Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

Былинки Александра Ракова

ПАРАД ПОБЕДЫ

Конечно, я ждал, ждал с тем давно утихшим ожиданием, когда в детстве ждут — не дождутся дня рождения. Тревожилось сердце — а как же без стариков-ветеранов: поуходили все, а кто живой — еле с палочкой ползает…

ПРОЩАЛЬНЫЙ ПАРАД

Последний ваш парад, фронтовики! Благословляет вас земля родная. Как мать — уже сама полуживая, а тащится, глядит из-под руки вослед… И крестит, крестит издали, как будто разрывая пуповину, — стога, ракитник и сыновью спину, а та в закатной зыбится пыли… Не плачьте, маршал!.. Золотой горнист, труби, как встарь, вздохни крутою грудью! Играй, гармошка, гулкому безлюдью, как он слетал с берёз, неслышный лист… Как он летел в победную весну, кружился в вальсе, пряный, горьковатый… Не плачьте, вы ни в чём не виноваты, прошедшие священную войну! Последний ваш парад… Такой закат, как будто бы не солнце — угль чадящий садится в хмарь над Родиной скорбящей… Ей выел очи прах её солдат. Ей вынул душу окаянный враг. Так одурманил пышной беленою… Но он навек под вашею пятою, поверженный, пылающий Рейхстаг! Последний ваш парад… И всех наверх велел свистать ваш легендарный кормчий. И ты встаёшь, войны чернорабочий, коль он в строю, суровый Главковерх… Святой Георгий за его плечом. И конский круп белеет оснежённо. И нис­падают алые знамёна Архангела лоснящимся плащом… Татьяна Глушкова

Но такая вокруг шумиха, всех глав государств пригласили, а которые отказывались, не стеснялись уговаривать: случай-то редкий — 60-летие со Дня нашей Победы над фашизмом! Я так переживал за стариков, что не смогут, не найдут силёнок покрасоваться наградами, гвоздички к груди прижать и всплакнуть под «наркомовские» сто граммов. Кто мог — дополз…

ПАРАД 41-го

Суровая в своей надежде,
В Москве седьмого ноября
Над Красной площадью, как прежде,
Вставала зимняя заря.

Пехотный полк сменили танки,
За ними — пушек грозный строй.
И краснозвёздные тачанки…
Пошли с парада — прямо в бой!

Знамёна славы, пламенея,
Над каждым реяли полком.
Войска с трибуны Мавзолея
В бой провожал седой Главком.

Михаил Михайлов

Прошло-прошелестело-отхлестало уличными перетяжками-полотнищами «С 60-летием со Дня Победы 9 мая!». Я шёл со сжавшимся сердцем, но ждал: ну вот ещё шаг, ещё другой — и настигнет меня волна всенародного праздника, зазвенят аккордеоны, песни будут военные про платочек синий, или жди меня, или снимай шинель — пошли домой… Но тихо на моей улице, нет на ней праздника, не попадаются навстречу старики с орденами да медалями, пусть чуть навеселе от ста «наркомовских», с гвоздичкой у впалой груди, и главное — с лицами! — я застал эти лица — с лицами победителей Европы. И мы отдавали им честь, а они, хоть и не по уставу, чётко прикладывали ладонь к правому виску. А радость опускалась на всех такая ангельская, что казалось, мы не Великую Победу празднуем, а самую что ни на есть Пасху.

К слову, к годовщине парада 41-го тоже захотело начальство, чтобы про­шли участники строем 7 ноября 2005 года, набралось их 50 человек, но силы были не те, и ветераны с трудом преодолели долгие метры Красной площади; тогда находчиво назвали это не парадом, а шествием…

ВЫПИЛИ И ВСПОМНИЛИ

Стол накрыли в тесной комнате.
Май пришёл — святые дни.
Люди выпили и вспомнили
то, что русские они.

По столу стаканы стукали,
словно пули по броне.
Говорили деды с внуками
о судьбе и о стране.

Было к правящим презрение,
боль за правду велика,
озаряло всех прозрение,
пробирала всех тоска…

Захмелев от спирта чистого,
славя давнюю весну,
хор нестройный грянул истово
про священную войну.

И сквозь речи нетрезвелые,
сквозь забывшееся зло,
что-то верное и грозное
просияло и ушло.

Марина Струкова

Тогда я сам пошёл к вам на Серафимовское. Я взял мамину белую плексигласовую коробочку, лампадки и поклонился могилкам: героине войны Вере Георгиевне Сироткиной, герою войны Григорию Ивановичу Ракову, герою войны Евгению Ивановичу Ракову и родителям их — героям войны Ивану Ивановичу Ракову и Анне Федосеевне Раковой. Затеплил лампадки, развернул мамины медали и тихо сказал: «Мама, вот твоя медаль «За оборону Ленинграда», а вот — с профилем Сталина — «За доблестный труд в Великой Отечественной войне»… И все вы, лежащие вокруг под крестами и без, вы все герои великой войны, вы сделали посильное и непосильное, чтобы враг не одолел Ленинград, Русь, Россию нашу. Мы, ваши дети и внуки, пока сами живы, помним и чтим. Уйдём мы, придут другие дети с другими заботами — на то она и жизнь. Покойтесь с миром! Сегодня ваш праздник…».

Есть у меня особая награда.
Её храню отдельно от других.
Медаль «За оборону Ленинграда»
дороже мне трёх орденов моих.

Да, кто-то не поверит мне, наверно.
Пускай не верит — это не беда.
Но та медаль была наградой первой,
а я мальчишкой был тогда.

С любителями всё менять нет сладу.
И двести лет, и триста лет пройдёт,
но разве ленинградскую блокаду
санкт-петербургской кто-то назовёт?!

Великий Пётр, Россия молодая
живут в сердцах, как сотни лет назад.
Но мы-то, о Петре не забывая,
в те годы защищали Ленинград.

Пётр Градов, СПб

А когда уже выходил из кладбищенских ворот, подошёл рыжеволосый подросток и не таясь, но как-то боком ко мне, предложил купить за полтинник медаль «За отвагу». Но мне ни к чему чужая доблесть…

ПРОЗАИЧЕСКАЯ БАЛЛАДА

Можно было б рассказать всё это прозой. Может быть, но мне стихами как-то ближе. Просто жили муж с женою — скромно-просто; и наследник рос у них — сынишка рыжий. Не как солнышко он был, а просто рыжий, и любил он голубей гонять над крышей. «Тяга к небу?!» — кто-то скажет. Нет, едва ли, впрочем, может быть, — он жил в полуподвале. Люди дружные, и ссоры были редко. Жили в комнате (подзор, накидки, шторы). Их сынишка бегал в школу-семилетку, были «уды», но случались и «оч.хоры», рисовал, решал задачки, ставил кляксы, у окружностей высчитывая длины… Но семье не по карману десять классов — семь окончил и в ремесленное двинул. А потом пришла и первая получка, и покупка: бате шапка с длинным ворсом, сам, конечно, одеваться стал получше, и причёска — полубокс и чуб для форса. Может статься, здесь подробностям не место, только время шло — неделя за неделей, стали парня подзадоривать невестой, и девчонка-то была и в самом деле. Но семья так и не встретила невесту. Распростился с полубоксом парень рыжий. Сорок первый наступил, пришла повестка, и не стало стай, курлычущих над крышей. Во дворе дрались ребячьи батальоны — бой гремел почти совсем как настоящий. Иногда в полуподвале почтальоны клали письма от солдата в синий ящик. А весной, когда капель запела звонко, опустилась в синий ящик похоронка. Как вместилось столько горя в комнатёнке! И осталась неувиденной невеста… Всё звучал в ушах ребячий голос тонкий! Но сейчас как раз подробностям не место. Годы шли, а время — самый лучший лекарь. Шли с войны солдаты в ранах и медалях. Много раз весна ломала лёд на реках. В новом доме старикам квартиру дали, дали пенсии — во всём покой, достаток, есть в чём выйти, показаться при народе. Старику уже пошёл седьмой десяток, и старухе тоже что-то в этом роде. Но однажды, как давным-давно когда-то, в дом пришла повестка из военкомата. А потом старик, кого бы где ни встретил, всем показывал заветную бумагу: награждён их сын, погибший в сорок третьем, нет, не орденом — медалью «За отвагу». Снова слёзы, то ли счастья, то ль печали, может, в жизни им последняя отрада? Кто был рад за стариков, а кто плечами пожимал: медаль — подумаешь, награда. А за окнами в игре смеялись дети, а старик в который раз читал бумагу: награждён Ваш сын, погибший в сорок третьем! Награждён Ваш сын медалью «За отвагу»! А весна в окно швыряла влажный ветер, грохотала талым снегом по оврагу. Вот за эту жизнь в далёком сорок третьем награждён солдат медалью «За отвагу»! А над парнем песни кос плывут в июле, и заря над ним трепещет алым флагом, и леса над ним в почётном карауле, и луна над ним — медалью «За отвагу», и салютом полыхают в небе грозы! Не как солнышко он был, а просто рыжий… Может, лучше рассказать всё это прозой, может быть, но мне стихами как-то ближе. Михаил Молчанов

предыдущая    следующая