Издание газеты |
|
|||
НАШИ ИЗДАНИЯ | «Православный Санкт-Петербург» «Горница» «Чадушки» «Правило веры» «Соборная весть» |
13 января 1996 г. отошёл ко Господу старец архимандрит Павел (Груздев). Предлагаем вашему вниманию воспоминания протоиерея Анатолия Денисова, близко знавшего о. Павла в течение долгих лет.
С отцом Павлом я познакомился еще до армии, в Тутаеве, у своего зятя, протоиерея Николая Лихоманова (ныне архимандрит Вениамин), настоятеля тутаевского собора. Там мы с ним и познакомились. После армии я окончил семинарию и стал священником.
***
Был такой случай у меня. Был я еще молодой, только что после армии, семинарист. Посмотрел я фотографии Иоанна Кронштадтского, и очень понравилась мне его соломенная шляпа. И я поехал без ведома моей молодой жены и купил жёлтую соломенную шляпу.
Приезжаю домой, а Галя на меня:
— А, ты такой-сякой, как тебе не стыдно, в такой шляпе!
А я себе возомнил, мне нравится: Иоанн Кронштадтский тоже в шляпе ходил. А я в пиджаке, да волосы длинные, да ещё в шляпе.
Однажды ко мне родственники из Сибири приехали, и мы решили на ВДНХ сходить. Многие там на нас смотрели и удивлялись: попы на вылазке – длинные волосы да ещё шляпа. Матушке моей это очень не понравилось, и она на меня сильно восстала, и целый вечер мы ругались. Эта шляпа была камнем преткновения.
И вот как-то я отправился к отцу Павлу: у меня много вопросов было. Приехал. Отец Павел выходит из своей кельи: короткие шаровары, ноги босиком, волосы распущены. Говорит:
— О, Толянко, в параличной шляпе идёт.
Я говорю:
— Батюшко, дак новая.
— Дак сам вижу.
Он снял с меня шляпу и на кол повесил. Так она три года ворон отгоняла. Приехал я домой — и никакой атомной войны.
Разругались второй раз. Пошла тогда матушка моя к отцу Павлу жаловаться уже на меня. Вот он её встретил и говорит:
— Галькя!
— Чего, батюшко?
— Денисовых-то много?
— Много.
— Так тебе самый лучший достался!
— И верно, батюшко.
И по сей день живём вместе, уже 24 года, по молитвам отца Павла.
***
В 1985 году я окончил семинарию, и владыка Ярославский и Ростовский Платон отправил меня в самый глухой приход.
Когда мы с матушкой первый раз туда поехали, это было ужасно. Какое-то Пошехонье, да ещё 50 километров, полное бездорожье. А матушка перед тем, как ехать, купила новые босоножки. Вот идём, босоножки на втором километре сгорели полностью. Уже ропщем: зачем так далеко церковь построили!
Пришли туда, а там всего 10—20 старух. Они и говорят:
— Да нам вроде и священника-то не надо. Мы тут все уже умираем. Понамрут-понамрут, батюшка приедет соседний, отпоёт, и опять мы так живём. Как вы будете здесь жить? Умрёте с голоду, да и всё. Дорог нету, магазина нету, медицины нету. Давайте-давайте отсюда. Мы вас чайком попоим, да и милости просим: езжайте.
И вот мы снова пешочком обратно. Поехали с Галей к отцу Павлу.
— Батюшко, так-то, так-то, нас отправили в такое село.
А он и говорит:
— Толькя, был бы я архиерей, дальше бы направил. Да там так хорошо!
Свечек нам надавал да проводил. Мы и пошли с Галей.
Приезжаем обратно. А там совершенно другая атмосфера. Вот, кажется, было чёрное, когда уезжали, приехали — а всё белое. Все рады, всё нормально, и 15 лет мы отслужили на том месте.
Когда прослужили мы там год, поехали с Галей к отцу Павлу. А к нему приезжаешь — как к себе домой. Не то что «извините» да «простите». Отец Павел скажет: «Чего расселся, иди хлеб режь. Что ты там, иди картошку почисть». Именно как домой пришёл.
Я только дверь открываю:
— Батюшка, благослови!
А он:
— Иди за водой сходи, благослови-благослови… Галькя, заходи сюда!
Я за водой побежал, а он Гале-то и говорит:
— Галькя!
Она говорит:
— Чего, батюшка?
— Да я вот чего думаю. Чего вы там в глухой деревне сидите? Я с владыкой переговорю, вас, может, и переведут.
— Батюшка, а нам понравилось. Мне кажется, и не надо никуда. Я думаю, чего в городе делать? В деревне то ли дело.
Вот так он проверил нас.
***
Приезжали мы к отцу Павлу в Верхне-Никульское два раза в год обязательно: 24 июня на празднование в честь иконы Божией Матери «Достойно Есть» и 19 ноября на день Ангела. Много нас собиралось, человек 30 или 40: и московские батюшки, и тверские, и ярославские. А у батюшки проповедь была всегда на злобу дня, и всегда простыми словами. Ведь если батюшка начнет сыпать богословскими терминами — трансцендентность, имманентность, — старухи же ничего не поймут. А он выходил на амвон: митра, может быть, кривенькая, из-под подрясника валенки починенные торчат — и говорил:
— Дорогие мои старухи! Верно, Марья?
А она из угла отвечает:
— Верно, верно, батюшко!
— Вот сидят на пенсии. Морду нажрала, как решето, — обленилася. Тебе не надо — людям надо. Спаси, Господи, праведников шоферов. Мы поедем в центр: постоять немного, дак заорем да зашипим, что не уступили место. Ух, негодные старухи! А пойдем в магазин, начнём хлеб-то выбирать да вилкой щупать: ой, этот твёрдый. Взять за ухо да отвести домой: пеки сама! Муки дают — лень пекти. Во как обленилися!
И ещё говорил в проповеди:
— Один раз намедни меня пригласил Васькя потолок покрасить. «Отец Павел, пойдём потолок покрасим». Ну, что ж, Пасха на носу, надо помочь. Пришёл. Открыли форточку, чтоб не угореть. Залетел воробей и под нашим носом вертится. Выглянули в окошко, а из подоконника-то гнездышко с птенчиком-то и выпало нечаянно. А воробей-то, превозмогая воробьиный страх, летит к человеку, чтобы он ему помог. Каково ему жалко птенцов-то! А вы, бабы? Почувствуете в брюхе — куда бежите? Да за это убийство — аборт-то — и вы будете отвечать перед Богом по всей строгости, и муж ваш…
***
Помню, отец владыка Платон приехал на праздник «Достойно есть». Начали ему многолетие петь, а он едва слёзы сдерживает. Отец Павел увидел, что тяжело ему, и стал шутить:
— Ох, как зареву! Как сейчас зареву!
Потом говорит:
— Владыко, да хватит, останови их. Что ж они поют: «многая лета» да «многая лета» — так и не умрёшь!
Антон ПОСПЕЛОВ