Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

Зарисовки с натуры

ДЕТИ ПОДЗЕМЕЛИЙ

А молодежь спускается все ниже… с поверхности земли - в подземные переходы и станции метро. Заметьте, не за город погожими летними деньками уезжают, не дорогие ныне кафе и театры становятся местом их встреч, а "теплая труба", так называют они подземный переход у станции метро "Невский проспект", и "холодная труба" - так окрестили подземный переход у станции метро "Гостиный двор". Здесь они и кучкуются, то есть держатся друг за друга, чтоб не пропасть поодиночке. Кто они: отверженные? "лишние люди"? просто неприкаянные? Почти у всех есть дом, пусть даже казенный - детский, родители, все где-то учатся или работают. Но они приходят сюда, потому что идти больше некуда и не к кому…

Маша, получившая за непитерскую смуглость и иссиня-черные волосы прозвище "Черная", появилась здесь лет шесть назад.

- Мне тогда тринадцать было, - говорит Маша, небрежно стряхивая длинную колбаску сигаретного пепла, - дома было пусто, неуютно. Понимаете, пусто не в плане отсутствия мебели, - этого добра полным полны комнаты-коробочки. Пусто было в сердце, аж душа леденела. Хотя отец с мачехой не злые люди, но какие-то они омертвелые, что ли: замкнулись в раковине, причем каждый в своей, и возятся потихонечку. Бабушка с дедушкой - милейшие существа, живут на даче, пасут козочек, торгуют молочком. Но все не могут простить миру неблагодарности за свой каторжный труд в колхозе на благо социалистической родины, за свои болезни и старость. Я их жалею, но не понимаю. Еще есть две сводные сестры, но я среди них - третий лишний. Мне было четыре года, когда маму лишили родительских прав и отец забрал меня в свою новую семью. Но и отец, и старики видят во мне досадное напоминание их прошлых ошибок… Я - бельмо на глазу.

Маша сидит прямо на асфальте, прислонившись спиной к стене "холодной трубы". Я притулилась рядом, растерянно слушаю ее неожиданную исповедь, прекрасно сознавая, что ничем не могу помочь, а слова утешения… все они будут фальшивые и не к месту. А мимо нас - ноги, ноги, ноги… Не наступают, не задевают, но и не ощущают нас, идут как мимо кучи мусора.

- Я забросила учебу, - спокойно продолжает Маша, - стала курить, колоться, ну вино, пиво - это само собой… Несколько раз пыталась поговорить с отцом, раскрыться - не услышал. Думаю, он и сам обо всем догадывался, но предпочитал отмалчиваться. Я на него не злюсь, я понимаю - так проще. Тогда я ушла из дома…

На улице, в невских подземельях, Маша встретила сильных, интересных ребят. Да, именно таких, потому что глупо думать, будто молодежь, сбивающаяся в стайки в подземных переходах, - сплошь наркоманы, дармоеды и малолетние преступники. Особенно повлиял на Машу Никита - он приехал из Самары помогать другу-художнику продавать картины. Это он своими умными, добрыми беседами помог Маше преодолеть депрессию, это он, взяв за руку, привел ее впервые в церковь - это был Казанский собор.

- Я ничего не поняла, что говорил священник, - смущенно улыбается она. - Но мне понравилось, как пел хор, - и правда, будто ангелы. Никита говорил мне, что надо исповедаться, но у меня пока в голове не укладывается, как это я постороннему человеку стану рассказывать о себе самое плохое? Никита говорит, что исповедь принимает Сам Христос, который незримо стоит рядом со священником. Но я не могу понять, как это около каждого кающегося стоит Христос, ведь во всех церквах по всей стране идет исповедь… Но я перестала колоться, лечилась. Подружившись с ребятами, я поняла, что интересую кого-то как личность.

- А где же ты ночуешь? Нельзя же человеку быть бездомным.

- Мы живем в небольшом заброшенном домике, за городом. Там знакомый парень сторожем работает, ну и дает нам безплатный приют. Собираемся по вечерам, варим ужин на костре, если есть продукты, говорим обо всем на свете. Мне нравится, что ребята все самостоятельные - не толпа… люди. Каждый имеет свое мнение, независимо от того, что думает об этом добропорядочное законопослушное большинство. И мы не дармоеды, все заняты: кто цветы продает, кто газеты, другие учатся и подрабатывают грузчиками или в дешевых кафешках официантами. И я работала на частном предприятии, но не сложились отношения с хозяином…

А еще… - не будете смеяться? - мы часто читаем вслух детские книжки: каждый приносит свою любимую. Я принесла "Волшебник изумрудного города". Наверное, мы, по большому счету, еще дети. Только при словах "счастливое детство" смех разбирает. Это, наверное, лозунг такой из прошлых времен? У кого сейчас счастливое детство? Разве что у детей скоробогатеньких миллионеров. Или у бедных, но любимых…

Она говорит, и я понимаю, что ее желание задержаться в детстве - не что иное, как страх перед неизбежным вступлением во взрослую, осознанную, ныне такую страшную для многих, жизнь.

- Понимаете, человеку надо во что-то верить - в Бога, в светлое будущее, в героя какого-нибудь. Героев мы потеряли. Внушали нам, внушали, что герои - это те, кто борется за демократию, а они разодрали огромную страну на лоскутки, пустили по ветру ее богатство и мощь… Сначала все радовались - свобода, демократия, вот оно - то самое светлое будущее! И что?! Всплыло на поверхность все самое плохое и в обществе, и в каждом человеке - дерьмо ведь всегда хорошо на плаву держится. Быть хапугой - нормально, проституткой - не стыдно, даже романтично… голубые, как отменили соответствующую статью, в открытую кичатся своей тонкой душевной организацией, неповторимостью… Достижение для страны великое, я понимаю… И у всех душа в липкой грязи.

- Маша, вот ты все о душе толкуешь, а в храм - ни ногой…

- Ну, как вам объяснить… - замялась Маша. - Бог - это слишком хорошо для таких, как я. Слишком чисто и возвышенно, что ли…

- Да ведь Христос две тысячи лет назад и приходил на землю ради таких, как ты, и распят был за всех нас.

- Я думала об этом, но слишком мало знаю о религии, слишком атеистами были мои родители и бабушка с дедушкой. Почему-то считается, что если старики - значит, верующие. Но многие старики так и умирают безбожниками… Я понимаю умом, что верить надо так, как наши предки на Руси. Но сейчас все так вывернуто наизнанку. Я вот слышала, что третье тысячелетие будет эрой Водолея, эрой всеобщего благоденствия, добра и примирения.

- Ты это серьезно? - я вдруг до конца осознала, какая каша наивной веры, безверия, отрицания всего и принятия благоглупостей, мистицизма, и Бог еще знает чего, в головах у наших детей.

- Серьезно? Да нет, - смеется Маша. - Если и наступит везде эра Водолея, то уж в нашей-то стране ее обязательно отменят каким-нибудь особым указом. Такое впечатление, что Россия - лаборатория с подопытными кроликами, и на нас ставят эксперименты. Знать бы только, кто экспериментаторы…

Вы думаете, я в восторге от того, что так живу? Но я сейчас сознательно как в кокон завернулась, живу в собственных мыслях, переживаниях, воспоминаниях. Мне из всего этого надо еще собрать по крупинкам то, что взрослые называют "жизненный опыт". Мне понять надо… А потом… я к детям пойду. Я некоторое время работала в детском садике, и мне нравилось возиться с малышами - они чистые, добрые. Но тем, кто сейчас маленький, будет еще труднее, чем нам. И несчастных детей сейчас много. Я могла бы работать в интернате для детей-инвалидов или с детишками, пострадавшими от терактов. Им я сумею быть полезной.

Впрочем, есть для меня и еще один путь. Об "индейцах" слышали? Ну их просто так называют, хотя они больше русские, чем мы с вами. Это молодые ребята, которые собираются в общины и уезжают в заброшенные деревни. Мертвых деревень по России много. Ребята заново их обживают, отстраивают, землю распахивают, птицу и скот разводят. Живут замкнуто и пытаются восстановить исконно русский язык, не загаженный американизмами, и обычаи. Строят церкви… Может быть, и я там найду свое место.

Маша умолкает. В "холодной трубе" темнеет. Невский шумит и грохочет над головой. И все так же мимо нас - ноги, ноги, ноги...

Ирина РУБЦОВА

предыдущая    следующая