Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

Люди Твоя, Господи

«ПРЕВОЗНЕСЁШЬСЯ СВОИМ ТАЛАНТОМ»»

В этом году 3 октября исполнилось 150 лет со дня рождения Ивана Сергеевича Шмелёва (1873—1950) — русского писателя, публициста, православного мыслителя, чья судьба похожа на судьбу земли, на которой он родился. «Самым русским писателем» считали его И.А.Бунин и К.Д.Бальмонт. В 1895 году, совершая путешествие на Валаам, он заехал в Троице-Сергиеву Лавру и принял из рук известного подвижника преподобного Варнавы Гефсиманского благословение на занятие литературой. «Превознесёшься своим талантом» — таков был ответ старца молодому человеку, только начинавшему свой путь в литературе.

В 70-х годах XIX столетия в Москве, под самым её сердцем, напротив Кремля, в Замоскворечье, проходило детство большого русского писателя Ивана Сергеевича Шмелёва. Он родился в доме, построенном его прадедом, неподалёку от Калужской заставы. Среда, в которой он рос, не отличалась образованностью. Отец Шмелёва, московский подрядчик, был типичным представителем купечества. Тем не менее у него заметна тяга к прекрасному, и в своих малых масштабах отец Шмелёва занимается меценатством.

В 1911 году Иван Шмелёв публикует в детском петербургском журнале «Родник» свой рассказ «Рваный барин». Сохранилась его переписка с издательницей этого журнала, Н.А.Альмединген. В одном из писем к ней Шмелёв высказал свои взгляды на детскую литературу и пояснил, чего он сам добивается в своих произведениях для детей. Маленький человек, только вступающий в мир взрослых, должен узнать из книг о своём народе, о его укладе, о том, что «и в простых сердцах, и в бедных людях заложены великие возможности». Для Шмелёва литература призвана не развлекать читателя, а показывать ему цели, которым следует служить. Это и есть национальная литература.

Неоднократно в письмах друзьям уже в эмиграции Иван Сергеевич будет повторять свои мысли из письма к Альмединген о целях, которые писатели обязаны указывать молодежи: «Страшна теперешняя оторванность молодежи от заветов, которые были дороги и дороги лучшим представителям литературы и жизни. Страшны безразличие и лёгкость отношений к текущей жизни, нарастающий эгоцентризм, «переживания» личные, — отсюда пустота, голость, одиночество, отчаяние, отсутствие Бога Жива, погоня за мимолётностью, лёгкий расчет с жизнью. Как будто пали знамёна светлые и осталась молодёжь на мели, со своими неясными переживаниями. И, чуя одиночество и пустоту, покупает морфий и говорит: надоело, жизнь бесцельна. С этим надо бороться, и кажется мне, что здоровое в литературе, также в юношеской, что будет звать к жизни реальной и близкой, может бороться с этим».

Эмиграция заставила Шмелёва иначе взглянуть на свои сочинения. В ряде рассказов, в повестях и романах, со­зданных писателем за границей, несправедливость и страдания рассматриваются с религиозной точки зрения — как следствие человеческой греховности, или, говоря словами Ф.М.Достоевского, борьба между классами лишь следствие борьбы, совершаемой в сердце человеческом, где Бог борется с дьяволом.

Сердце простого народа Шмелёв открыл очень рано на дворе своего отца, подряжавшего на разные работы крестьян из ближних губерний, поэтому многие рассказы о народе носят у него характер воспоминаний. Такова его «Русская песня», в которой двое мальчишек, один из которых — будущий писатель Шмелёв, подшутили над маляром, вымазали его краской, пока тот спал. Простой русский человек, душевный, незлобивый, отнёсся к шалунам с лаской и пониманием…

Л. Суровова (с сокр.)

Шмелёв эмигрировал во Францию в 1922 году, после того как большевистские власти в Крыму расстреляли его сына — белогвардейского офицера. 24 июня 1950 года Иван Сергеевич переехал в обитель Покрова Пресвятой Богородицы в Бюси-ан-От в 140 километрах от Парижа. В тот же день сердечный приступ оборвал его жизнь… Почти 50 лет его прах покоился на православном кладбище Сент-Женевьев-де-Буа недалеко от Парижа. Но Шмелёв всегда мечтал вернуться в Россию. И через 50 лет после смерти из Парижа прах писателя перевезли в Россию и захоронили на кладбище Донского монастыря в Москве.

Сегодня мы публикуем его короткий рассказ «Яичко», в котором видна его тоска по утраченной Родине.

ЯИЧКО

Весна. А где же воздух, наш весенний воздух, снег плывучий, крик петухов разливный, журчливые канавки под ледком, поутру? Где радость, заливающая сердце, — радость ни с чего как будто?.. И в щебетанье воробьёв в пустых деревьях, в блеске засочневших почек, и в блеске первых камушков на мостовой, и в первых лужах, и в будто потеплевшем звоне, тающем, весеннем.

Каштаны в «свечках» не заменят мне пушистой вербы, берёзки вольной, хлестающей по ветру. Жёсткие деревья плачут сажей. Весна? В дожде — как осень. Нет пробужденья, нет улыбки ясной, как у нас, —

Улыбкой ясною природа
Сквозь сон встречает утро года.

Ищу чего-то. Земля — чужая, небо — и оно другое. Или мои глаза — другие?..

Из глубины душевной, где тени прошлого, я вызываю моё небо. Светлое, голубоватое, как полог над моей кроваткой, всегда в сиянье. Белых ли голубей в нём крылья, кресты ли колоколен в блеске… или это снежок сквозистый, облачка?.. Оно вливается потоком в окна, крепким, свежим, всё заливает новым, даже глухие сени, где еще хмурый холодок зимы, где ещё пахнет звёздными ночами, мёрзлым треском.

Моё родное, моё живое небо.

В витринах — груды яиц из шоколада, тёмных. Грузные они, повязанные лентами, немые. За окнами бистро, на стойках, залитых вином, я вижу розовые яйца в вазах. Чего-то отзвук? Позабыто.

Далёкое моё, в осколках.

Свежий запах — будто сырой бумагой, шуршанье серенького платья няни. Праздничное, ещё не мытое, оно трёт щёки. Воздух со двора, чудесный, свежий, перезвон весёлый. Полог моей кроватки дрожит, отходит, и голубое небо смотрит в блеске. И в нём — яичко, на золотом колечке, на красной ленточке, живое!..

Сахарное яичко. Здесь оно, со мной. Не потускнело, не побилось, на золотом колечке, в сердце… Прозрачно-серенькое, как снежок сквозистый.

Уходит праздник. Весна проходит, лето. Приходят ночи в бурях; хлещет в окна. Вот-вот погаснет огонёк лампадки, и мои глаза, испуганные чёрной ночью, ищут… Где яичко?.. Вон оно, святое, у киота. И мне не страшно. Свет от него, и ангел ласково глядит мне в сердце.

В детстве, когда бывало горе, я приходил к киоту и смотрел.

За голубым и розовым бессмертником, в комочке моха, в глубине за стёклышком, я видел: светозарный, с блистающей хоругвью, воскресал Христос из Гроба. Я всматривался в эту панорамку до счастливых слёз — и заливало светом.

Помню, говорила няня:

— В стёклышко-то гляди, да хорошенько… и увидишь.

— А чего, няня?

— Ангелочка. До-лго гляди, вот и увидишь живого ангелочка.

Я глядел долго-долго. В глазах мерцало, цветочки оживали, и в глубине, за ними…

— Вижу… живого ангелочка вижу!..

В горькие минуты я приходил к киоту — и смотрел.

Чудесное моё, далёкое.

Иван ШМЕЛЁВ, 1929