Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты			Издание газеты "Православный Санкт-Петербург"
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

УВЕЩАНИЕ МОНАХИНЕ СЕРАФИМЕ

Моя дорогая!

Когда мы касаемся этой темы, я изо всех сил стараюсь выступать адвокатом старости; как ты, очевидно, поняла, пытаюсь ободрить не только тебя, но и себя, сосредоточиться на хорошем и постараться не трусить: «боящийся несовершен в любви» к Богу: старость включена в проект Создателя — значит, она не может быть просто тягостным придатком предыдущей жизни, но имеет свою цель, свое значение и уж тем более не должна обернуться пыткой, злом, мукой для человека.

Страх перед старостью свойствен всем людям, во-первых, потому, что за ней следует смерть. Пуще же смерти пугает перспектива потери сил, безпомощности, угроза стать обузой для окружающих. Собственно, все совершают одну и ту же ошибку, судя о будущем с позиций сегодняшнего дня: думают, что физические возможности иссякнут, а желания останутся те же, что прежде. Однако согласись, в 60 лет юношеские подвиги не только не привлекают, но и в голову не вступают; нас давно оставили помыслы, скажем, сплавать за буйки в море, встретить рассвет в день рождения, работать на огороде шестнадцать часов кряду, пройти лесом двадцать километров, гонять с бешеной скоростью, сама за рулём, в автомобиле. А вспомнить детские мечтания: двести раз пропрыгать со скакалкой, выиграть турнир в классики, обогнать Вовку на велосипеде… слава Богу, фантазии наши корректируются в соответствии с возрастом.

Далее, отдадим себе отчёт: грядущее скрыто от нас, как, впрочем, и завтрашний день; опасения наши химерические, игра воображения. Мы примеряем к себе чужие болезни в силу дурной привычки: минуя настоящее, находиться в прошлом или будущем: вдруг со мной случится инфаркт, как с Верой П.? Или рак, как с Галиной А.? Потом вспоминается соседка Люба, поражённая артритом, который годами прогрессировал, полностью обездвижил её и довел до могилы; потом предсмертное состояние мамы, ничего не понимавшей, никого не узнававшей; тогда впадаешь в страшное безпокойство: мы с ней одной крови, гены, наследственность, кошмар! Трагизм продолжает нарастать, и забываешь вовремя спохватиться: тут действует враг, ему куда как на руку зацепить наш разум и держать в когтях, мучая безплодными тревогами, лишая покоя, радости и доверия Творцу.

Помнишь мать Елену: совсем обычная симпатичная старушка, именем Елизавета, она прожила тяжелейшую жизнь: в конце войны, всё продав, отправилась в чужой город, где муж лечился после ранения, выходила его, поставила на ноги, а он ушел к другой; всю душу вкладывала в детей, а они выросли безбожниками и сластолюбцами, единственный внук обретался большей частью в тюрьме; словом, утешение она находила только в храме, в молитве, помнишь, как стояла на службе, слегка наклонившись вперёд, не шелохнувшись, вся внимание. Она больше всех заботилась о нас, городских кулёмах, мало способных к физическому труду, искала, чем помочь, по осени созывала деревенских копать нашу картошку; недели за две до смерти перебралась в монастырь, её постригли, сияла восторгом и благодарностью, скончалась тихо, кротко, Господь избавил от мучений, хотя болезнь, рак брюшины, располагала к болям и мы вызывали врача, готовились добывать обезболивающие наркотики.

Помнишь мать Нину: она давно, в советское время, получила от приходского священника-монаха постриг, жила рядом с храмом, но в монастырь не пошла, вела своё хозяйство; женщина нравная, угрюмая, темперамента флегматического, с суровым характером, любила, казалось, одну лишь такую же своенравную громадную корову Жданку. Однажды вышла во двор за дровами и упала у поленницы: удар, паралич, лежала две недели, теперь уж на полном нашем попечении; каялась молча, кивала и роняла слёзы, завещала небольшие скопленные деньги на ремонт купола и тихо, кротко отошла. А помнишь, как хоронили? Гроб, припасённый ею задолго, хорошо просох, его легко несли сами сёстры, проводы получились — лучше не бывает. Тогда мы пять гробов на всякий случай закупили и положили на чердаке.

А мать Маргарита, которую мы месяцем раньше забрали от её сестры и привезли в обитель; она хворала, поэтому не имела сил собраться, только икону любимую сняла со стены, «Всех скорбящих Радость»; в монастыре её одели в форму, и, будучи женщиной, она от этой святой красоты поправилась, стояла все службы. Однажды после ужина подошла в свой черёд к священнику под благословение и вдруг стала оседать, падать; успели подхватить, посадили на стул и так отнесли в келью; доктора отвергла, болела те же две недели и скончалась — в день памяти иконы «Всех скорбящих Радость».

Ну, и Татьяна Л., справочник по истории прихода, кладезь юмора, оптимизма и христианской радости; деревенская, никуда дальше областного центра не выезжала, всю жизнь работала в колхозе: дояркой, телятницей. Верующая с детства, она всегда жила со Христом и смерти нисколько не боялась, наоборот, просила благословения помереть, устала, всего один год оставался до 90. Великим постом в воскресенье приложилась ко всем иконам, причастилась, а на рассвете вторника тихо вышла из дома, никто не услышал, присела на крыльцо и отдала Богу душу.

Последняя наша утрата — мать Афанасия, не дожившая до 60; заболела ещё в миру, страдала долго и тяжко, кротко терпела, каялась и благодарила тех, кто помогал ей, считала великой милостью, что Господь сподобил прожить в обители целых восемь лет, за которые она многое постигла и всему научилась; как достойно и красиво несла она монастырские послушания! Утешить в разлуке может только надежда на встречу там, в будущей жизни, но как заменить её здесь, единственную и неповторимую?

Ты привыкла быть полезной, тебе больно и помыслить, что когда-нибудь придётся обременять кого-то своей недужностью, ожидать, да ещё, может, и просить чужой помощи — короче, потерять независимость; это унизительно. Замечаешь, слова эти — «независимость», «унизительно» — не нашего, не православного лексикона? Расслабленного друзья не только тащили, — крышу разобрали, чтоб донести до Христа! Получили они свою часть у Бога, как думаешь? Так ли уж прочна грань между тем, кому помогают, и тем, кто помогает?

Мать Севастиана рассказывала, как ещё в советское время пришлось ей, по завещанию покойной матери, досматривать схимницу, начинавшую монашеский путь в дореволюционном монастыре; осторожная и подозрительная, старица поначалу всякую помощь властной рукой отвергала, но после второго инсульта совсем лишилась сил, вынужденно позволяла переворачивать себя, мыть и кормить, каждый раз целовала руки своей хожалки и всё плакала, сперва, говорила мать Севастиана, вроде «от гордости», а после уж вроде из благодарности.

Великие подвижники, в частности и твой небесный покровитель преподобный Серафим, призывали без раздражения относиться к человеческим немощам, в том числе к собственным, и в должной мере заботиться о своей плоти. К тому же её дефекты внутреннему развитию не препятствуют, даже наоборот, бывает, что телесный ущерб компенсируется духовным приобретением, например, святитель Лука (Войно-Ясенецкий) последние пять лет своей долгой жизни (1877—1961) был полностью слеп; но именно в эти годы стала особенно сильна его молитва: обращаясь к нему, верующие исцелялись от самых тяжёлых болезней. Святые, страдая, обретали ясность духовного зрения, удостоивались дара прозорливости; начала и концы открывались им в непрерывной связи. А с утратой телесной свободы даруется свобода иная: независимость, самостоятельность мышления: теперь не боишься выглядеть «белой вороной», не ведёшься на всякую сентенцию, а, рассмотрев её с позиций личного опыта, избегаешь смущения и остаёшься непоколебим, как говорили отцы, мирен. Много приятного в старости, если научишься нести тяготы возраста с спокойным достоинством, или, иными словами, со смирением.

Молодые всё время чего-то ждут: праздника, подарка, весны, а старенькие все подарки уже получили, напраздновались, им теперь все времена года нравятся и каждый день в радость. Вообще-то «в монахе, каких бы лет он ни был, постоянно встречается и старец, и юноша; он похоронами всего личного возвратился к юности», — заметил, ты не поверишь, Герцен. Вот юными бы и войти в новую жизнь, ведь не умирать же в самом деле готовимся! А собираться потихоньку надо, в разуме и спокойствии, в любви и надежде.

Иногда, говорят, в конце приходит самое главное утешение, ради которого живут монахи: вожделенный, сладостный дар чистой, благодатной молитвы.

Игуменья Феофила Лепешинская. Из книги «Рифмуется с радостью»

Молитвы об исцелении от недугов

Молитва предначинательная

Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матере и всех святых, помилуй нас. Аминь.

Молитва об исцелении первая

Сирот Отче, и обуреваемых пристанище, и недугующих Врачу, немощи наша неболезненно носяй, и недуги наша приемляй, Сам Преблагий Царю и Спасителю Христе Иисусе, приими молитву нас недостойных: якоже приял еси молитву жены Хананейския о дщери ея недугующей и якоже во дни земного жития Твоего исцелял еси всякия недуги душевные и телесные: сице и ныне, Преблагий Владыко, исцели ны, молящиися ти, яко благ и человеколюбец.

Господи, помилуй (трижды).

Молитва вторая об исцелении

Господи Боже наш, наказуяй и паки исцеляяй, воздвизаяй от земли нища и от гноища возвышаяй убогаго, милостивне исцелял еси болящия, и немощныя, и хромыя, и сухия, отпустив им грехи. И ныне рабом Твоим, в немощи душевней и телесней зле страждущим, исцеление даруй, подая нам оставление грехов: и уврачуй всякую язву, всякий недуг и всяку болезнь нашу. Ты бо еси надежда ненадеящихся, и успокоение труждающихся и обремененных в беззакониих: и Тебе славу возсылаем со Безначальным Твоим Отцем, и Пресвятым Духом, во веки, аминь.

Молитва третья

Боже Отче, Врачу душ и телес, пославый Единороднаго Твоего Сына, Господа нашего Иисуса Христа, всякий недуг исцеляющаго и от смерти избавляющаго, исцели рабы (или рабыни) Твоя от обдержащия нас душевныя и телесныя немощи: и оживотвори нас благодатию Христа Твоего: молитвами Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии, святых и первоверховных апостол Петра и Павла, и всех святых.