Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

Люди Твоя, Господи!

«И ВОКРУГ ТЕБЯ СПАСУТСЯ ТЫСЯЧИ»

О преподобном Серафиме Вырицком написано уже немало. Сегодня мы предлагаем рассказ правнучки, Ольги Даниловны Набоко, о святом дедушке: то, что сохранила детская память и что рассказывала ей мама — внучка преподобного, Маргарита Николаевна.
Умер дедушка светло. В ночь со 2 на 3 апреля сердце его билось так слабо, что почти не прослушивалось. Он сидел в кресле — так легче было дышать. Мама кипятила шприцы, а меня отправила спать. Во втором часу ночи меня разбудил её тревожный шёпот: «Дедушка умирает». — «Почему ты это знаешь?» — встрепенулась я. «Он только что сказал, что к нему пришла Женщина неземной красоты в белых одеждах и указала рукой на небо». Я поняла, что это была Божия Матерь, но скромность и смирение не по-зволили самому дедушке назвать это чудесное явление. В 2 часа 15 минут он перекрестился, его рука упала и… всё.
Нет, не всё. Всем нам он завещал: «Приходите ко мне на могилку, как к живому». Люди приходят — верующие и далёкие от Православия; последние приезжают, как на экскурсию. И начинают роиться вокруг имени преподобного слухи и нелепые домыслы. Самый странный миф — что дедушка отбывал ссылку, был на каторге. Не было этого! Откуда люди берут эти сведения? Зачем вообще что-то выдумывать? Жизнь прп.Серафима Вырицкого столь ярка, столь угодна Богу, что и выдумывать уже ничего не надо.
Мама воспитывала меня и сестру Наташу именем и примером преподобного: а что бы в таком-то случае сказал дедушка Серафим, а что бы сделал? Как и дед, она никогда не наказывала нас физически, не говорила грубых слов. «Воспитывать можно только любовью, не наказанием», — говаривал дед Серафим. Мама вспоминала такой случай. Пришла однажды женщина, которая собиралась аборт делать. Смотрит она на деда, плачет, слова вымолвить не может. А он ей вдруг: «В какое время страшное живём, матери в утробах детей убивают своих…» Та и повинилась, что впрямь дело лихое задумала. Дедушка не стал укорять и не грозил карой небесной, он ласково с ней поговорил, укрепил в мысли рожать дитя. А под конец заметил: «Как хорошо, что мы с тобой разговорились…» Мама от удивления глаза распахнула: разговорились? Да женщина молчала и плакала, дед сам как-то узнал, в чём дело. Но скромность всегда была отличительной чертой преподобного…
Маме было три года, когда дедушка и бабушка в 1920 году приняли постриг: дедушка в Александро-Невской Лавре, бабушка — в Воскресенском Новодевичьем монастыре. Бабушке разрешили взять с собой внучку Маргариту, где та и прожила 13 лет. А в 1930 году все они по благословению митрополита Серафима (Чичагова) выехали в Вырицу, где уже жили до самой смерти дедушки. О причине этого переезда ходит много выдумок и кривотолков — пусть все они останутся на совести придумщиков. На самом деле всё было так. Дедушка Серафим был последним духовником Лавры и, неся это нелёгкое послушание, по многу часов простаивал на холодном каменном полу около Распятия. Однажды, двое суток подряд принимая исповеди людей, он упал от слабости. Это было началом тяжёлой болезни, которая до конца жизни — 20 лет! — продержала его в постели. Врачи признали, что ему нужен целебный сосновый воздух, и выбор пал на Вырицу. Но не верьте, что преподобный был этаким дряхлым старичком. Конечно, когда он решил повторить подвиг св.Серафима Саровского — молитвенного стояния на камне, дабы вымолить ввергнутое в войну Отечество, — его водили в сад под руки или носили на кресле, сам он был не в состоянии дойти. Но до конца дней он был силён духом, был интеллигентным, образованным человеком — великолепно знал историю, в совершенстве владел богатейшим русским языком…
Когда в 1945 году бабушки не стало, дедушка написал четверостишие, которое было прикреплено на кресте её могилки. Написаны им и ещё несколько стихотворений, но он не писал «От Меня это было…», которое ему приписывают. Да и те стихи, что принадлежат его перу, кем-то подправлены: например, слово «старик» изменено на «старец», отчего сильно меняется смысл… Помню, когда мы жили на Майском пр., к дедушке часто приходили певчие из Казанской и Петропавловской церквей и пели молитвы из Литургии и Всенощного бдения, а также пели дедушкины стихи. Один стих особенно запал в душу, мы его часто потом пели с мамой:
Как Пётр, я в море утопаю
в волнах житейской суеты.
И я, как он, к Тебе взываю:
Наставниче, спаси, спаси…
В 1947 году мама купила в Вырице ветхий домишко рядом с дедушкиным домом, чтобы быть поближе к нему и ухаживать (она была медсестрой). Что это был за дом, можете себе представить, коли мама обменяла его на старый беличий полушубок. Зимой, сколько бы ни топили, всё выдувало, и нам приходилось делать снежные завалинки вокруг дома, чтобы хоть снег держал тепло.
Мы с сестрой не задумывались о святости дедушки, хотя видели, что люди непрерывно идут к нему, просят молитв, советов. Преподобный был для нас просто родным человеком, которого мы очень любили. Он играл с нами, изображая руками зайчиков. Очень любил кошек, и его любимый кот всегда спал у него в ногах. Мы тоже любим кошек. А ещё я люблю снежную погоду, когда на улице гуляет вьюга-завируха. Это тоже у меня от деда — он любил метель. В молодости дед частенько выходил из экипажа и шёл пешком, наслаждаясь снеговертью, а лошади тихонько шли следом…
Но вечерами, когда за окнами было темно, а в комнате дедушки лишь слабо светила лампадка, мы, заходя к нему, видели, что в том уголке, где он лежит, светлее, чем во всей комнате. А заходили мы к нему, чтобы, стоя у узкой железной кровати (она до сих пор у нас), вместе прочесть молитвы. Ещё помню, мама кормила нас гоголем-моголем. Я его терпеть не могла, но любила варёные яйца. И дедушка пускался на хитрость: просил маму сварить ему яйцо и потихоньку отдавал его мне. Сам он в последнее время мало ел. Мама плакала, боялась, что он умрёт от истощения. Он утешал её: «Я ведь лежу, ничего не делаю, зачем мне кушать». Мама, бывало, в кашу маслица втихаря положит, чтобы посытнее было, но он в такие дни вообще отказывался есть.
Жили бедно. Мы с сестрой рылись в помоях в пионерском лагере, надеясь найти что-нибудь съестное, а мама кровь сдавала — за неё что-то платили… А вы думали, что правнучки святого богаты? Да, известно, что до пострига дедушка вёл торговлю пушниной в России и за границей. Но он всё — 42 тысячи золотыми — перевёл на нужды Александро-Невской Лавры и Новодевичьего монастыря. Многие ли смогли бы так? А любимой внучке Маргарите он оставил в наследство только наставление: «Не забывай Бога, и Бог тебя не оставит». Когда дедушку хоронили, выяснилось, что у него нет даже нижнего белья (заранее приготовленного) — он его отдал бедной прихожанке для её сына. Он всё отдавал. Днём приходили люди, просили молитв, передавали записочки, несли копеечки, а вечером приходила матушка Вероника из храма, и дедушка всё отдавал ей для церкви. Даже записочки, говоря, что церковная молитва у Престола Божия важнее, хотя сам он тоже молился. После его смерти мама отдала в Казанскую церковь все его иконы, как он завещал. До сих пор можно видеть там два больших образа — прп.Серафима Саровского и св.целителя Пантелеимона. У нас остались лишь маленькие иконки Серафима Саровского, которыми он благословил нас перед своей кончиной.
Дедушка обладал даром убеждения. Мама рассказывала, как однажды за дедушкой пришли из НКВД. Она вышла к «товарищам», держа на руках меня, новорождённую, и сказала: «Я дедушку никому не отдам. Вы не довезёте его даже до станции. Вам нужен покойник?» Энкавэдэшники: «Вы не боитесь так с нами разговаривать? У вас младенец на руках…» Мама не дрогнула и настояла, чтобы вызвали врача. Тот подтвердил, что дедушку нельзя трогать с места. Тогда один из чекистов вошёл в келью поговорить с дедушкой. Он пробыл там довольно долго. О чём они говорили, известно им двоим да Богу. Лишь уходя, чекист обронил: «Если бы все попы были такими, как ваш дед, — все были бы верующими». Ныне недобросовестными людьми вокруг этого случая накручено немало: и дедушке, и чекисту приписывают целые диалоги… Пусть это останется на совести современных фантастов.
Тесная дружба связывала дедушку со многими известными людьми того времени: профессором библейской истории архимандритом Феофаном (Быстровым), епископом Петроградским Николаем (Ярушевичем), который совершил монашеский постриг дедушки, а впоследствии был духовным чадом иеросхимонаха Серафима. Но сколь внимателен, ласков и добр был дедушка с простыми людьми! Надо было видеть, какими люди входили в его келейку — измученными, подавленными — и какими выходили: лица светились надеждой, верой. Не раз слышала, как они говорили: «От батюшки исходит свет»; «Свет любви окутал меня». Он был ангелом-хранителем Вырицы и её обитателей в годы войны и во времена послевоенной разрухи. Днём он принимал людей, а ночью молился. Поэтому мне до слёз обидно, когда пишут, что прп.Серафим так ослабел, весь ушёл в молитву, что в последние годы отказывался принимать людей. Это ложь! Приняв схиму с именем Серафим в честь прп.Серафима Саровского, он всю жизнь следовал завету старца: «Спасайся сам, и вокруг тебя спасутся тысячи». Его увещевали: «Вы сильно больны, не принимайте так много людей, пусть идут к другим священникам». Он отвечал: «Пока поднимается моя рука для благословения и это благословение кому-то нужно, я буду принимать людей».
Записала Ирина РУБЦОВА

предыдущая    следующая