Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

210 лет М.Ю.Лермонтову

СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ЛЕРМОНТОВ

Помню, как поражён я был, когда узнал, что убийца Пушкина Дантес и убийца Лермонтова Мартынов (Николай Соломонович, сын винного откупщика) были приятелями. Двое самых отвратительных убийц в русской истории XIX века очень мило дружили. Да разве бывают такие совпадения? Да совпадение ли это?

Впрочем, что толку сейчас строить догадки? Выставлять себя конспирологом на потеху публике? Нет уж, для меня вопрос ясен, а доказывать свою правоту в суде я не собираюсь.

Но вот ещё — полюбуйтесь: знаете ли вы, что Лермонтов, как и Пушкин, стрелялся с сыном иностранного посла, неким Эрнестом Барантом? Мсьё Барант оказался не столь меток, как его соотечественник, — но невольно задумаешься: неужели посольские сынки составили заговор против русской поэзии? Ведь Лермонтов в тот раз только чудом остался жив, пуля французика лишь слегка задела его, сам же поэт выстрелил в воздух.

Как выстрелил он в воздух и на второй, последней своей дуэли. Сын же винного откупщика, Николай Соломонович Мартынов, примеру поэта не последовал.

Впрочем, сейчас я хочу говорить о другом.

Очень жаль, что вместе с погонами Сталин не вернул в армию и звание поручика. Поручик — это звучит куда лучше, чем старший лейтенант. Поручик — это по-русски, это кратко, это красиво. А вот «старший лейтенант Лермонтов» —
кому понравится такой оборот?

Но зато скажешь: «старший лейтенант Лермонтов» — и сразу становится ясно, как всё-таки близок к нам, жителям 20-х годов XXI века, этот офицер — невысокий, бледный, широкоплечий… Отважный, хмурый, язвительный… Воевавший там, где ещё недавно гремела наша война… Старшего лейтенанта Лермонтова невольно будешь искать среди бойцов СВО, будешь всё время чувствовать его пронзительный колючий взгляд из-под каски, находить его имя в приказах по полку, в списках награждённых, а может быть, в списках убитых…

Старший лейтенант Лермонтов… В каких войсках он служит сегодня? На танке ездит? Палит из пушки?

Нет, он определённо служит в спецназе — ведь он и тогда, в бытность свою гусарским поручиком, тоже командовал отрядом особого назначения, т.н. «командой охотников», сотней отъявленных головорезов, чем-то «вроде партизанского отряда», как он сам говорил.

Его и сейчас ценят как храброго, умного офицера, — но ценят только непосредственные начальники, а те, что повыше, те и не слыхали о таком Лермонтове.

А стихи? Он пишет сейчас стихи?

Конечно, пишет. И даже пытается их публиковать, но из этого у него ничего не получается. Увы, современная публика не в состоянии распознать гения.

— Ну, это ты, брат, что-то слишком сложно загнул… — говорят ему. — Что это такое: «С тех пор, как Вышний Судия мне дал название пророка…» Какая ещё «судия»? А это? «Выхожу один я на дорогу… Сквозь туман кремнистый путь блестит…» Для кого это написано? Кому это интересно: человек по дороге слоняется? Вот так увлекательный сюжет! Поживее надо писать, подинамичнее!

И всё-таки он продолжает писать. По ночам, выкраивая минуты у сна, тычет в клавиатуру телефона и отправляет сам себе рифмованные послания…

…Бывает время,
Когда забот спадает бремя,
Дни вдохновенного труда,
Когда и ум, и сердце полны,
И рифмы дружные, как волны,

Журча, одна вослед другой,
Несутся вольной чередой.
Восходит чудное светило
В душе проснувшейся едва:
На мысли, дышащие силой,

Как жемчуг, нижутся слова…
Тогда с отвагою свободной
Поэт на будущность глядит,
И мир мечтою благородной
Пред ним очищен и обмыт.

«Кажется, опять слишком сложно получилось!» — вздыхает он, перечитав написанное. «Нет, не пойдёт! Кому это интересно?»

Но эти странные творенья
Читает дома он один,
И ими после без зазренья
Он затопляет свой камин.

Да нет, какой там камин? Просто удаляет документ безвозвратно. А потом, бродя в увольнении по улицам Донецка, старлей Лермонтов бормочет про себя только что пришедшие ему на ум строки:

Моё грядущее в тумане,
Былое полно мук и зла.
Зачем не позже и не ране
Меня природа создала?

И того не знает старлей, что природа уже создавала его — тогда, в XIX веке, — и что тогдашняя его жизнь была нисколько не счастливее и не возвышеннее сегодняшней. А суждено ли ему родиться снова? Если и суждено, то что с того?

Ну а Мартынов? Есть ли среди его знакомцев Мартынов?

Есть, и не один.

Но все эти Мартыновы остались там — в Москве, в Петербурге, а кое-кто даже укатил за пределы Российской Федерации: нынешние дети винных откупщиков на СВО не попадают. Но все они спать не могут от обид, когда-то нанесённых им Лермонтовым, они лелеют эти обиды, они по сотне раз за ночь повторяют слова, сказанные им насмешливым старлеем… И они мечтают навести на старлея пистолет — вот только боятся последствий, боятся, что папочка-откупщик не сумеет отмазать их от суда… «Как жаль, что сейчас нет дуэлей!..» — вздыхают они, но стоит им представить дуло пистолета, направленное даже не на них, а в воздух — как обычно стрелял дуэлянт Лермонтов, — им делается дурно и они уже радуются, что дуэли сейчас не приняты.

Они нетерпеливо ждут, когда же наконец украинский снайпер расправится за них с наглым офицером. Очень может быть, что скоро они устанут ждать, соберутся вместе, скинутся и наймут киллера, чтобы тот поехал на Донбасс, подкараулил старшего лейтенанта в безлюдном месте и… Мало ли что случается в зоне боевых действий!..

Скорее всего, так оно и выйдет. Даже наверняка. Во все времена Лермонтову не суждено дожить до тридцати. И счастье ещё, если стихи сегодняшнего Лермонтова где-то всё-таки сохранятся, что кто-то их найдёт, полюбит и сумеет заразить своей любовью «широкие массы читателей». Но очень может быть, что такого не случится и ещё один великий русский поэт уйдёт непрочитанным. Сколько их уже ушло бесследно, скольких сожрали годы наших безвремений? (Кстати, вы знаете, чем время отличается от безвременья? Время в России рождает поэтов; пример тому — 20-е и 40-е годы ХХ века… А безвременье поэтов сжирает: много ли великих стихов рождено за последние 30 лет?)

Очень может быть, что и старший лейтенант Лермонтов будет съеден эпохой равнодушия и мы никогда о нём не узнаем, никогда не прочтём его гениальных строк, которые могли пробудить не одну человеческую душу…

Может быть, так. Но только он всё равно родится ещё раз — поручиком или старлеем, но Лермонтовым. Он будет возрождаться столько раз, сколько раз суждено возродиться России.

Алексей БАКУЛИН