Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

Слово о Пушкине

«ВОССТАНЬ, ПРОРОК!..»

…Пушкин родился в день Вознесения Господня и придавал этому обстоятельству большое значение. Не случайно он венчался с Натальей Николаевной в московской церкви Вознесения. Я бы сказала, что Пушкин всю жизнь оставался поэтом Вознесения. Его любимым глаголом был глагол «воспевать». Но «воспевать» — это и значит возносить к небесам красоту родной земли, женскую красоту, красоту сердца и мысли. Он придавал блеск совершенства тому, чего касалось его перо, его мысль, — а это признак благородства. Ведь благородный человек высок душой и поэтому стремится возвысить то, что его окружает, в том числе историю своего народа и сам народ… Низкий человек, напротив, старается унизить всё вокруг, чтобы за счёт такого унижения самому казаться великим. Пушкин в этом смысле — пример благородного отношения ко всему, чего касалась его душа.

Он и само слово облагораживал, делал его глубоким, ясным и точным — недаром его перу принадлежит так много афоризмов. Например: «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно: не уважать оной есть постыдное малодушие». Или: «Европа в отношении России столь же невежественна, сколь и неблагодарна».. Постарайтесь вдуматься в эти слова. Выходит, что всякий случай не случаен, он помогает нам понять собственную жизнь, он освещает её, как лучом. И мы начинаем понимать, что видимая сЛУЧайность — это ЛУЧ Провидения, не слепого рока, а Провидения! Это наша СУДьба как СУД над нами.

Судьба, суд — всё это любимые темы пушкинских раздумий. С особенной силой такие раздумья отразились в его «Борисе Годунове», где судьба русского народа и судьба его властителя — царя Бориса — связываются в единый неразрывный узел. Да, на первый взгляд кажется, что пушкинский Борис и народ противостоят друг другу, но на деле оказывается, что историческая судьба у них одна и Божий суд над ними один. Суд над Борисом в том, что он пришёл к власти ценою пролития невинной крови царевича Димитрия, а суд над народом в том, что народ знал об этом злодействе, но призвал злодея во власть. Поэтому старец Пимен и говорит: «О страшное, неслыханное горе! Прогневали мы Бога, согрешили: владыкою себе цареубийцу мы нарекли!»

Но вот что поразительно: тот же самый Пимен говорит и другие знаменательные слова… Сейчас часто спорят о наших царях: как правильно относиться к ним? Ведь часто это были личности отнюдь не однозначные, которые могли совершать великие дела, но их действия могли быть также ошибками, грехами, даже преступлениями. И пушкинский старец Пимен даёт мудрую установку — я думаю, что она сможет и нам помочь: «Да ведают потомки православных земли родной минувшую судьбу. Своих царей великих поминают за их труды, за славу, за добро — а за грехи, за тёмные деянья Спасителя смиренно умоляют». О чём это говорит? Судить о царях и вообще о предках следует, не поклоняясь им слепо и не шельмуя, но исследуя всю полноту истины, и за доброе благодарить, а по поводу недостойного или сомнительного молитвенно обращаться к Богу, ибо только у Него Суд и Правда. Вот задача русского писателя (для Пушкина старец Пимен был образцом) и всякого русского человека, размышляющего над историей своей Родины.

Ещё одна сторона пушкинской поэзии — светоносность. Огонь и свет присущи его стихам, а огонь и свет — это то, с чего начиналось мироздание, то, что говорит о присутствии Духа Святого. Мы ясно чувствуем благодать Святого Духа в пушкинской поэзии. В его «Пророке» происходят удивительные события… Сперва поэт рассказывает о своих блужданиях в пустыне. «Духовной жаждою томим, в пустыне мрачной я влачился, и шестикрылый Серафим на перепутье мне явился» Естественно, речь идёт о пустыне духовной, об одиночестве, о тяжких искушениях, о мучительном внутреннем поиске. Об этой-то духовной жажде, духовной нищете говорится в Нагорной проповеди: «Блаженны нищие духом…» И только когда поэт осознаёт свою духовную нищету, к нему является шестикрылый Серафим… Сначала действия небесного посланника трепетны и едва заметны: «Перстами лёгкими, как сон, моих зениц коснулся он». Обычный человек и обычный поэт превращается в пророка, а для этого ему нужно обрести новое зрение и новый слух! Пушкин гениально использует церковнославянизмы, чтобы показать, как это происходит: «Отверзлись вещие зеницы, как у испуганной орлицы. Моих ушей коснулся он, и их наполнил шум и звон: и внял я неба содроганье, и горний ангелов полёт, и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье».

Поэту-пророку открыто то, что неведомо простому зрению, простому уму. Хотя в обычном состоянии поэт не претендует на пророческое звание… «И средь детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он», — смиренно говорит Пушкин и про себя, и про всякого художника. Таким же смирением он наградил и Моцарта. Напыщенный Сальери восклицает: «Ты, Моцарт — бог, и сам того не знаешь!» — а Моцарт тут же ставит всё на место: «Но божество моё проголодалось!..» — в отличие от гордого Сальери, он не хочет быть богом, даже в музыке.

Но в пушкинском «Пророке» происходит преображение обычного человека. Сначала распечатываются органы восприятия, а потом органы речи — и тогда мы видим уже суровые, кровавые действия серафима: «И он к устам моим приник, и вырвал грешный мой язык, и празднословный, и лукавый, и жало мудрыя змеи в уста отверстые мои вложил десницею кровавой»! А потом следует и совсем смертоносное деяние: «И он мне грудь рассёк мечом, и сердце трепетное вынул, и угль, пылающий огнём, во грудь отверстую водвинул. Как труп, в пустыне я лежал…»

Это значит, что нужно умереть в своей самости, чтобы стать пророком! Пушкин, казалось бы, лирический поэт, поэт, изображающий движения собственной души, — но он отвергается себя, выполняя призыв Христа: «Отрекись себя, возьми свой крест и по Мне гряди». Он умирает для себя, чтобы восстать уже в образе пророка. «Как труп, в пустыне я лежал, и Бога глас ко мне воззвал: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, исполнись волею Моей, и, обходя моря и земли, глаголом жги сердца людей». Избирается слово «глагол», а глагол — это действие. Слово пророческое имеет особую силу — оно повелевает, оно способно преображать. Преображённый поэт и сам получает способность преображать окружающий мир. А почему именно «угль, пылающий огнём» дан ему вместо сердца? Почему глагол должен жечь сердца людей? Огонь — это мощная очистительная стихия, и эта стихия может выжигать в душах людей всякую скверну, всякую гниль и разжигать их огнём любви, эти наши теплохладные сердца!..

И в самом последнем своём стихотворении — «Памятнике» — Пушкин опять подтверждает полноту своего пророческого служения и полноту преданности воле Божией. Не свою волю излагать, но волю Божественную: «Веленью Божию, о муза, будь послушна: обиды не страшась, не требуя венца, хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспоривай глупца». Здесь мы вновь видим высочайший духовный уровень, к которому стремился поэт, — безстрастие и безпристрастие в изложении не своей человеческой, субъективной правды, а Божественной Истины. И Пушкин учит нас этой безстрашной правде, этой преданности воле Божией, этой удивительной мудрости.

…Божественную благодать, живущую в стихах Пушкина, мы радостным сердцем чувствуем, но постичь её нелегко. Нужно для этого самому хоть немного побродить по духовной пустыне, потомиться духовной жаждой…

Пушкин, казалось бы, весь открыт, а на самом деле святыню сердца он всегда скрывал от окружающих. Помните, как он сказал: «Пора, пора! душевных наших мук не стоит мир; оставим заблужденья! Сокроем жизнь под сень уединенья! Я жду тебя, мой запоздалый друг…»

Быть может, это к нам обращено? Мы — эти запоздалые друзья? Вполне возможно. Я часто вспоминаю слова замечательного современного пушкиниста Валентина Семёновича Непомнящего, человека глубоко православного, изучающего поэзию Пушкина прежде всего в духовном её наполнении. Он сказал, что Пушкин словно бы ждал нашего катастрофического времени, чтобы выйти ему навстречу. Это чрезвычайно глубокая мысль, поскольку именно сейчас Пушкин начинает открываться нам в самых сокровенных своих глубинах. Для современников он был родоначальником «чистой поэзии», певцом дружеских пиров и любви; в советское время он был ценен в первую очередь дружбой с декабристами. А нам становятся все более ясны слова Достоевского, который говорил, что понять Пушкина — значит понять предназначение России, её скрытые, таинственные задачи, которые имеют отношение ко всему миру.

Ольга Борисовна СОКУРОВА, доктор культурологии, доцент СПбГУ

 (окончание следует)

предыдущая    следующая