Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

Философия языка

ЯЗЫК — ЭТО СПОСОБ ЖИТЬ

В канун праздника свв.равноапп. Кирилла и Мефодия — профессионального праздника всех словесников — мы решили побеседовать о русском языке с Василием Ивановичем Чернышёвым — писателем, публицистом, но главное — философом. В 90­е годы Василий Иванович издавал толстый журнал «Мѣра», немало повлиявший на формирование русской мысли в те годы. Издательство «Глаголъ» Чернышёва считалось тогда одним из лучших в России…

Говоря с таким человеком, хотелось бы не размениваться на мелочи, но как можно глубже (насколько позволяет формат нашей газеты) уйти в философский разбор такого необъятного понятия, как язык.

— Как по-вашему, Василий Иванович: душа народа создаёт язык или язык формирует душу народа?

— Надо начать с взаимоотношений языка и личности. Первый вопрос, который мы себе задаём: как мы научаемся родному языку? Часто, услышав новое слово, мы его воспринимаем через объяснения, через отсылки к другим понятиям, — но в два года ребёнок многие понятия усваивает, ещё не умея формулировать свои вопросы и не умея понимать сложные объяснения… Платон предположил, что ребёнок обучается языку, припоминая его. Но несомненно, что язык формирует личность человека, — ну а тогда несомненно, что язык формирует и личность народа. Очевидно, что так как всякие воздействия связывают две стороны и влияние оказывается взаимным, то и народ и создаёт, и совершенствует, и меняет язык, меняясь под его воздействием сам. Но так ли ясно, что означает его созидание, — то же ли самое, что строительство дома или создание стихотворения (которое тоже рождается словно в беспамятстве)? На примере математики почти очевидно, что мы все вместе, всё математическое сообщество, словно бы только узнаём, открываем её содержание, но мы его не в состоянии ПРИДУМАТЬ. Кронекер говорит, что «натуральный ряд создан Богом, только всё остальное дело рук человека». Развивая эту мысль, можно понять, что романы и критические статьи созданы человеком (это всё остальное), но натуральный ряд языка, несомненно, создан Богом — ДЛЯ формирования души у личности и у народа.

— Почему вообще существует множество языков? Точнее, почему бы сейчас, когда сделать это достаточно просто, не перейти всем на один язык — английский, или эсперанто, или любой иной?

— Если язык создает душу народа — а это в значительной степени так! — то всемирное преобладание одного языка означало бы растворение всех народов в ОДНОМ.

Мы видим, что ПРИРОДА дополняет человеческое общество, и она до сих пор разнообразна: есть березняки, осинники — и это великолепные и очень красивые рощи (например, по дороге на Серпухов, южнее Москвы), есть сосновые и лиственничные боры (например, в Рощине), существуют заливные луга, степи, поля (гречиха, овес, ржаное поле) — это словно народы в растительном царстве. Представьте себе, что всё стало бы только смешанным лесом, и наши дети уже не увидели бы, скажем, букового леса (есть в Калининграде), не увидели бы сибирской тайги, не почувствовали её запах и особенный шум. А уже в значительной степени пропал ливанский кедр (символ Ливана), пропал алтайский кедровый лес, пропал уже и сибирский кедрач — это трагедия…

Я дружил с Теодором (Тадеушем) Адамовичем Шумовским. Он говорил на ста языках. У меня дома на литературных вечерах он иногда демонстрировал, как звучит тот или иной язык (а он был поэтом и музыкантом), и мы все, слушатели, чувствовали себя словно на концерте, на котором исполняются великие произведения великих композиторов. Симфония — это язык, композитор — это язык. Поразительно было слышать уже исчезнувшие языки — не только латынь, но и арамейский (на котором говорил Христос), иврит, на котором говорили книжники и фарисеи, древнеегипетский (язык фараонов), санскрит, древнегреческий (на котором говорил и писал апостол Павел), язык древних шумеров (а Шумовский переводил «Эпос о Гильгамеше»)… Представьте себе, что все кушанья мира мы соединяем в одной кастрюле, все вина сливаем в одну чашу, а разнообразные девушки соединяются в образе Наины или Леди Макбет… Но мне уже стало страшно воображать, что сущее, представшее нам так многолико, стало вдруг двулично: Я и Оно.

Я был знаком в 70­е годы с князем Хованским (последним в роду). Он входил в общество эсперантистов, переписывался на этом языке и даже умел на нем разговаривать (и я слушал, как звучит эта речь). Но я думаю, что отличие этого языка от живого такое же, как у резиновых девушек (которых предоставляли американским морякам) от живых, телесных.

— Нынешняя письменность явственно стремится к иероглифике: целые слова заменяются знаками… (например, слово «любить» заменяется сердечком: «Я ♥ СПб» и т.д.) А почему бы, в самом деле, не отказаться от буквенного алфавита и не принять систему иероглифов — единых для каждого языка? Пусть слово «любовь» на разных языках звучит по-разному, знак ♥ все поймут одинаково…

— В 60­е годы ряд реформаторов изложение и преподавание математики перевёл в такую же форму; привело это к тому, что в России, в которой обычно школьники (по крайней мере, треть самых развитых) любили математику, потом все поголовно её возненавидели как чуму.

Но что такое язык? Это ведь не только утилитарное средство передачи информации, это способ ЖИТЬ, в который входит ещё движение, мимика, пластика, изображение чувств и состояний, взаимодействие двух или нескольких человек (разговор, танец, пение, похвала, обучение, воспитание… язык не только многообразен, но бесконечно образен… Привлекательность Нового Завета или стихов Пушкина связана прежде всего с языком. Причём чисто информационное содержание любого отрывка речи — только меньшая часть языка, наибольшая — впечатление красоты, убедительности, выразительности… По утрам я слышал, как моя внучка, ещё не умея говорить, начинала лепетать… В этом лепете был заключен и язык, и музыка, — а язык и музыку трудно отделить друг от друга…

— Все мы в своё время бездумно заучивали тургеневское стихотворение о русском языке… Но нельзя ли его как-то разъяснить? Всё-таки слова, например: «...ты один мне поддержка и опора…» — могут быть не вполне ясны. Каким образом писатель находил опору не в чём-нибудь, а именно в языке?

— Музыкант неотделим от инструмента, и никто не удивится, что в тяжёлые минуты жизни он хватается за скрипку, виолончель, садится за рояль, и вместе с ними «рыдает и плачет». Ну а для писателя его инструментом оказывается родной язык. Однажды я задался вопросом, в чём заключены философия и история жизни: в высказываниях (то есть в сочетаниях слов) или в отдельных словах? Вот что я писал в одной своей статье о языке:

«…Хотя и естественно думать, что поучение заключено в высказывании, то есть в сочетании слов, но отдельное слово выражает характер народа более безусловно. Таковы и слова воспитание, образование, просвещение. Просвещением преимущественно зани­мается начальная школа, в высших учебных заведениях учащийся получает образование, воспитанием же занимаются семья, школа и общество от рождения человека чуть ли не до его смерти. То, что вкладывается в понятие воспитания, кажется ещё более важным, нежели просвещённость и образованность, человека грубого, некультурного мы называем невоспитанным (а при этом он может быть и весьма «образованным»), —
но само слово, обозначающее это понятие, имеет вульгарное происхождение от глагола «питать», тогда как образование и просвещение — слова возвышенные, и первое, означающее и созидание, и приобретение знаний, происходит от слова «образ», другое же, тоже имеющее двоякий смысл — и начальное «образование», и духовное возвышение (например, просвещение народов), — происходит от глагола светить.

В нынешних спорах о реформе образования тон задают, к сожалению, люди необразованные, некультурные, непросвещённые, те, для которых русский язык неродной, иначе не забывали бы они, что образование в России сродни иконописанию (созиданию образов — икон), и образованный — не просто знающий, но являющий собою образ Божий.

…Если бы обо всех словах писать, а не только о тех, в коих выражено отношение к миру, то можно бы написать ещё про целую рощу слов, разросшихся вокруг глагола лить.

Тут и существительные — лейка, литье, наливка, сливки, подливка, прилив-отлив, «вино в розлив», весенний разлив рек, ливень (ливануло).

Тут, естественно, и глаголы, из которых первый — наливать и разливать: «Налейте стаканы!»; «Ему больше не наливать!»; выливать, вливать, подливать, поливать (огород) или ругать кого-то чрезмерно; отливать, переливать (в частности, из пустого в порожнее), заливать (в частности, врать), а в Сибири о пропойцах говорили: «залил зенки», льёт (дождь) как из ведра; сливать воду (в частности, тушить свет); лить (изделия)…

…и прилагательные: литейный цех; вылитый папа; наливное яблоко (румяное); сидят как влитые (сапоги)…»

— Не нужно ли в школах изучать древнерусский язык? Быть может, это помогло бы выстоять против нынешнего новояза?

— Эпитафия на могиле Нила Сорского, которую он написал сам:

«Молю вас, повергните тело мое в пустыни сей, да изъедят е зверие и птица, понеже согрешило есть ко Богу и недостойно есть погребения… Мне потщание, елико по силе моей, что бых не сподоблен чести и славы века сего никоторые, яко же в житии сем, тако и по смерти». Это высочайшая поэзия.

Или, от Иоанна: «Искони бе слово, и слово бе к Богу, и Бог бе слово…» На современном языке это звучит слабее.

Через язык школьник приникает к источникам красоты.

Вопросы задавал Алексей БАКУЛИН