Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

19 августа — Преображение Господне

РАЗГОВОР ПО ДУШАМ

Преображение Господне произошло за 40 дней до крестных страданий и распятия Христа. Но праздник этот по многовековой традиции относится к числу неподвижных, не зависящих от даты Пасхи. По установившейся традиции он совершается в августе, за 40 дней до Воздвижения Честнаго Креста, когда Церковь вновь вспоминает крестные страдания и смерть Господа на Кресте. Праздник этот был установлен в IV веке — после того, как император Константин прекратил гонения на христиан, а его мать, равноапостольная Елена, посетила Палестину и построила множество храмов на местах евангельских событий. Но сегодня разговор пойдёт о нас с вами — о нашем духовном преображении. Размышляет на эту тему диакон храма прп.Серафима Саровского в пос.Песочный Валентин ОВЧИННИКОВ.

Господь и Бог наш Иисус Христос сказал: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин.13,35). Любовь и взаимопонимание должны быть не только между прихожанами, любить и беречь должно священников, наших батюшек, наших духовников. Они ведь на службе все 24 часа в сутки: день, ночь — позвонили, батюшка должен ехать исповедовать, причащать, напутствовать в последний путь... Но священник тоже человек, он тоже устаёт, особенно когда идёт Божественная литургия и во время постов, когда длительные службы. Священник никогда не ропщет, всего себя отдавая службе Богу и людям, и нет для батюшки больше радости, чем духовные успехи прихожан. Но надо и прихожанам понимать свою ответственность за судьбу священника. Мы же чаще всего относимся к священнику потребительски: батюшка, помогите; батюшка, посодействуйте; батюшка, посоветуйте… Это хорошо, и священник обязательно откликнется. Вот только почему так редко можно услышать: «Батюшка, а быть может, я могу чем­то помочь? Может быть, надо дров наколоть, забор поправить, теплицу подлатать (я имею в виду, на приходе, в сестричестве). Может быть, вас куда-то отвезти нужно?» Нет этого. Служба закончилась — и все скорее бегут по домам, по своим делам.

У меня недавно был разговор с одной прихожанкой нашего храма как раз по этому поводу. Она удивилась: «Да где у меня время оставаться в храме ещё и после службы? У меня и так дел невпроворот: дом, муж, дети…» Я спросил: «Тогда как вы можете что-то требовать, если сами и малой толики душевного тепла не отдаёте? Жизнь священника настолько отличается от жизни мирянина! — с утра до утра он не принадлежит себе. Кто же позаботится о наших батюшках, если не мы?»

Приведу один очень интересный и показательный пример. Однажды на Преображение Господне после службы и освящения плодов о.Игорь вышел из храма, а его кто-то спросил, почему он в такой день без яблок и винограда? Батюшка посмотрел растерянно, плечами пожал: «А мне никто даже яблочка не дал…» Это было несколько лет назад, а картина эта до сих пор стоит у меня перед глазами. Мелочь, конечно, но это говорит о нашем отношении к священникам, о нашей бездушности. Это говорит, кстати, и о нашей духовной слепоте, непонимании богослужения. Ведь если внимательно послушать и посмотреть, что происходит в храме
19 августа, мы поймём, что освящение плодов — это время, когда собираются начатки урожая: виноград, яблоки, груши… — у кого что уродилось или кто что купил. Это изобилие приносится в храм как жертва Богу, и в храме должно оставляться: мол, вот, Господи, мы принесли это Тебе — прими, благослови этот начаток. А что у нас происходит на деле? Приходят люди, приносят корзины и сетки плодов, составляют в середине храма. Священник русским (церковнославянским) языком читает молитву, в которой просит Господа принять сей щедрый дар верующих за то, что Он дал им обильный урожай. А после этого, не успел ещё священник закрыть свой Требник, прихожане накидываются, расхватывают этот дар и утаскивают домой!..

Понимаете, мне, как диакону, видно, как каждый стоит около своей корзиночки (на Пасху, например), оберегает её, зорко следит: попала ли туда святая вода, освятились ли яйца и куличики? Потом все подходят целовать крест и руку батюшки… и, нагруженные корзинками, отправляются восвояси праздновать. Ну так, приходя на родительскую субботу, — растаскивайте по домам и то, что принесли на панихиду… Однако с панихиды никто ведь ничего не уносит — в голову такое не приходит, слава Богу. А какая разница? На панихиду ты приносишь жертву Богу, а на Пасху, на Преображение ты приносишь дар Господу, который тут же забираешь обратно. И как у тебя может благословиться урожай, достаток в доме, если ты забрал свой дар Господу?!

Также часто замечал, как ведут себя прихожане, когда священник входит в храм. Кто-то спешит подойти под благословение, а кто-то отворачивается: мол, пусть батюшка пройдёт, а я дальше займусь своими делами. Не хотите подходить под благословение? Но ведь можно просто поклониться, поздороваться. Или вот ещё неприятная ситуация: священник начинает каждение, а некоторые люди в этот момент стараются спешно покинуть храм, — а у них свой график, они пришли свечку поставить, помолиться по-своему, а тут, видите ли, служба идёт… Причём уходят, не оглядываясь, не перекрестившись даже.

Я не осуждаю сейчас, а сожалею о таком порядке вещей. Не осуждаю, потому что сам грешен. Мне вспоминается такой случай из собственной жизни. Я, когда только принял Крещение, очень любил приходить в храм вечером, в половине десятого, когда читалось братское правило. Давно это было, ещё когда здесь было братство. Представьте: свет не горит, только свеча потрескивает, и в этом таинственном полумраке братия вычитывали правило. Я тогда ещё ничего не понимал, но мне так хорошо становилось. Все трудности и неурядицы прошедшего рабочего дня отступали, и этот час был временем врачевания души. Но вот однажды прихожу… а в храме свет горит, служба идёт. «Вот попал!» — подумал я, закрыл потихоньку дверь и ушёл. Меня друг спросил потом: мол, чего ушёл-то? Я ему: «Да свет горит, народу полный храм, не помолиться…» Вот и поныне у многих людей нет понятия соборной молитвы. Это печально.

Ещё на один момент хочу обратить внимание наших прихожан. Сколько раз замечал: войдут в храм и толпятся у входа, мешая друг другу креститься и поклоны класть. Дорогие братья и сёстры, проходите вперёд, зачем жаться у дверей? Или это чтобы удобнее было ускользнуть со службы? Или я слишком громко ектеньи произношу? Но я громко стараюсь произносить слова молитвенных прошений именно потому, что впереди никого нет, все сгрудились сзади, и я стараюсь, чтобы они всё-таки услышали.

— Может быть, стоят у двери из скромности, чувствуя своё недостоинство?

— Так ведь ты, получается, не слышишь, что священник говорит. Какой толк для тебя в таком богослужении, если ты присутствуешь на нём телом, но не участвуешь ни душой, ни сердцем? Кстати, именно в центральной части храма всё замечательно слышно, потому что там купол и звук совершенно по-другому распределяется. Вот почему мне нравится Шестопсалмие читать: когда я стою под куполом, можно читать вполголоса, а звук такой, будто льётся с вышины и заполняет весь храм. Поэтому когда вы стоите в центре храма, вы невольно вовлечены в богослужение, вы начинаете молиться сердцем, и уже нет желания уходить, перешёптываться, возиться со свечами. Тяжело стоять? Вцепитесь в солею, но не уходите. И вы почувствуете, как всё ваше существо превращается в слух, а душа раскрывается навстречу Богу.

Мне в связи с этим вспоминается вот какая история, произошедшая с нашим нынешним алтарником, чтецом Валерой. Мы тогда работали с ним на ДОКе, а о.Михаил Волынин, будучи ещё диаконом, приходил к нам и проводил катехизические беседы, показывал православные фильмы. Валера тоже, бывало, присутствовал на этих встречах, но в храм — ни ногой. И вот однажды под Пасху я говорю ему: «Пойдём на Пасху в храм, крестным ходом пройдём». Он согласился. И когда крестный ход обогнул храм, нас волной вынесло в первые ряды, и мы оказались в храме у самой солеи. Храм полон народу — не выйти. Невольно остались. Я-то к тому времени уже читал на клиросе, а Валера был к богослужениям непривычен. Я на него время от времени поглядываю — думаю: не выдержит. А он весь ушёл в слух — час стоит, другой, за солею только крепко держится. Я понимал, что Валера из всего богослужения улавливал только «Христос Воскресе!» Но с воодушевлением, едиными устами со всеми прихожанами, отвечал: «Воистину Воскресе!» Уже Часы стали читать, дело к Литургии идёт, а он всё стоит, не шелохнётся. Так мы и пробыли в храме до шести утра, впервые отстояв всю службу пасхальную.

Днём, часам к двенадцати пополудни, я вернулся в храм, надо было звонить в колокола. Когда последний удар колокола замер где-то в синей дали небес, вдруг наступила такая благодатная тишина, солнце в небе играет, и так захотелось поделиться с кем-то нахлынувшей радостью. Звоню Валере. А он мне и говорит: «А я уже подъезжаю к храму. Мы с женой и детьми с утра поехали продукты закупить на сертоловском рынке, а как подъехали к перекрёстку, задумались, куда ехать: направо — на дачу, налево — в храм. Вот едем в храм». Приехав, он поднялся с детьми на колокольню, где все по очереди звонили в колокола… и с тех пор не пропустил ни единой службы.

Вот и вы попробуйте, встаньте в центре храма, и богослужение станет для вас значимым, нужным, полноценным, а не просто данью установившемуся порядку. Трудно всю службу выстоять? Место у солеи свободно — и слева, и справа.

«Церковь въ Песочномъ»

Записала Ирина РУБЦОВА