Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ БЛОКАДНЫЕ ДНЕВНИКИ

27 января 2024 года наша страна отметит 80-ю годовщину полного снятия блокады Ленинграда. Кольцо блокады сомкнулось вокруг Ленинграда 8 сентября 1941 года, на 79-й день Великой Отечественной войны. В блокированном городе оказались более двух с половиной миллионов жителей, в том числе 400 тысяч детей… Сегодня мы листаем страшные страницы дневников школьников и взрослых, на которых описываются события блокадной зимы 1941/42 годов.

«УМРУ — ТАК РОДИНУ ЗАЩИЩАЯ»

1—2 октября 1941 года: «Мне — 16 лет, а здоровье у меня, как у 60-летнего старика. Эх, поскорее бы смерть пришла. Как бы так получилось, чтобы мама не была этим сильно удручена. Чёрт знает какие только мысли лезут в голову. Когда-нибудь, перечитывая этот дневник, я или кто иной улыбнётся презрительно (и то хорошо, если не хуже), читая все эти строки, а мне сейчас всё равно.

Одна мечта у меня была с самого раннего детства: стать моряком. И вот эта мечта превращается в труху. Так для чего же я жил? Если не буду в Военно-Морской спецшколе, пойду в ополчение или ещё куда, чтобы хоть не бесполезно умирать. Умру, так Родину защищая». Юра Рябинкин.

«ПУСТЬ ЖИВЫЕ КАШУ ЕДЯТ»

16 декабря 1941 года: «Мы не уехали 14/XII… Дорога на Новую Ладогу, как говорят, ужасна. Но ленинградцы идут по ней пешком, с детьми и саночками, падают, умирают, а кто может — идёт дальше.

В Ленинграде чудовищный голод. Съедены все кошки и собаки. Ежедневно на улицах падают десятки людей и умирают. Прохожие даже не подбирают их. Позавчера умер наш Фомин, начальник группы самозащиты нашего дома. Он умер от голода. Его сестра, артистка, пришла ко мне сегодня, угощала нас кофе с толокном и оставила полбутылки кагора, умоляя помочь ей достать для Фомина гроб. Мы уговаривали её похоронить его без гроба, а просто в саване, и самой лететь с БДТ , но она всё умоляла нас и доказывала, что гроб необходим, и говорила, что она отдаст за гроб 400 граммов пшена, которые у неё есть… Наконец мы убедили её похоронить Н.Н. без гроба. «Ну что же, — сказала она, — может быть, так и надо… А вы всё-таки помогите мне сделать гроб, а пшено мы сварим и съедим сами — кашу. Пусть живые кашу едят, живые кашу будут есть». Ольга Берггольц.

ЕДИМ СТОЛЯРНЫЙ КЛЕЙ С ГОРЧИЦЕЙ

8 декабря 1941 года: «Начинаю этот дневник вечером 8 декабря. Порог настоящей зимы. До этого времени было ещё малоснежие и морозы были слабые, но вчера утром ударил мороз в минус 23. Сегодня держится на 16, сильно метёт весь день. Снег мелкий, неприятный и частый, пути замело, трамваи из-за этого не ходят. У меня в школе было только 3 урока…

Ленинград в кольце блокады; часто бомбардировался, обстреливался из орудий. Топлива не хватает: школа отапливаться углём не будет. Сидим на 125 г хлеба в день, в месяц мы получаем (каждый) примерно около 400 г крупы, немного конфет, масла. У рабочих положение немного лучше. Учимся в бомбоубежище школы, т.к. окна (из-за снаряда) забиты фанерой и собачий холод в классах. Дома живём в одной комнате (для тепла). Едим 2 раза в день: утром и вечером. Каждый раз суп с хряпой или чем-нибудь другим (довольно жидкий), какао утром, кофе вечером. До последнего времени пекли лепёшки и варили изредка каши из дуранды. Закупили около 5 кг столярного клея; варим из него желе (плитка на 1 раз) с лавр. листом и едим с горчицей…  В городе заметно повысилась смертность: гробы (дощатые, как попало сколоченные) везут на саночках в большом количестве. Изредка можно встретить тело без гроба, закутанное в саван».

24 декабря 1941 года: «Настроение не очень весёлое, во всём теле и особенно в ногах сильная слабость. Ёе чувствуют все. Сегодня узнали в школе о смерти учителя черчения. Это вторая жертва голода… Уже не ходит в школу преподавательница литературы. Папа говорит, что это следующий кандидат. Многие учителя еле-еле ходят. Жить было бы можно, если бы получали вовремя наш маленький паёк. Но это очень трудно. Да, нужна сейчас Ленинграду немедленная помощь».

1 февраля 1942 года: «Февраль! Он начался 15-градусным морозом. Уже февраль! Что-то он принесёт с собой? В нашем кружке в последние дни частят разговоры об эвакуации, и верно: хочется удрать из Ленинграда. Слишком отощал и обессилел организм. Исхудали и устали, изголодались до невозможности, а никаких улучшений по существу нет. Завтра начнём ходить в школу… Учиться не хочется совершенно (мозг ввиду общего ослабления не желает работать, сосредоточиться), а учиться нужно.

…В последние дни вокруг города идёт частая пальба, бывают сильные обстрелы окраинных районов. Надеемся, что немцев всё-таки истребят у нас вокруг города, и уж тогда-то вздохнем свободно!» Миша Тихомиров

«Я ПОКА ЖИВА И МОГУ ПИСАТЬ ДНЕВНИК»

22 сентября 1941 года: «У меня теперь совсем нет уверенности в том, что Ленинград не сдадут. Сколько говорили, сколько было громких слов и речей: Киев и Ленинград стоят неприступной крепостью!.. Никогда фашистская нога не вступит в цветущую столицу Украины, в северную жемчужину нашей страны — Ленинград. И что же, сегодня по радио сообщают: после ожесточенных многодневных боев наши войска оставили… Киев! Что же это значит? Никто не понимает. Нас обстреливают, нас бомбят.

Вчера в 4 часа ко мне пришла Тамара, мы пошли с ней гулять… На Большой Московской, рядом с домом Веры Никитичны, бомба попала в дом и разрушила почти всё здание. Но с улицы разрушений не видно, они со двора. В соседних домах, в том числе и в доме Веры Никитичны, отсутствуют стёкла. На площади Нахимсона в четырёх местах взломан асфальт, это следы от бомб. Далее, по стороне, где зоомагазин, от загиба пр.Нахимсона до переулка, что напротив нового ТЮЗа, также отсутствуют стекла. Но страшней всего — это вид одного здания: у него срезан угол и видно всё: комнаты, коридоры и их содержимое. В комнате на 6-м этаже у стенки стоит дубовый буфет, рядом маленький столик, на стене висят (это очень странно) старинные часы с длинным маятником. Спинкой к нам, как раз у той стенки, которая отсутствует, стоит диван, покрытый белым покрывалом». Лена Мухина

«ЗАВТРА ХЛЕБНАЯ ПРИБАВКА? БОИМСЯ ВЕРИТЬ»

9 февраля 1942 года: «Сегодня ели хлеб, пахнущий керосином. Катя рассчитывала на получение чечевицы, но ее забраковали и не выдавали. Они остались без обеда. Я пообедала жидким «ячневым» супцом и домой принесла две котлеты. Катя посоветовала их распустить в тарелке вместе с хлебом — получилась тюрька, мы ее посолили, залили кипятком. Вот это способ! Запили шалфеевым чаем и собираемся спать. Говорят, завтра может быть хлебная прибавка, а мы боимся верить».

30 марта 1942 года: «Я вчера читала целый день «14 декабря» Мережковского, предварительно разорвав книгу пополам, т.к. не в состоянии держать в руках такую тяжесть. Сегодня постараюсь кончить». Татьяна Великотная

МОГИЛЬЩИКИ ДЕНЕГ НЕ БЕРУТ, ТРЕБУЮТ ХЛЕБА

15 декабря 1941 года: «Только и слышишь о смертях со всех сторон, а то, что рассказывают люди, которым приходится хоронить погибших, прямо леденит. Гроб достать почти невозможно. Надо днями стоять в очереди, чтобы получить тесовый ящик весь в скважинах, сколоченный на живой гвоздик. Я много видела таких на улицах на санках. Это единственный способ доставить гроб к покойнику, а покойника на кладбище. Подходы к кладбищам завалены вдоль дороги трупами без гробов, завёрнутыми в простыни, иногда аккуратно завязанными над головой и в ногах, иногда уже растрёпанными или просто в одежде. У заборов стоят штабелями незахороненные гробы. Некому копать могилы. Могильщики денег не берут, а требуют хлеба. Сегодня мне рассказывали, как за рытьё могилы не брали даже 500 р. Пришлось родным сложиться и собрать 600 гр. хлеба».

15 декабря 1941 года: «Стали рядовыми случаи открытого грабежа продкарточек и хлеба… В булочных люди хватают хлеб с весов, с прилавка и даже не бегут, а просто на месте его пожирают. На улице рискованно нести хлеб открыто в руках».

6 января 1942 года: «Жизнь с каждым днём становится страшнее. Каждый день у нас по покойнику. Люди падают и умирают буквально на ходу. Вчера ещё молодой парень стоял на вахте, сегодня слёг, а на другое утро готов. В сарае лежит пять или шесть скопившихся трупов, и никто как будто их и хоронить не собирается. Умер 1 января старик Гельдт, тот самый, который месяца два тому назад, плача, рассказывал мне, что они с женой питаются супом из жасминовых листьев».

1 марта 1942 года: «Город чудовищно запакощен из-за отсутствия канализации и водопровода. Дворы превратились в клоаки, залитые нечистотами. Всё выливается прямо за дверьми. Сейчас с половины февраля посыпались приказ за приказом в части очистки и уборки всего этого кошмара, который весной грозит отравить весь город…»

21 мая 1942 года: «Такая холодная весна. Конец мая, а на деревьях ни одного листика. Позавчера была гроза. После неё чуть-чуть запушилась зелень, но всё ещё голо и воздух пронзительно свежий. По всем зазеленевшим клочкам земли ходят и ползают люди с корзиночками и мешочками, выщипывают крапиву, чуть развернувшую по два листика, и ещё какие-то травы, копают корешки одуванчика. Все травянистые участки изрыты точно стаями кротов. В военной обстановке опять затишье. Несколько дней ни тревог, ни стрельбы. Лишь изредка бухают орудия где-то за Невой и заливом. Немцы около Ленинграда точно примёрзли к месту — ни взад ни вперед. Чем-то обернётся лето? Второй зимы в осаде не выдержать». Ирина Зеленская