Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

…В месте светле, в месте злачне, в месте покойне…

ХРИСТИАНИН ОБЯЗАН БЫТЬ СВОБОДНЫМ

Скончался Валерий Михайлович Ивченко — выдающийся русский актёр, игравший в прославленном БДТ, создатель таких незабываемых ролей, как Борис Годунов в одноименной пушкинской трагедии, старик Сантьяго в хемингуэевском «Старике и море», Филипп II в шиллеровском «Доне Карлосе»…

Я дважды брал у него интервью и бережно храню память об этом православном глубоко верующем, глубоко понимающем православие человеке.

Помню, как встречался с ним во второй раз. Он вышел ко мне весь гордо-напряжённый, высокомерный, ещё более, чем обычно, похожий на озирающего просторы орла. Я удивился: в прошлую нашу встречу он был вовсе лишён всякого пафоса — простой, доброжелательный, очень умный человек. А сейчас… Заметив моё недоумение, он кратко пояснил:

— Я только что с репетиции. Играю одного испанского вельможу. Это такой интересный образ…

И начал увлечённо рассказывать мне о своей трактовке этого образа. «Понятно, — решил я. — Ещё не отошёл от игры». А он, словно желая скорее вернуться к своему герою, вновь гордо выпрямил спину:

— Идёмте!

И повёл меня к своей грим-уборной какими-то коридорами, переходами… И вдруг мы вышли на открытое пространство. Я огляделся: справа от меня ряды кресел, слева — чёрные занавеси. Гос­поди, да мы на сцене!.. На той самой сцене! На сцене БДТ!

У меня даже ноги задрожали.

А Валерий Михайлович всё той же поступью испанского гранда пересёк сцену — вроде бы совершенно бесстрастно, и всё-таки украдкой посматривая на меня: оценю ли я по достоинству тот сюрприз, который он мне устроил, — позволил простому смертному пройтись по священным доскам товстоноговской сцены?

…Я не раз говорил с артистами верующими, с артистами, как минимум не отрекающимися от православия, но никто из них не погружался глубоко в православное богословие, никто свою веру не изучал, не отдавал себе отчёта, во что он верит. В искренности их веры я не сомневаюсь, — но зачем актёру быть богословом?..

А Валерий Михайлович Ивченко пора­зил меня именно глубиной своего православия. Во всём его облике было что-то пронзительное, он весь светился стремлением постигнуть мир до дна, и понятно было, что этот человек, однажды уверовав, не остановится, пока не поймёт до конца, что есть вера Христова.

Я думаю, что лучшими поминками по рабу Божию Валерию в нашей газете будет вот что: мы просто напомним читателю некоторые мысли из его интервью, данных им для «Православного Санкт—Петербурга». Перечитайте их — уверен, что вы получите немалую духовную пользу.

†††

Я, в сущности, не против воспроизведения на экране евангельских событий… Я в свое время с удовольствием посмотрел фильм Франко Дзеффирелли: замечательная, очень талантливая попытка передать евангельское слово средствами кинематографа. Мне особенно понравилось, что режиссер не пытался самовыразиться, а честно передавал то, о чем рассказывали евангелисты. Не надо слишком обольщаться: при переносе текста на экран искажения неизбежны; и более того — это ведь не механический процесс, — художник создаёт собственное произведение, и личность автора непременно накладывается на то, что он творит. Так что со­здать фильм, полностью повторяющий Евангелие, всё равно не получится. Тут важно другое: важно знать, с чем художник подходит к своему творению, — верующий человек наполнит его своей верой, своим благоговением, а неверующий — самолюбованием, умилением собственным умом, собственными «трактовками».

†††

Я считаю, что человек не то чтобы не должен играть Бога, — он просто не может этого сделать. Это в принципе невозможно. Бог непостижим, в том числе и для художника, для артиста. Как сыграть то, чего не можешь постигнуть и в малой степени? Но вот попытаться своей игрой рассказать о Боге… Думаю, что это было бы правомерно… Это, конечно, невероятно трудно и ответственно, но опять-таки всё зависит от того, с чем пришёл художник к своей задаче. Нужно ставить перед собой цель послужить Господу, а не самовыразиться.

†††

Верующему должно быть отчётливо видно, что от Бога, а что от лукавого. Как говорил свт. Игнатий Брянчанинов, если на сердце тишина, мир — значит, там Бог. Если бушуют страсти, возмущения, переживания — значит, не обошлось без нечистого вмешательства.

†††

Когда Владимир Бортко предложил мне сыграть Левия Матфея в «Мастере и Маргарите», я отказался… Я не склонен осуждать Булгакова, он необычайно талантлив, но тут та же история: с одной стороны, художественное произведение не может быть бесстрастным, а с другой — если ведущей страстью становятся неприязнь и обида, то искажается картина мира. Этот роман — страстный, болезненный, очень личный. Я не готов участвовать в его экранизации.

†††

Конечно, пребывание на Афоне — это глубочайшее потрясение. Вставать ночью, идти под огромным звёздным небом в храм на молитву, всей кожей чувствовать, что вот — грешный мир спит, а монахи в ночи молятся за него… Это духовный заряд на долгие годы. Хотя, с другой стороны, это и серьёзное испытание для неокрепшей души. Многих после такого путешествия распирает гордыня: «Я был там! Я не чета прочим!» Никогда бы не подумал, что это и меня коснётся, но — увы…

†††

Я решил, что актёрство — это грех и нужно его непременно оставить. Всё же что-то в душе сопротивлялось такому решению, и я отправился к отцу Николаю Гурьянову за советом. Батюшка меня сразу поразил уже одним своим видом: такой тихий, светящийся… Эти глаза его — мудрые, прозорливые, и главное — сострадающие… Трудно мне рассказать о том впечатлении, которое он тогда на меня произвёл: словами тут ничего не скажешь… Я увидел — ощутил — вдохнул всей грудью дух той самой любви, которою Бог любит людей. Прежде мне такого не доводилось ощущать. Я задал старцу свой вопрос, он подумал и сказал, чтобы я театра не оставлял. И благословил меня. Тут же рядом стояла одна матушка. Она, услышав мой вопрос, громогласно возмутилась: «Играть?! В театре?! Да разве ты не православный?! Да как такое и помыслить возможно?!» Старец, услышав это, вздрогнул, потом ужасно огорчился, покачал головой и принялся извиняться: «Ох, простите вы меня, простите!» -…> Для меня этот случай многое открыл. Во-первых, я получил разрешение своих сомнений, а во-вторых, понял вот что: ведь та матушка, которая возмущалась театром и актёрами, была, по сути, права. Она говорила правду, но правда её была без любви. А без любви — вот что важно! — самое истинное утвер­ждение перестаёт быть правдой. Старец же, одушевлённый любовью, смотрел глубже. Он понял, как поверхностны мои сомнения, как они не выстраданы, незрелы. Допустим, он запретил бы мне играть. А послушался бы я его? Как знать! Не исключено, что нет, что в последний момент не нашёл бы в себе таких сил и преступил бы заповедь послушания. Нет, нужно, чтобы я прошёл свой путь до конца, чтобы на этом, а не на каком ином пути, служил Богу, поднимался к Царствию Небесному.

†††

Духовник — это дар Божий. Это надо заслужить. А с другой стороны, — по себе знаю — мы ищем такого духовника, который был бы удобен нам, чтобы «не докучал моралью строгой», чтобы «слегка за шалости бранил», — этакого психоаналитика в рясе. А как только на исповеди батюшка начинает нас поучать, так тут же всё в наших душах восстаёт. Иметь духовника — это сложно. До этого нужно дорасти.

†††

Хемингуэй — это прежде всего писатель, обладавший огромным талантом, даром Божиим. А нередко случается такое, что дар Божий становится более значительным, чем его обладатель. Так и роман «Старик и море»: это творение, которое больше своего творца. Сам того не предполагая, Хемингуэй написал почти библейскую историю о том, как очень сильный, гордый человек вступает в единоборство — можно сказать, с Богом. Да, потому что и безбрежный океан, и огромная рыба, пойманная стариком, и акулы, которые съели эту рыбу, —
все эти могучие стихии действуют в книге как десница Божия, а старик Сантьяго противостоит ей. В этой борьбе человек терпит сокрушительное поражение, теряет всё, чего он достиг благодаря своей силе. И тут-то происходит удивительная вещь: катастрофа, пережитая стариком, принимается им как награда. В своём поражении Сантьяго обретает силу веры, новый свет для души, чувствует прикосновение Божие — то, вероятно, что чувствовал Иов на гноище или Иона во чреве китове.

†††

Пусть Библия остаётся Библией, а возможности театральной проповеди обильно присутствуют в русской классике. Чехов, например, — это просто сокровищница православной мудрости. Вспомните его знаменитое высказывание: «В человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». Посмотрите, как оно перекликается со словами Господними: «…будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф.5,48).

†††

Актёр всегда срастается со своим героем — взаимопроникновение тут очень глубокое. Когда я готовил моноспектакль по Достоевскому «Великий Инквизитор», я был на грани нервного срыва. Но я взял на себя этот труд, потому что, рассказывая о Великом Инквизиторе, Достоевский от противного доказывает нам Божественное величие Христовой веры. Помните, например, какой упрёк Инквизитор бросает Спасителю: «Ты возжелал свободной любви человека… свободным сердцем должен был человек решать впредь сам, что добро и что зло, имея лишь в руководстве Твой образ пред собою…» Инквизитор обвиняет Христа, но в сущности он говорит правду: христианин обязан быть свободным и самостоятельным, чтобы каждую минуту свободно выбирать между добром и злом! Именно поэтому верить так трудно.

†††

Я понимаю теперь, почему о.Николай Гурьянов говорил мне: «Какие вы счастливые, что в Бога веруете!» И ещё я понял, что недостоин этой милости Божией. Порою просто чувствуешь неловкость, говоря: «Я — верующий!» — это такое огромное понятие, вера, что стыдно применять его к своей грешной душе… Но тем не менее иметь веру — это счастье, это милость Божия. И, осознав это, нужно делать следующий шаг: «…зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме» (Мф.5,15). Надо свидетельствовать.

предыдущая    следующая