Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

МАМА

Сколько себя помню, с раннего детства я искала себе мать. Сразу после того, как умерла та, что дала мне жизнь. Мне было три года, но я не ждала, как многие дети, что мама вот-вот появится, потому что отлучилась на время. Я знала, что она не вернётся ни-ког-да.

 В Сибири, куда меня увезли сразу после похорон родители мамы, я любила забираться в комнату бабушки с дедушкой, пока те были заняты хозяйством, и, замирая от сладкого ужаса, неотрывно смотрела на огромные фотографии на стене — портреты трёх сестёр — тёти Нины, тёти Веры и младшей Валентины — моей мамы. Чуть выше висели иконы — как я позже узнала, Спасителя, Николая Угодника и Богородицы. Мне казалось, что мама и Богородица очень похожи, и я наивно отождествляла маму с Матерью Божией. Потому была спокойна за маму, зная, что она на небесах и ей хорошо. Но мне-то было плохо, поэтому я и искала ей замену. Я просто подходила к понравившейся мне женщине и спрашивала, не хочет ли она стать моей мамой, обещала быть послушной и помогать по дому. Отец в такие минуты терялся, а по глазам женщины я понимала, что она не та, кого я ищу.

Помню, мне всегда до слёз было стыдно за подруг, когда они грубили своим мамам или плохо отзывались о них. Однажды я даже поссорилась со своей закадычной подругой Оленькой. «Дурочка! — крикнула я. — У тебя есть мать, а ты обходишься с ней так гадко. Благодари Бога, что она у тебя есть, любит тебя и прощает тебе все твои дикие выходки». Ольга обиделась, она не понимала, что значит жить без матери, ей казалось естественным и справедливым, что мама всегда рядом. Такую безчувственность я замечала у многих. Понять, каково жить без матери, могут только те, кто её лишился.

Когда я повзрослела и стала журналистом, мне не раз приходилось бывать в детдомах и приютах. Меня потрясло, как дети, брошенные своими матерями, любят их — окаянных, спившихся, опустившихся, лишённых родительских прав за то, что не выполняли своих родительских обязанностей. Они любят своих мам с волчьим сердцем. На всю жизнь запомнились слова одной девочки: «Я не хочу оставаться в детдоме, потому что если мама опять напьётся и упадёт где-нибудь на улице, кто поднимет и приведёт её домой?» Другая мечтала: «Вырасту, найду маму, буду работать для неё и заботиться о ней». Как я их понимала, но мне было отказано даже в таких мечтах.

Мы встретимся, мама, на той вон исхоженной улице,

Куда ты так часто ступала стопою небесной,

И мы не обнимемся даже и не поцелуемся,

И мы обойдёмся с тобой без взаимных приветствий.

Но «мама» шепну я — и вспыхнет жар-птицею дерево,

И как бы в упор на меня изольётся сиянье,

И мигом вернётся ко мне всё, что было потеряно, —

Потеряно всё, но осталось вот это свидание…

Вениамин Блаженный +1999

Я воспряла было духом, когда отец привёл в дом мачеху. Тем горше было разочарование: я называла её «мама», но это слово обдирало мне горло, и мы так и остались чужими. Сколько раз, когда она, бывало, усаживала к себе на колени своего сынишку от первого мужа, и целовала, и гладила его по головке, — я убегала в глубь сада выплакивать своё горе. Меня мачеха не ласкала никогда. Может быть, моя родненькая мамочка на небесах видела мои слёзы и расстраивалась? Моя дочь, зная о моей детской обиде, с детской отзывчивостью пристраивается у меня на коленях, и гладит по голове, и целует. Это чудесно, но это… другое. 

Долгие годы при воспоминании о маме в моей душе обнажались и туго переплетались чувства благодарности и обиды, жалости и вины. Да, вины, за то, что я боялась её. Стыдно признаться, но я боялась своей мёртвой матери. С завидным постоянством с самого детства раз в год мне снился один и тот же сон. Будто я захожу в сараюшку, где у нас хранился уголь, а там почему-то прямо на куче угля лежала мама. Она протягивала руки и звала: «Доченька, иди ко мне». Меня охватывал смертельный ужас, я начинала медленно пятиться к выходу, и только когда оказывалась под спасительной сенью сирени у крыльца, сон обрывался — и я просыпалась. По рассказам отца я знала, что сирень была любимыми цветами мамы. Именно поэтому он посадил два куста по сторонам крыльца. И в день похорон — мама умерла 9 мая — могильный холмик был весь завален душистыми гроздьями сирени.

Придя в себя, днём я рассматривала фотографии, где мама бережно обнимала меня, малышку, видела, что взгляд её с любовью остановился на моём личике, и понимала, как глупо и неблагодарно, что боюсь её, но ничего не могла с собой поделать… С годами эта пропасть, наполненная страхом, росла. Увы, я не помнила и потому не любила мать, но обожала отца, который стал мне и папой, и мамой. Тем сокрушительней был удар, когда его не стало. Я с тревогой ожидала, что теперь начну бояться и его, но этого, слава Богу, не произошло. Когда у меня родилась дочь, мне приснились отец с мамой вместе, они стояли по другую сторону улицы и наблюдали, как я гуляю с малышкой. Я помахала отцу рукой, но когда они двинулись в нашу сторону, закричала, чтобы он не позволял маме приближаться к нам. Отец подошёл один, а мама одиноко стояла, и крупные слёзы лились из её глаз.

Может быть, из-за того глупого детского сна, который так пугал меня, может быть, оттого, что я не помнила материнской ласки, я долгое время не понимала, не чувствовала Богородицу и никогда не молилась ей. Даже когда болела моя дочь, я молилась Христу Спасителю, преподобному Серафиму Саровскому, Святителю Николаю, но не Богородице. Это меня мучило. Я каялась в этом на исповеди. Батюшки утешали меня, но чувство вины перед Богородицей не проходило. Всё изменилось после одного странного происшествия. Тем летом я, как всегда, отвезла дочку к свёкру в Алма-Ату, а сама вернулась, поскольку через неделю кончался отпуск. Прилетела в Питер поздно, домой добралась заполночь. Распаковывать чемоданы не стала, только вынула мамину фотокарточку, наклеенную на полированную дощечку, и прислонила к чемодану, повернув лицом к себе. Прилегла на диван и уснула. И снится мне, будто я в какой-то незнакомой комнате, и в ней живая мама, молодая и красивая, и ей по-прежнему 29 лет. Она протягивает ко мне руки и говорит: «Иди ко мне, доченька». Секунду поколебавшись, я сделала шаг навстречу, затаив дыхание. Тёплые мамины руки обняли меня, погладили по лицу, по волосам. От этого долгожданного прикосновения в душе что-то прорвалось, я расплакалась и теснее прижалась к ней. Она была чуть выше меня ростом, как и положено быть маме, и я почувствовала себя наконец-то счастливым ребёнком, хотя мне уже перевалило за тридцать и я была старше своей мамы на четыре года. Мама всё гладила и гладила меня по голове и шептала чуть слышно: «Доченька, как мне было горько, что ты боялась меня все эти годы… так горько. И так обидно, что ты не разрешила подойти к моей внученьке. Я люблю тебя и молюсь за тебя и за неё Господу». — «Прости, родная, я ведь совсем не помнила тебя, а трудно любить того, кого не знаешь и не помнишь…» Я проснулась: июльское солнце залило комнату до самого потолка, и по ней ходили колесом немыслимо яркие радуги, я ещё явственно чувствовала прикосновение маминой ладони к моей голове. Я была так переполнена счастьем, что, казалось, сердце не выдержит и лопнет. Я схватила мамину фотографию, поставила рядом с иконой Богородицы «Материнство», потом стала на колени и, глотая слёзы, стала просить у мамы прощения за то, что так долго не любила её и боялась. И у Богородицы просила прощения, что все эти долгие годы не молилась Ей, и благодарила Божию Матерь за подаренное мне счастье почувствовать живое прикосновение мамы.

 Я не помню, как прожила наступивший день, я ждала ночи и новой встречи с мамой. Тщетно. Счастье было даровано один раз.

 Видит Бог, мне бы не хотелось, чтобы моя дочь боялась меня, когда меня не станет. Кто-то скажет, что все мои страхи от нехристианского понимания смерти. Но вряд ли можно требовать от трёхлетнего ребёнка такого понимания, а потом мне уже трудно было избавиться от пережитого ужаса. А, может быть, дело не в этом, а в чувстве брошенности и горького сиротства…

 Любите своих мам, просто за то, что они есть, что они рядом, что ласково и нежно гладят вас по головке. Это и есть счастье.

 Дорогие мои! Помолитесь о упокоении душ моих мамы и папы — рабов Божиих Николая и Валентины.

Ирина РУБЦОВА