Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

Я — русский

ПРАВЕДНИК С МЕЧОМ В РУКЕ

Вас никогда не удивляло некое тайное, но в то же время явственное сходство между двумя величайшими русскими гениями — Александром Пушкиным и Александром Суворовым? Не знаю, как для вас, а для меня это сходство совершенно очевидно: начиная от внешности — оба лёгкие, подвижные, невысокие, худощавые; потом — характер, манера держаться, шутливость, переходящая в насмешливость и язвительность, склонность к некоему бытовому юродству, чудаковатость в сочетании с безукоризненным воспитанием; и наконец, главное — полёт гения, моцартовская лёгкость творческих решений и глубокое почтение к тому драгоценному дару, который оба при рождении получили от Бога. И ещё: глубокая народная любовь, которая окружает и того и другого, которая не потускнела и за века, и вряд ли когда-нибудь потускнеет, «доколь славянов род Вселенна будет чтить».

В этом, право, есть какая-то тайна: почему, почему они так похожи? Почему Пушкин родился за несколько месяцев до кончины Суворова? Впечатление таково, что коллективная русская душа, не успев до конца выразить себя в Суворове, породила Пушкина, как продолжение и развитие своей мысли, чтобы Поэт досказал всё, что не было полностью явлено в Полководце. А знаете ли вы, что если бы не прадед Пушкина, знаменитый Абрам Ганнибал, то не было бы у России такого военачальника, как Суворов? Маленький Саша был ребёнком худеньким и болезненным, и отец твёрдо решил отдать его в гражданскую службу, но Абрам Петрович Ганнибал, увидев, с какой любовью расставляет мальчик своих оловянных солдатиков, настоял на том, чтобы родители изменили решение. Вот ещё одно странное пересечение судеб двух русских гениев!

И откуда, казалось бы, взяться народной любви к Суворову? Он не отражал вражеского нашествия на Россию, не спасал Отечество явным образом, все его сражения проходили вдалеке от сердца Русской земли. Он бил турок — вековечных врагов нашего государства, бил взбунтовавшихся поляков, разрушая возможный плацдарм Европы против России, принял участие в Наполеоновских войнах, заранее давая понять Корсиканцу, что с Россией шутки плохи… И всё же каждая из его битв носит локальный характер, всё это более или менее «бои местного значения», в его послужном списке не было битвы равной Куликовской, или, скажем, Сталинградской, или Курской… Даже честь окончательного разгрома Наполеона досталась не ему, а его ученикам — Кутузову, Багратиону…

Но какая же разница в народном восприятии Кутузова и Суворова! Кутузова заслуженно почитают, склоняются перед его воинским полководческим подвигом… А Суворова — любят! Именно Суворов, а не Кутузов, при всей его славе, стал воплощением народного русского духа, эталоном русского боя, русской дерзости, русского героизма!

И, кстати, с Пушкиным та же история. У всех знатоков русской поэзии есть свои любимые авторы — Лермонтов, Тютчев, Блок, Есенин… Их перечитываешь, к ним возвращаешься, их стихами питаешь душу… Но Пушкин всё равно выше всех! Что такое русская поэзия? Это Пушкин, и только Пушкин!

Что такое русский бой? Это Суворов, и только Суворов! Даже при том, что недостатка в великих полководцах — от древности до ХХ века — у России не было.

Суворов, подобно другому русскому военному гению, Фёдору Ушакову, собирался под старость лет, утомясь царской опалой и вынужденным бездельем, уйти в монастырь. И ведь ушёл бы, непременно ушёл! И тогда разговоры, которые до сих пор ещё не смолкли, — разговоры о канонизации Суворова — имели бы под собой более твёрдую почву.

Но что-то есть в Суворове, что противится прямому открытому поклонению: не подрисовывается нимб к его сединам, рука дрожит, сердце не лежит. И, разумеется, это не потому, что Суворов не достоин нимба! Достоин не менее Фёдора Ушакова! Но впечатление таково, что сам Александр Васильевич противится такому повороту. Он при жизни тщательно скрывал своё боголюбие, свою праведность под личиной чудака, едва ли не дурачка деревенского, — юродствовал. Юродствовал так же отважно, как в бой ходил, не боясь показаться глупым ни перед царями, ни перед важными иностранными союзниками. Перед собственными солдатами мог выставить себя колдуном и даже радовался, если рядовые верили в его колдовские способности. Он не хотел выставлять свою веру, свою преданность воле Божией напоказ, и Господь, зная эту его духовную скромность, отвёл его от монашеского пути, взамен выведя на путь высшей воинской славы: не в монастырь, а в заснеженные, ледяные Альпы, к подвигу, перед которым склонился весь мир.

Строгий аскет, нестяжатель, молитвенник, горящий любовью к ближнему — русскому солдату, он свят и без иконы, без нарисованного нимба.

Вот интересно, если бы Ксении Блаженной — современнице Суворова и старшей его сестре в подвиге юродства, — если бы ей рассказали о том, что она в своё время будет признана святой, что ей будут служить молебны, писать с неё иконы, — обрадовалась бы она такому известию? Не испугалась бы? Не захотела бы многократно усилить свой подвиг, чтобы навсегда заслониться лохмотьями безумной нищенки от будущей славы?

Суворов же заслонялся от славы великого праведника не лохмотьями, а шитым золотом мундиром генералиссимуса. У каждого свой путь.

Интересная выстраивается цепочка: Ксения Блаженная — Фёдор Ушаков — Александр Суворов — Александр Пушкин… Вся русская душа в этих четырёх именах, таинственно связанных друг с другом. Вся последующая слава России — только свет этих четырёх имён. Или, может быть, пяти? Преподобный Серафим тоже был их современником.

Что же это за эпоха была, что в рамках считаных десятилетий русский дух полыхнул таким ярчайшим созвездием, полностью выразив всё своё величие? Повторится ли когда-нибудь такое? Поведёт ли русские войска новый Суворов? Русский флот — новый Ушаков? Просветят ли землю молитвою новые Ксения и Серафим? Воспоёт ли всё это новый Пушкин?

История никогда не повторяется, — но милость Божия границ и правил не знает…

Алексей БАКУЛИН