Газета основана в апреле |
||||
НАШИ ИЗДАНИЯ | «Православный Санкт-Петербург» «Горница» «Чадушки» «Правило веры» «Соборная весть» |
…Многие, наверное, помнят прекрасный советский фильм 70-х годов «Последнее лето детства». Припоминаете одного из его героев — фотографа салона «Русская светопись»? Очень колоритный был персонаж!.. Впрочем, я сейчас не о нём, а о названии его салона. Вы вслушайтесь только: «светопись»! Это же простая калька с иностранного слова «фотография», — но как великолепно, как по-русски звучит! И как это родственно исконному русскому слову «живопись» — как, собственно, и искусство фотографа родственно искусству живописца. Интересно, такая калька действительно существовала когда-то или она придумана авторами фильма? Если существовала, то жаль, что не прижилась! Может быть, имеет смысл возродить её?
Или вспомните другой советский фильм — «Волга-Волга»… Как там пели? «Письмоносица Петрова, Стрелкой все её зовут…» Вот вам ещё одно чудное русское слово — не почтальонша, а письмоносица! Оно действительно было распространено — вспомните стихотворение Сергея Михалкова «Неумейка»: «На первый этаж письмоносец зашёл…» Можно было бы попробовать возродить «письмоносцев», да вот беда — само ремесло это сегодня если не совершенно кануло в Лету, то вот-вот канет.
Наши западники с XIX века любят потешаться над новообразованными русскими словами и сами сочиняют всевозможные нелепицы, чтобы опозорить саму мысль о том, что в России нужно говорить по-русски. Все знают неуклюжую шуточку Белинского: «Хорошилище грядет из ристалища на позорище по гульбищу в мокроступах и с растопыркой» — сиречь «Франт идёт из цирка по бульвару в галошах и с зонтиком». Уж, казалось бы, должен был знать неистовый Виссарион, что для «франта» не нужно сочинять неуклюжее словечко «хорошилище», когда есть простой русский «щёголь»… Думаю, что и для «цирка», «галош», «бульвара» и «зонтика» человек толковый и со вкусом сумел бы найти подходящее русское подобие.
Словом, весь вопрос в том, кто и как берётся за дело.
Но мы с вами не станем сейчас сочинять языковые новообразования, мы просто вспомним, что на всякие АПЛОДИСМЕНТЫ у нас есть РУКОПЛЕСКАНИЯ,
на всякий КОНГРЕСС есть свой СЪЕЗД, СОВЕЩАНИЕ, СХОД, СОБОР;
на СТИМУЛ — ПОБУЖДЕНИЕ, ПРИМАНКА;
на АНАЛИЗ — ПРОБА;
на ТОТАЛЬНЫЙ — ВСЕОБЩИЙ, ВСЕОХВАТНЫЙ;
на ГЛОБАЛЬНЫЙ — ВСЕМИРНЫЙ, ВСЕСВЕТНЫЙ;
на АДЕКВАТНЫЙ — СООТВЕТСТВЕННЫЙ, СООТВЕТСТВУЮЩИЙ;
на ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ — ЛИЧНОСТЬ (а ИНДИВИД, ИНДИВИДУУМ — всего лишь ОСОБА);
на КОМФОРТ — просто-напросто УДОБСТВО, УЮТ (соответственно, ДИСКОМФОРТ — НЕУДОБСТВО, НЕУЮТНОСТЬ);
на МОНУМЕНТ — ПАМЯТНИК;
на МЕТОД — СПОСОБ, ПРИЁМ;
на АРХИВ — ХРАНИЛИЩЕ;
И даже если мы совсем осмелеем, то, пожалуй, вспомним, что
ПРОКУРОР вполне может быть ОБВИНИТЕЛЕМ, а АДВОКАТ — ЗАЩИТНИКОМ (или, как говорили до революции, ПОВЕРЕННЫМ);
КОНСТИТУЦИЯ может быть УСТАВОМ;
ДЕПУТАТ — ГЛАСНЫМ;
МЭР — ГРАДОНАЧАЛЬНИКОМ;
И даже ЛИТУРГИЯ — ОБЕДНЕЙ!
И только слово ТОЛЕРАНТНОСТЬ я ни в коем случае не стал бы заменять русским ТЕРПИМОСТЬ. Во-первых, потому, что толерантность эта отличается высшей степенью НЕтерпимости: попробуйте-ка в должный час не проявить эту самую толерантность — что от вас тогда останется? И, во-вторых, хочется надеяться, что ТОЛЕРАНТНОСТЬ как явление никогда у нас не приживётся и останется навсегда чем-то нерусским, для чего и не нужно сочинять русского слова.
Алексей БАКУЛИН