Газета основана в апреле
1993 года по благословению
Высокопреосвященнейшего
Митрополита
Иоанна (Снычёва)
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть»|
|
Газета основана в апреле |
|||
| НАШИ ИЗДАНИЯ |
«Православный
Санкт-Петербург»
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть» |
|||
Блокада Ленинграда немецкими войсками длилась с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944го. Погибли 641 000 жителей города. Сейчас в СПб проживают 300 000 ветеранов Великой Отечественной войны, 36 000 из них награждены медалями «За оборону Ленинграда», 155 000 — знаком «Жителю блокадного Ленинграда». Кто-то не имеет никаких наград… Но все они совершили подвиг — выжили!
ЧТО НЕВОЗМОЖНО ЛЮДЯМ, ВОЗМОЖНО БОГУ
Недалеко от дома, где я прожила свои первые двадцать лет жизни вместе с мамой, на Фонтанке, если идти по чётной стороне к Невскому, к Клодтовым коням, стоит большой дом, занимающий целый квартал, с аркой, внутренним двором, солидный, похожий на большой особняк, а не на доходный дом. Его почему-то называют «Толстовским». Я заметила, что у мамы — Розалии Ивановны Киселёвой, в крещении Анны, — всегда менялось выражение лица, когда мы проходили мимо. Однажды она показала на выведенный наружу водопроводный кран в стене арки и сказала: «Здесь был незамерзающий кран воды в годы блокады». И стала рассказывать…
Блокадной
зимой вода во многие дома поступать перестала. Ходили за водой туда, где ещё не
был повреждён водопровод. Такой кран был в стене арки «Толстовского дома». Его
не закрывали, чтобы не замёрз, и вокруг него при лютой стуже той зимы и огромных
сугробах образовалась воронка с ледяными стенками и студёной натекшей в неё
водой. В тот день была мамина очередь идти за водой. Мама жила с подругой Мотей
(в крещении Матроной). Они обе так решили — жить вместе, всё делать в складчину
и всё делить пополам, чтобы выжить. Взяв санки и бидончик, мама отправилась за
водой. Она стала набирать воду и, наполнив бидончик, поставила уже его на санки,
стоявшие рядом. Но тут от слабости из-за голода её качнуло, она поскользнулась
на заледеневшей кромке и полетела в эту яму-колодец, оказавшись по грудь в
ледяной воде. Край воронки был слишком высок, чтоб дотянуться. Раз за разом она
пыталась выбраться наверх, но срывалась по скользкой стенке вниз. Лютая стужа,
ослабевшая от голода мама по грудь в обжигающей холодной воде и совершенно
гладкие стены ледяной ловушки. Рядом никого нет. А если бы кто-то и был…
Ослабевшие люди боялись прийти на помощь даже просто упавшему на снег человеку,
чтобы не лечь рядом с ним навсегда. Маме было чуть больше тридцати, суженого
забрала война, умереть, не изведав семейного счастья, не дожив до конца войны,
не став матерью, остаться трупом в этой стылой воде… Нет! Она слишком хотела
жить.
«Господи, — пронеслось в голове, — помоги!» Она вдруг увидела вмёрзший в ледяную стенку западни угол парадной двери, когда-то распахнувшейся, да так и замёрзшей и выступающей теперь изо льда на небольшой высоте. Мама нащупала ногами бугорок льда на дне, рукою уперлась в крошечную выемку в ледяной стенке, подтянулась и ухватилась за этот деревянный угол. Вцепившись в него, выползла из ледяной ямы и оказалась наверху.
Сейчас, думая об этом, понимаешь, что всё это было невозможно. Невозможно подтянуться ослабевшими руками, не имея опоры, только упираясь в неглубокую выемку в ледяной стене; невозможно, ухватившись за этот деревянный кусочек двери над головой, вытащить из воды своё тело в намокшей зимней одежде. Но всё это, невозможное для человека, возможно для Бога. Она взяла за верёвочку санки, на которых стоял бидончик с драгоценной водой. Шла, плохо понимая, что делает, но шла домой. Вода, стекая с одежды, превращалась в сосульки, бахромой обрамлявшие подол её негнувшегося, уже обледенелого пальто. Мама дотащила бидон и санки до комнаты, где они жили, увидела лицо Моти и… провалилась в небытие. Очнулась в сухом, под грудой одежды, рядом ярко пылала буржуйка, на которой стояла кастрюлька с кипящей водой, а Мотя пыталась согреть мою маму в своих объятиях.
Конечно, маме самой никогда бы не выбраться из той ледяной ямы. И если бы она жила одна в комнате, а не с верной подругой, то погибла бы без помощи, даже добравшись до дома. А она даже не простудилась. Мама выжила и осталась жить, наверное, ещё и потому, что я тогда у неё ещё не родилась, а она так желала ребёнка. Этот случай — чудо Божьей милости.
ИМЯ АЛЛА
С детства помню эту историю. Бабушка Анна Ивановна Киселёва рассказывала мне её не раз. Говорила, что её дочь Валентина, сестра моего отца, была связной киевского подполья. Бабушка жила тогда в Киеве. Её покойный муж, а мой дед, Николай Киселёв, был чиновником департамента императорских лесов. После его смерти бабушка осталась жить в предоставленной ей департаментом квартире на пенсию, которую ей выплачивали за мужа, так как у неё росли дети, а кормильца не было.
До революции жила с пятью, кажется, или больше детьми безбедно. После революции стало намного труднее. Жильё сократили, но ещё оставались комнаты, и она принимала квартирантов, которые столовались у неё. Этим и жила, поднимая детей. Кто-то из детей был советской властью уничтожен. К началу войны все дети были уже взрослыми. Когда немцы вошли в Киев, Валентина стала связной подполья. А в их квартире поселился немецкий офицер.
Валентина готовилась родить. А потом так с новорождённым ребёнком и выходила на задания и однажды не вернулась домой. Когда немцы были вынуждены покинуть Киев и вошли в него советские войска, к бабушке пришли представители киевского подполья и предложили узнать судьбу дочери. Её провели в здание, где были подвалы гестапо. Там на стене она увидела кровью написанное письмо. Дочь писала: «Мама, я была захвачена с моим новорождённым младенцем на руках. Сначала на моих глазах истерзали моего младенца. Теперь умираю под пытками я. Мама, знай, я не назвала ни одного имени, не выдала ни одного человека. Мама, знай, ни один человек не пострадал по моей вине». Где она была арестована и при каких обстоятельствах, я тогда, в детстве, не догадалась расспросить. Видимо, личность Валентины не была установлена, поэтому про бабушку и внучку Эллочку (старшая дочь Валентины) гестаповцы не узнали. А бабушка узнала всё, когда советским властям передали документы подполья.
Замученного гестаповцами младенца звали Аллой. И когда моя мама, Анна Ивановна Киселёва, ожидала моего рождения, причём она твёрдо знала, что будет девочка, бабушка попросила её, чтобы мне дали имя Алла в память замученной внучки, которой не пришлось пожить на земле. И хотя мама знала, что у меня должно быть другое имя, она не смогла отказать.
Так жила я долгие годы, крещённая именем Алла, но особо благодатные дни, даже с подарками от «судьбы», были у меня почему-то в дни памяти святых Веры, Надежды, Любови и матери их Софии — 30 сентября. А потом произошло следующее. Подошла как-то под благословение к одному прозорливому батюшке, называю имя. А он мне: «Под своим ли именем ходишь?» — «…Это имя моё, дано мне при крещении». — «Своим ли именем ты названа?» И я вспомнила всё — и своё настоящее имя, и почему я ношу имя Алла. Много полезного я узнала тогда. И получила совет: прикровенное имя не называть. Оно когда-нибудь проявится в моей судьбе. Жить под именем Алла. И теперь я усердно молюсь и записки пишу о рабе Божией убиенной Валентине и убиенном младенце Алле.
И бабушка моя была глубоко верующим человеком. Упокой, Господи, душу рабы Твоей Анны.
Алла КОНСТАНТИНОВА