Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

ВЕТЕР РАДОСТИ. ПРИЗРАК ЗВЕЗДЫ ПОЛЫНЬ

Настоятель храма Рождества Иоанна Предтечи в Юкках протоиерей Григорий Григорьев — доктор богословия и доктор медицинских наук, писатель — стал участником уникального общественно-отраслевого проекта «Книжный Поезд-2025», в котором принимают участие более 50 писателей. Поезд стартовал 13 марта 2025 года с Витебского вокзала Санкт-Петербурга в Минск, Москву, Нижний Новгород, Казань, Ульяновск и Волгоград. И в каждом городе пройдут духовно-патриотические встречи «Час мужества в жизни человека», во время которых о.Григорий расскажет о своей новой книге «Ветер Радости. Призрак звезды Полынь».

Книга эта о Тихоокеанском флоте, о Дальнем Востоке. Невероятные и подлинные истории из жизни юного военврача дизельной субмарины Григория Григорьева рассказывают о становлении характера, взрослении души. Есть в книге и таинственные острова, и туманные заливы. И есть в ней настоящие герои, которые защищали восточные рубежи Родины во время войн и в мирное время. Попадали в аварии, тонули, исчезали где-то там, в огромном Тихом океане… Но верили в себя, в Родину и не теряли мужества и надежды.

Слово протоиерею Григорию ГРИГОРЬЕВУ:

— Эта книга — четвёртая из литературно-художественного цикла «Ветер Радости». Первая книга — «Городокское приволье», вторая — «Что приносят нам сны», третья — «Три дня в лунном свете». В свою новую книгу «Ветер Радости. Призрак звезды Полынь» я включил письма отца, которые он почти ежедневно писал мне, когда я служил врачом подлодки на Тихоокеанском флоте. Эти письма были и огромной душевной поддержкой, и моей литературной школой. Ведь мой отец Игорь Григорьев (1923—1996) всю жизнь служил Родине. Как воин — во время Великой Отечественной. И как поэт — в мирное время. И тогда его оружием было слово. Он был уверен: литература не шутка. «Литература, — писал отец, — одно из наиболее беспощадных, могучих и прекрасных свойств и средств защиты жизни, человечности, сохранения души, вмешательства во все поры существования и бытия». Но только в том случае, если мы, служители слова, до предела честны перед Богом, перед людьми и перед самими собой.

Наш Книжный поезд пройдёт по землям, которые помнят безумие войны, ужас разрушения и распад человечности. По землям, которые знают, через какие семена вновь прорастает и возрождается жизнь. И дай нам Бог, встречаясь с разными людьми, обрести те узы любви, которые, как писал мой отец, свяжут всех «единой незримой и неразрывной цепью, именуемой Жизнь. А звенья в этой цепи — Вера, Россия, Доброта, Любовь, Труд, Сознание ответственности за всё, что было, есть и будет, Русский неукротимый Дух».

Сегодня мы публикуем два рассказа из книги о.Григория.

ЖИВОТВОРЯЩИЙ КРЕСТ

Наша лодка вернулась в Малый Улисс и теперь усиленными темпами готовилась к автономке. Мы уже прошли размагничивание и отлично отстрелялись торпедами по мишеням. Оставалось последнее испытание — погружение на предельную глубину, 150 метров. В назначенный район корабль шёл в надводном положении со скоростью двенадцать узлов. Залив был спокойный, качка практически стихла. После обеда командир Бубон с комбригом Шороховым остались в кают-компании, мы же расползлись по койкам и залегли на адмиральский час.

Сквозь приоткрытую дверь моей каюты я хорошо слышал их негромкий разговор.

— Николай Михайлович, — спрашивал комбриг, — скажи честно, на какую глубину погружалась твоя лодка? Максимально?

— На 60 метров, Геннадий Григорьевич.

— А за сотню выдержит?

— Должна выдержать, товарищ комбриг. Ведь мы только что с завода, и корабль технически исправен. Только старый больно.

— В таком случае… Да поможет нам Нептун!

Мне не очень-то понравился их диалог, но моё мнение мало кого интересовало, так что и впрямь оставалось уповать на Нептуна…

† † †

— Срочное погружение! — прогремело по каштану.

Но погружались в этот раз мы как никогда осторожно: каждые 20 метров останавливались и осматривались в отсеках. И так с грехом пополам достигли сотни. Выключили двигатели и зависли над бездной…

Никаких посторонних звуков. Всё тихо. Всё спокойно.

— Товарищ комбриг, прошу разрешения провести летучку!

— Проводи, Николай Михайлович!

Когда командиры отсеков собрались в кают-компании, Бубон спросил:

— Следует ли продолжать погружение? Какие будут мнения?

— Лично мне как-то не по себе, товарищ командир, — ответил механик Бычков. — Мы же не на испытательном полигоне. Лодка немолодая, давным-давно не уходила за сотню.

— И никто точно не знает, как отреагирует на глубину прочный корпус.

— До сотни погрузились — и хватит.

— Пока всё штатно, лучше всплыть от греха подальше! — высказались командиры боевых частей.

— А я считаю, что можно уйти и поглубже! — возразил старпом.

— А на сколько именно поглубже, Николай Павлович? — уточнил командир.

— Думаю, ещё метров на 20—30…

— А вы что думаете? — обратился Бубон к младшим офицерам.

— Да-а-а, можно рискнуть…

— Рискнём!

— Металл выдержит!

— Прочный корпус в порядке!

— Пройдём ещё двадцатку — и наверх!

— Доктор, а вы что скажете? — ясны Бубоновы очи прошили меня рентгеновскими лучами.

— Думаю-ю-ю… Думаю, самое время дать заднего, товарищ командир!

— Что, дрейфишь, док? — хмыкнул старпом.

— Да нет, Николай Палыч! Просто на душе как-то муторно…

— А я думаю, дрейфишь! — прицепился Сухариков.

И чтобы о него отвязаться, я кивнул.

— Если вам угодно, товарищ старший помощник, чуток поддрейфливаю. Но самую малость!

— Тогда решение следующее, — подытожил Бубон, — погружаемся ещё на 20, минутная остановка — и срочное всплытие. На 150 не полезем! Прошу разрешения, товарищ комбриг!

— Погружайтесь, Николай Михайлович!

— Переходим в центральный и погружаемся на 20.

— Командирам отсеков — занять свои места! — скомандовал старпом. — Соблюдать режим полной тишины!

— Слушать в отсеках! — добавил командир. — Слушать во все уши… Доктор, ты помнишь, что старший по второму?

— Конечно, помню, Николай Михайлович! Как же я могу забыть свой родной отсек!

— Ну тогда задраивайтесь изнутри, а мы задраим вас снаружи. Сверим часы…

— Погружение — 120! — скомандовал каштан.

Я подозвал химика-санинструктора Сусликова по кличке Суслик: — Вася, пусть все наши приготовят идашки!

Прошла ещё минута. Субмарина со скрежетом втискивалась в глубину…

— Сто пять. Сто десять. — Метроном отсчитывал каштан. — Сто пятнадцать. Сто двадцать!

Лодка замерла…

— Доложить обстановку!

— Первый отсек — замечаний нет.

— Второй — замечаний нет.

— Третий… четвёртый… пятый… шестой… седьмой…

— Всё в порядке, товарищ комбриг. Прошу добро на всплытие!

— С Богом, Николай Михайлович!

И тут над моей головой раздался оглушительный хлопок. Плотная струя забортной воды под давлением 12 атмосфер с оглушительным свистом ворвалась в наш отсек.

— Во втором течь по левому борту! — заорал я в каштан. — Вода затапливает аккумуляторную яму! Слышу запах хлора! — И, обернувшись к матросам, прохрипел: — Надеть дыхательные аппараты!

— Что? Тонем? — раздался в каштане до жути спокойный голос комбрига.

Вода стремительно заливала отсек. Оцепенев, я наблюдал, как быстро поднимается её уровень. До колен… До пояса… По шею… Выше… Выше… Ещё немного — и… Мы знаками попрощались друг с другом… И время остановилось………

Чёрным метеоритом вылетела из кипящей бездны субмарина. Будем жить! — в унисон застучали наши сердца………

— Запомните этот день, Григорий Игоревич, — 27 сентября 1980 года, — сказал Бубон. — Теперь это наш общий день рождения.

— Запомню, товарищ командир! Ровно год назад… Мне приснился Иерусалим!

— Иерусалим?

— Да, Иерусалим. А потом уборщица медсанчасти сказала…

— Какой медсанчасти?

— В Малом Улиссе…

— И что же она сказала?

— Она сказала, что 27 сентября в Церкви большой праздник.

— В Церкви?

— Да, в Церкви. Там воздвигают — Животворящий Крест…

КУРС НА СОБАЧИЙ ЛАЙ

«Фокстрот» буравил морскую пучину на глубине 60 метров со скоростью 15 узлов в час… Командир влетел в секретку, сорвал печати, вскрыл пакет и впился глазами в приказ.

— Фу ты! Прямо пальцем в небо попали! — облегчённо выдохнул Костров. — Ведь вышли точнёхонько в заданный район! — Он сделал три фокстротных па и пропел на мотив «Рио-Риты»: — Все при-вык-ли мы к по-ряд-ку, щас всплывём на под-за-ряд-ку! — И скомандовал: — Срочное всплытие!

Когда подлодка, точно бешеный кашалот, на полном ходу выскакивает из-под воды, из-за резкого перепада давления заклинивает ручку верхнего рубочного люка. И тогда её невозможно открыть без рычага. Для того чтобы преодолеть эту конструктивную недоработку, на металлической площадке под люком всегда наготове аварийный ломик. Тот, кто первым поднимается к люку, должен поддеть ломиком капризную ручку, сорвать её с мёртвой точки и откинуть крышку вверх. После чего ломик возвращается на своё штатное место.

В тот день по роковому стечению обстоятельств первым до ломика добрался бывший карась Прыгунков. Он играючи открыл люк и, выпендриваясь, стал жонглировать тяжёлой железякой. Но ломик выскользнул из его мокрых пальцев, улетел в недра субмарины и пронзил трубу маслопровода. Масло вытекло — и вся гидравлика вышла из строя.

Гидравлика обеспечивает механизм управления рулями. Для поворота влево и вправо используется вертикальный руль. Для всплытия и погружения — горизонтальные рули. При отказе гидравлики рули заклинивает в том положении, в котором они находились в момент аварии. Так что ни всплыть, ни погрузиться! Ни влево, ни вправо не повернуть! А корабль без рулей — что щепка в бурной реке! Не-уп-рав-ля-ем!!!

Для подобного случая на подлодках 641-го проекта на корме по двум бортам предусмотрены два устройства ручного проворачивания рулей. Они похожи на громадные колодезные вороты с металлическими барабанами. На эти барабаны намотана толстая цепь. Но чтобы сдвинуть с места одну такую ручку, требуется мышечная сила дюжины дюжих матросов.

Пока мы находились в надводном положении, дизели работали на холостых оборотах, заряжая батареи. Все, кто был свободен от вахты, поднялись на палубу.

Тем временем ветер резко усилился и развернулся в сторону Японии. А вскоре и вообще разыгрался настоящий шторм. Наш неуправляемый корабль с полным боекомплектом и спецвооружением на борту, без габаритных огней и опо­знавательных знаков, на крыльях эвра несло к Стране восходящего солнца. По-видимому, этот ветер, прилетевший с советского запада, решил показать кузькину мать гордым самураям, ра­зинувшим пасть на давно уже наши Курилы.

Весь личный состав в ту ночь был отмобилизован для проворачивания рулей. Штурман Звездилин занял своё место в боевой рубке и ждал указаний командира.

— Дмитрий Иванович, обратился к нему Костров, — ты можешь проложить курс по звёздам?

— Мочь-то могу… Только тучи густые больно… И бегут они как с цепи сорвавшись.

— Но есть же между ними хоть какие-то разрывы? Неужели в просветах не видно звёзд?

— Есть-то есть… Только мелькают эти звёзды как сумасшедшие, — не понять, из каких созвездий!

— Ну тогда иди по компа€су! И корректируй курс по западному ветру. Других вариантов у нас нет!

— Ёксель-моксель! Если идти по компасу и ветру, промахнёшься на полста миль! Врёт этот компас как сивый мерин! Да и ветер гуляет из стороны в сторону…

Но как бы ни ворчал штурман Звездилин, в ту ночь он виртуозно справился с поставленной задачей. Возможно, от блестящих знаний… А возможно, от сильного стресса…

Он чётко и своевременно подавал команды матросам:

— Три оборота ворота — вправо!.. Два — влево!..

И рулевые не подвели! Не щадя живота своего, накручивали они цепи на барабаны… Аж до самого Владивостока!

Когда против всех правил судоходства мы наконец-то вошли в залив Петра Великого, ветер неожиданно стих — и наступил полный штиль. Владивосток скрылся за непроглядной пеленой тумана. Плавание без навигационных приборов в таких метеоусловиях было самоубийством. И пришлось встать на якорь.

— Что думаешь, Алексей Владимирович? — спросил комбриг командира.

— Даже не знаю, Владимир Алексеевич! О нашем возвращении на базу командование не знает — мы сейчас для них как НЛО. К тому же в таком тумане легко столкнуться с другим кораблём.

— Но ведь мы почти у цели! И стоять на якоре тоже опасно. Ну не ложиться же нам на грунт!

— Да-а… — согласился командир. — Хоть на месте стоять, хоть вперёд прорываться… Любой манёвр может стать последним!

— Но ведь у нас есть сирена! — вспомнил комбриг.

— Была… Да тоже сгорела.

— Ясно. Но ведь в старину как-то пробивались сквозь туман?

— Да по-разному пробивались… — задумался Звездилин. — Англичане, например, свиней с собой возили. И за хвост дёргали!..

— Во время войны могли бы рискнуть и пойти на удачу. Но погибать в мирное время как-то не хочется…

— А если всё же война? — прищурился на Кострова комбриг. — Какое тогда будет ваше решение, товарищ капитан второго ранга?

— Есть решение, товарищ капитан первого ранга! — И Костров скомандовал: — Боевая тревога!

— Задраить отсеки! Закрыть верхний рубочный люк! — объявили по каштану.

— Курс по компасу на Малый Улисс! По местам стоять! С якоря сниматься! Всем на палубе соблюдать режим полной тишины! Слушать во все уши! Надеть спасательные жилеты! И в случае чего — сигайте за борт! — И вполголоса добавил: — Самый малый вперёд!

Но едва мы снялись с якоря, как где-то на берегу раздался собачий лай. Плотность воздуха многократно усиливала лай, и оттого казалось, что берег совсем рядом.

— Это же собаки на Голдо€бине брешут! — расплылся в улыбке штурман.

Моряки приветствовали утреннюю собачью перекличку троекратным «ура!» А повеселевший Костров приобнял Звездилина:

— Штурман, родной, — курс на собачий лай!..