Газета основана в апреле
1993 года по благословению
Высокопреосвященнейшего
Митрополита
Иоанна (Снычёва)
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть»|
|
Газета основана в апреле |
|||
| НАШИ ИЗДАНИЯ |
«Православный
Санкт-Петербург»
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть» |
|||
Мы
продолжаем разговор о значении русской классической литературы для России — для
её истории, для её духа. Как известно, враги нашего народа устроили настоящее
наступление на русскую классику, пытаясь скинуть её «с корабля современности».
Сегодня об этой опасности рассуждает замечательный русский писатель, публицист,
руководитель Секции прозы в Санкт-Петербургском отделении Союза писателей России
Александр Георгиевич Скоков. Наши читатели помнят горькие раздумья
Александра Георгиевича о судьбе русской деревни. Сегодня, говоря о литературе,
он неожиданно и очень убедительно связывает судьбу русского слова с судьбой
Русской земли.
Эта волна отрицания русской классики, безусловно, возникла не сама по себе — просто так ничего в этой жизни не бывает… Она имеет мощную материальную базу: кто-то заказывает эту музыку и хорошо платит за неё. Чтобы пояснить свою мысль, начну издалека…
В классической русской литературе народ — это прежде всего крестьянство, труженики, хлебопашцы. Но вот в XIX веке в России начал нарождаться капитализм… И среди тех писателей, что зорким взглядом увидел и талантливой рукой описал новый класс — класс мелких паучков, опутывающих сетью своих собратьев, — был Глеб Иванович Успенский, чьё имя безжалостно изгнано из школьной программы. Вот послушайте, как он в своей книге «Нравы Растеряевой улицы» рассказывает об одном таком паучке… На Растеряевой улице, в грязном захолустье, живёт некто Прохор Порфирыч — человек молодой, но, по мнению растеряевцев, он «далеко пойдёт». Он путём махинаций переписал на себя избу маменьки и теперь обирает своих собратьев, ремесленников-оружейников, страдающих «известной болезнью» — алкоголизмом. Порфирыч скупает у них за бесценок револьверы, которые те наловчились делать. И как же всё это происходит? Глеб Успенский объясняет: в сговоре с кабатчиком Порфирыч сбивает цену, и несчастный мастеровой получает за револьвер три стакана. «Мастеровой почти залпом пьёт три больших стакана по пятачку, обдает всю компанию целым проливнем нецеремонной брани и, снова пьяный, снова разбитый, при помощи услужливого толчка, пущенного услужливым целовальником, скатывается с лестницы, считая ступени своим обессилевшим телом. Прохор Порфирыч спокойно прячет в карман доставшийся ему за бесценок ствол…» За 15 копеек он получил револьвер, который по тем временам стоил до 10 рублей! Бизнесмен!
Вот так мелкие эти паучки нарождающегося капитализма вместе с крупными дельцами обирали народ, так надвигались те события, которые вскоре и разразились. Глеб Успенский в мелком уездном дельце увидел будущее новой России, к концу XIX века истощённой, обессиленной, загнанной в новую промышленную кабалу, когда даже работа у барина-крепостника казалась рабочим более сытой, обеспеченной, не такой беспощадной и изнурительной.
Может ли такая литература нравиться духовным наследникам Порфирыча? Внимательно читая русских писателей, мы можем понять логику событий эпохи: не «пломбированный вагон», не деньги Якоба Шиффа, не суммы германского генштаба стали подлинной причиной событий 1917 года.
Русская
классическая литература была, в отличие от западной, сострадательной к простому
человеку. Вспомним рассказ Н.С.Лескова «Тупейный художник» и слова няни, Любови
Анисимовны, пережившей трагедию крепостной девушки:
«А ты, хороший мальчик… никогда не выдавай простых людей: потому что простых
людей ведь надо беречь, простые люди всё ведь страдатели».
Вспомним повесть Чехова «Мужики». Старик-крестьянин Чикильдеев за недоимки лишается самовара — единственной ценности, которая сохранилась в избе, а сумма недоимок всего-то три рубля, но и она неподъёмна для крестьянского хозяйства конца XIX — начала ХХ века. Разве это германский генштаб так устроил?
Классику
надо читать внимательно. Прочитаем рассказ Чехова «На подводе»: сельская
учительница младших классов Марья Васильевна везёт на подводе из уездного города
в деревню мешок муки, полученный в счёт жалованья. Читатель читает историю её
путешествия, не задаваясь вопросом: «А почему учительница везёт муку из
города в деревню?» А потому, что на дворе 1897 год — время сильнейшего
голода, поразившего Россию следом за голодом 1891—1892 гг. Тогда Л.Н.Толстой,
обращаясь к обществу, писал: «Господа, не стыдитесь подать пять копеек, потому
что эти пять копеек продлят на один день жизнь человека». И сам писатель на свои
средства открывал и в Тульской губернии, и в соседней Рязанской до 200 столовых,
— а власти пытались ему помешать. И небольшой чеховский рассказ о поездке
учительницы в деревню… Здесь Чехов ни слова не говорит о голоде, но внимательный
читатель сам поймёт, на что намекает автор.
В нынешнем году мы отмечаем 150летие И.А.Бунина. Давайте раскроем его рассказ «Золотое дно», написанный более века назад. Едут барин с возницей на тройке по разорённой земле… Это 1903 год: вокруг вымершие барские усадьбы, наполовину пустые деревни… И вот что говорит барину Корней-возница:
— Всем не мёд, не одним господам… Хрестьянский банк, мол, помогает! Да нет, в долг-то не проживёшь. Купят мужики сто-двести десятин — конечно, компанией, не сообразясь с силой, и запутляются, и норовят слопать друг друга. А пойдут свары — дело и совсем изгадится, и хоть на перемёт с обрывком лезь!
— Однако, — говорю я, — крупных-то господ осталось три-четыре на уезд — значит, расходится земля по народу.
— По городским купчишкам да лавошникам, — поправляет Корней. — По ним, а не по народу… И опять же земля без настоящего хозяина остаётся: им ведь только бы купить, благо дёшево, а жить-то они ведь тут не станут! Ну, вот их-то, чертей, и зажать бы в тесном месте!
…За
последние семь лет мне пришлось побывать в разных русских землях: был я в
Нижегородской области, и в Самарской, и в Архангельской области, и в Иркутской,
и в ближних наших краях — Псков, Новгород, Тверь, — а в этом году был на
Вологодчине. И то, что говорит Корней своему спутнику, — эта картина
разворачивается и в современной деревне: земли частично скуплены теми, кто на
них не работает, частично значатся за бывшими работниками колхозов и совхозов.
Впрочем, эти работники уже большей частью умерли, и земля перешла в наследство
кому-то. Но, не имея работы, народ ушёл с земли, и она оказалась сейчас в
страшном запустении. Кем работают бывшие крестьяне, мы знаем: фасовщиками,
курьерами, продавцами, а прежде они были квалифицированными механизаторами,
трактористами, бульдозеристами… Наши колхозы и совхозы отлично работали, но их
разорили, ибо они, как говорили так называемые реформаторы, «не вписывались в
рыночную экономику». В колхозах велись большие мелиоративные работы, а теперь…
Больно видеть… В Вологодской области мы проезжали по землям крупнейшего
совхоза, центральная усадьба которого была в городе Кириллове. Мы видели поля,
поросшие кустарником и леском… Мой товарищ сказал: «А ведь в этой земле
керамические трубы лежат!..» Понимаете: здесь велась широкомасштабная
мелиорация, земли осушались, и не один-два гектара, как сделал бы единоличник, а
сотни гектаров! И сейчас всё это брошено! Мы проезжали мимо площадки, поросшей
берёзами. Остановились. Товарищ говорит: «Вот видите, там фундамент виден? Здесь
была совхозная заправочная станция. Сюда приезжала техника — автомашины,
трактора… Бензовозы развозили горючее по полям и заправляли комбайны прямо в
поле…» Ничего этого сейчас нет! Чем же живёт народ — те единицы, что остались на
земле? В Тверской области я видел отчёт (его можно найти в Интернете), где
сказано о местных предпринимателях, занятых мелким бизнесом… Что же это за
бизнес? В отчёте написано: «Отлов диких зверей и рыболовство»… Бизнес каменного
века! И это происходит на территории совхоза «Память Ильича», который в
1931 году (ещё будучи колхозом) первый в Фировском районе получил документы на
вечное владение землёй — тремя тысячами гектаров!
Писатели-классики показали не только нравственную силу русского народа, богатырей духа, но и вывели на белый свет «героев» тьмы, — и нынешние кровные братья Смердяковых, Лужиных, Свидригайловых, Чичиковых, Хлестаковых не могут и сейчас простить им этого. Правда, как известно, колет глаза. Не случайно один из нынешних потомков Смердякова не выдержал и всенародно закричал о своей ненависти к Достоевскому. Ещё бы! Писатель не скрыл того, что услышал от незаконнорожденного лакея: «Я всю Россию ненавижу!»
Из школьных программ изгнаны не только Глеб Иванович Успенский и его собратья, но даже Николай Алексеевич Некрасов. Почему? Потому что он слишком хорошо видел все беды своего времени, в которых как в зеркале отражаются беды современной действительности:
Грош
для новейших господ
Выше стыда и закона.
Ныне тоскует лишь тот,
Кто не украл миллиона.
Русские писатели-классики знали жизнь не с лицевой стороны. Вместе с читателем по лабиринтам запутанных ситуаций они приходили к вечным вопросам человеческого бытия. Вспомним чеховский рассказ «Скрипка Ротшильда» и вопрос-стон его главного героя, гробовщика Якова: «Зачем люди всегда делают именно не то, что нужно?.. Зачем вообще люди мешают жить друг другу? Ведь от этого какие убытки! Страшные убытки! Если бы не было ненависти и злобы, люди имели бы друг от друга громадную пользу».
Литература XIX века от Пушкина до Толстого, Чехова, Бунина дала великие образцы возвышения человека от земного, принижающего, к тем вечным вершинам, куда устремляется душа. Но видели наши классики и обратное стремление. Проницательно разглядел сущность мещанства Горький — того мещанства, которое ныне поглощает мир, скатываясь от безудержного потребительства к содомии. Летом 2020 года над посольством США в Москве был вывешен флаг содомитского сообщества; спустя несколько дней такой же флаг поднялся над посольством Великобритании: флаги-знаки устроителей нового мирового порядка, где человеку, исполняющему вечные заповеди, места нет. Весь уклад современной оцифрованной жизни уводит человека от тех вечных вопросов, которые он всегда стремился разрешить, уводит человека в безводные пустыни бездуховности, упрощения, потребительства. Надвигается новая форма порабощения — более тонкого, без кандалов, но более опасного, невидимого, как радиация.
Среди ленинградских-петербургских писателей-современников, следующих традициям классической литературы, можно назвать Бориса Сергуненкова — писателя, философа, сказочника, близкого по своим взглядам к позиции Н.С.Лескова. Ждут внимательного, нового прочтения страницы Глеба Горышина, Владимира Насущенко, недавно ушедшего от нас Андрея Битова.
Безусловно, классическая русская литература должна вернуться из ссылки, куда её отправили нынешние распорядители жизни. А они сдаваться нам не собираются. Вспомним, как мужественно, твёрдо выступали лучшие педагоги страны, всё педагогическое сообщество, отстаивая наше лучшее в мире школьное, вузовское образование. Но ЕГЭ всё-таки утвердили!
Да, мы отступили. Но я верю, что время расставит всё по местам, и русские люди нового поколения вновь откроют томики и Пушкина, и Некрасова, и Тютчева, и Лескова, и Чехова, и наших лучших писателей-современников.