Газета основана в апреле |
||||
НАШИ ИЗДАНИЯ | «Православный Санкт-Петербург» «Горница» «Чадушки» «Правило веры» «Соборная весть» |
ГОРЬКИЕ ЯБЛОКИ
Виктору Малинину
На доброй пашне, в широкополье,
Олешник вымахал да лоза.
В саду крушиновое раздолье
Глумится в горестные глаза.
Тропа лосиная, сыроежки,
Разлопушился вовсю репей.
Как непогашенные головешки,
Шныряет гуща тетеревей.
В тени цикута — пьянее, глуше,
На взлобке лысом — солнечный гнёт.
И вдруг тебе, как смутную душу,
Чащоба яблоню распахнёт.
Узнал? Припомнил босое детство?
Сад в белом смехе, в обнимке нив —
Совсем не чьё-то, твоё наследство,
Тебе завещанный белый налив.
Усладу-радость, прильнувшую к дому,
Бери, бывало, хоть из окна.
Тебе, тебе, никому другому, —
Она тебе была вручена.
Ручей зачахший. Замшелый мостик.
Крыльцо — два камня по старине.
«Я рада, здравствуй! Надолго в гости?
Ну, как жилося на стороне?
Чего ж срываешь ты шишки с ели?
Я зла не помню: добра не жаль.
Ведь снова август — плоды поспели:
Иди ко мне — снимай урожай!..»
Пылает полдень, а мне морозно:
Как в суд с поличными привели.
Не надо, сердце! Ещё не поздно
Просить прощения у земли.
БЕРЁЗОВЫЙ СОК
Мой родитель — чудила-поэт,
Песен целую торбу сложил:
Что́ плакатов извёл на куплет,
Что́ исчёркал свекольных чернил!..
Муза строго взимала оброк:
Ночь бессонну за рифму — на стол.
Хоть бы рупь сгонорарничал впрок.
Так и тешился — гол как сокол.
У чугунки, бывало, сидим —
Разоряется ветер в трубе,
Да за хутором волк-нелюдим
Забавляется — жутко себе!
Уговаривал батя меня:
— Ты зимы плакунов не суди,
Ты их слушай, испуг отстраня, —
Пргодится ешё впереди.
Вот и ветер, что ночь натрясла,
Тот же серый бродяга бирюк —
Дети стужи. Блажат не со зла:
Ненароком отбились от рук…
Март срывался с февральских удил,
Жахал синью в трескучий мороз!
И родитель меня уводил
В белолесок на праздник берёз.
Берестя΄ный
корец подносил,
Приговаривал: — Сбылось, сынок:
Набирайся терпенья и сил,
Из пригорка родимого сок!
С чуда сока взмывал я, удал,
Не буян, да на песню не тих;
И коня — в партизанах — седлал,
И ретивый осёдлывал стих.
Светлый отче мой! Время горит:
Стал я старше тебя — твой юнец.
Но безмолвствует Муза… навзрыд.
Мне бы соку с пригорка корец!
†††
Есть одна на свете правда —
Дню сожженья нет.
Как вчера и как сейчас, так завтра —
С нами солнца свет.
Тьмища не затопит никакая
Всех огней огня.
Не гляди так зябко, дорогая,
Не суди меня.
Гомон дня на вешний гимн похожий,
Как родник бегуч,
Расплескался, льётся в час погожий —
Что ему до туч.
Даже хмарь ясна. В её разливе —
Видишь? — блеск и смех.
Ладит август радуги на ниве
Всем, да не для всех.
Понимаю: догорает лето,
Что о том тужить.
Время вместо песни нашей спетой —
Новую сложить.
Сентябрины — для неё не сроки.
Вдох — не лёд в груди.
Не зови назад — не в песню строки.
Что там впереди?
ВИШЕНКА
Маем ласковым горько обижена?
Кипень-платьем не очень бела?
Что же ты загорюнилась, вишенка,
От подружек в сторонку ушла?
Всем им просто цветётся и песенно —
С ветерками шуршат на заре.
Ты одна пламенеешь невесело,
Будто белый пожар на бугре.
Сквознячка не приветила вешнего,
Льётся грусть из-под строгих бровей,
Ждёшь кого-то иного, нездешнего?
Иль не можешь забыть суховей?
Я ведь знаю: ты мне не доверишься,
Не откликнешься сердцем ничуть.
Но люблю у высокого бережка
В чистом пламени жарко взгрустнуть!
Всё горит над забытыми крышами
В несказанной печали лицо…
На мою невозвратную Вишенку
Ты похожа, горюн-деревцо.
БЕЛАРУСЬ
Василию Захарову
Говорят про тебя, что ты Белая Русь.
Так ли, нет ли, — судить не берусь.
Но тобой причастился, голу΄ба,
И зажгла ты Руси однолюба,
Одарив неразменной казною —
Жаркой «Бульбой», утехой лесною,
Пригожуньей моею жадобной,
Простотою твоей безподобной;
Приоткрыла лицо вековое:
Ни покоя, ни слёз, — роковое.
ИЗ ПОЭМЫ «КОЛОКОЛА»
Российскую сонь безпокоя,
С тех пор колоколец гудит —
Само торжество вековое,
Взблеск молнии в гордой груди.
И ты замолчишь, обновлённый,
На целую жизнь удивлённый.
Узришь: разъярённая грива
И «динь-дон» несут скакуна.
И в миг этот сбудутся дива
И высь распахнётся до дна.
И, мерин ли, ворон над полем,
Ты сможешь: ты воин. Ты волен.
Припомнятся были и сказки,
Припевки певуньи Псковы,
Мечей забубённые ласки
И плач безутешной вдовы,
Тягучие вопли набата —
Далёкого вольного брата.
Зальётся, по-русски безкраен,
Душа, переполнена вся:
Заходит, как в хату хозяин,
И кровь горячит, не спрося.
В нём ласка, укор и тревога,
Дорога, дорога, дорога.