гигантских растений («иное пало на каменистую почву, иное при дороге…»)? Нет, проблемы остались. Мы покидаем Луну в большом нестроении. И город Солнца еще предстоит строить и строить, и безсолнечный мир капитала ещё не раз накатит, но всё это нас более не волнует — человек умирает без Родины и строительство светлого будущего на отдельно взятой планете приходится прекратить. Оказывается, есть более высокие ценности, чем идеи социального переустройства.
Нет, разумеется, и Запад не хлебом единым живёт, и потому над западной Утопией всегда витает гностический дух переустройства человечества. Потому от Платона до Маркса нависает над городом Солнца тень «великого инквизитора». От «Рим должен править миром» до «Призрак бродит по Европе…», до «нового мирового порядка», до «газа Эр-Эйч» — идея построения земного Царства «своею собственной рукой». И потому западная утопия всегда жутковата (для нас, русских, разумеется. А наша-то для них и вовсе бред какой-то.) Третий Рим — это, в первую очередь, русская культура, «материк Россия», не «Евразия», не «щит» между чем-то и чем-то здесь своя утопия – «святая Русь». Не тупик ли это Православия? Не Атлантида ли наша? — Э, господа, а разве уж и не было Святой Руси? Была, была, да и не сгинула вовсе. Пока не сгинула. И попытка построения города Солнца в «отдельно взятой» — разве не попытка прорыва в иную Святую Русь, хотя и обречённая безбожием! Да нет, не безбожием. Тут и Есенин, тут и Платонов со своей «Инонией» и «Ювенильным морем». Коммунизм народных масс не безбожен. Разве не были коммунистами наши отцы и деды, ложившиеся на амбразуры? Разве не были коммунистами Фёдор Абрамов, Василий Шукшин, да и Николай Носов? Русский коммунизм был глубоко религиозен, он только в Третьем Риме и возможен был (вопреки пророчеству Маркса: «революция произойдет где угодно, только не в России»). А наш Раскол! Вот уж революция всех времен и народов! Все протестантские войны Запада меркнут перед этим сплошным самосожжением. Город Солнца — это слишком мелко. Если уж строить, то как минимум на одной шестой. Есть Святая Русь и в нашей детской литературе, есть край, где всегда светит солнце. Это книги Николая Николаевича Носова.
Анатолий ГРУНТОВСКИЙ