Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

Я — русский

«БЛАГОСЛОВИ ЖЕ РАБОТУ НАРОДНУЮ!..»

Известный петербургский писатель Александр Георгиевич Скоков, который однажды уже выступал на страницах нашей газеты с беседой о русском крестьянстве, продолжает свой рассказ. Сегодня речь пойдёт о современном состоянии нашего села.

…В последние годы советской власти видел я в журнале «Огонёк» такую фотографию: знаменитый в ту пору фермер, «архангельский мужик», как его величала перестроечная пресса, Николай Семёнович Сивков, пашет своё поле. Сам он идёт за плугом, впряжённым в трактор, а правит его сын — одной рукой держится за руль, а другой открывает дверцу трактора и следит за работой отца.

Николай Семёнович в ту пору был знаменитейшим человеком… Тогда считалось, что фермерские хозяйства легко перегонят колхозы и совхозы и станут с избытком кормить страну. И фермер Сивков — трудяга, хозяйственный мужик — как будто оправдывал такие ожидания. Горбачёв на совещании на Старой площади ставил его в пример руководителям крупных агропромышленных предприятий: вот, мол, учитесь, как надо работать!.. Те слушали и диву давались: о чём это Михаил Сергеевич говорит?! Наши комплексы оборудованы по последнему слову техники, способны обезпечить мясом и молоком целые области — неужели какой-то единоличник сможет с нами конкурировать?!.. Но государственная линия уже была намечена, агропромышленные комплексы начали не мытьём так катаньем ликвидировать… Печально известный член горбачёвского Политбюро Яковлев уже сказал: «Деколлективизацию нужно проводить жёстко и безкомпромиссно!» И её провели. А фермеры…

В 2015 году я побывал в Виноградовском районе в 300 км от Архангельска на правом берегу Северной Двины, на хуторе Красная Горка, где когда-то работал Сивков… И что же я там увидел? Поля, заросшие уже не травой, а берёзами, остовы каких-то строений… Двухэтажный дом держался до последнего, но недавно бродяги сожгли его. Сам Н.С.Сивков давно умер, надорвавшись от непомерной работы… А ведь был здесь и совхоз, но в 1990 г., как рассказал бывший председатель райисполкома, пришёл приказ: «Никаких колхозов, совхозов! Землю и имущество разделить!»

В бурьяне на месте бывшей сивковской пашни я увидел ржавую деталь от трактора. Вспомнилась мне та давняя, обошедшая всю Европу фотография в «Огоньке»: Николай Семёнович за плугом и его сын в тракторной кабине… Не смог «архангельский мужик» накормить Россию по указанию «перестройщиков».

Работая над книгой документальных рассказов о судьбе русской деревни, я побывал во многих краях России. Случилось мне побывать и в Самарской области… Эта земля, как и большинство русских земель, — регион рискованного земледелия: испокон веку её мучили страшные засухи, пыльные бури и, как следствие, — неурожаи, голодные годы. За годы советской власти путём умелого землепользования удалось во многом преодолеть суровый климат Поволжья, но сейчас на поволжскую деревню обрушились другие беды. Я встречался с членом Общественного совета при Министерстве сельского хозяйства и продовольствия Самарской области — Евгением Фёдоровичем Чичёвым. Он рассказал о том, что здесь истощается плодородие почвы. Земельные ресурсы эксплуатируют нещадно: стремятся как можно больше собрать, больше продать, получить больше прибыли. Страдает структура посевных площадей: скажем, посевы подсолнечника должны занимать при нормальном севообороте 5—6%. А они сейчас занимают до 30%! А почему? Да потому, что масло идёт на экспорт — за него дают хорошую цену! Но ведь подсолнечник — это культура особая, это своего рода насос, который выкачивает из почвы все минеральные вещества, всю влагу, — после него земля истощается едва ли не катастрофически. Далее — минеральные удобрения. Сейчас их вносится не более 30% от того, что вносили раньше, при советской власти! Почему? Потому что 95% минеральных удобрений, производимых в России, идёт на экспорт. А органических удобрений вносится сейчас всего лишь один процент, поскольку животноводства у нас практически нет.

А вот что Евгений Фёдорович рассказывает о фермерах. (Раньше их называли единоличниками — так их и нужно называть: какие в России фермеры?) Есть такой самарский единоличник Б.Н.Толстов. Его хозяйство немногим больше 1000 га. (Это большое хозяйство: советский колхоз, совхоз в среднем владели 4—5 тыс.га). У этого единоличника-крестьянина имеется всего один комбайн «Енисей», которому стукнуло уже восемь лет. Хлеб хранить Толстову негде: местные элеваторы отказались принять у частника на хранение зерно — самим нужны ёмкости. А между тем подошёл срок погашения кредита — и тут же налетели на крестьянина скупщики, предлагая купить его ячмень по 3 р. за кг. Так возвращаются дореволюционные порядки, когда в той же Самарской губернии на одном берегу Волги крестьяне помирали от голода, а на другом берегу стояли забитые до крыш зерно­хранилища скупщиков. У Толстова в арбитражном суде тянется рассмотрение дела по его хозяйству, и нет ему ни от кого помощи и поддержки. И картина эта — типичная.

Что тревожит самарских жителей? Непрестанный исход населения из села. Деревни пустеют. Все знают об этом, но не все представляют, в каких масштабах это происходит. Раньше основным ядром сельского населения были механизаторы: советское село было в 60—80-х гг. механизировано. Каждый год советская промышленность давала 120 тыс. тракторов, десятки тысяч комбайнов, другой техники. Сейчас в РФ в иной год выпускают 6 тыс. тракторов! Шесть тысяч! Крупные компании могут купить заграничную технику, а большинство хозяев, как и Б.Н.Толстов, работают по восемь лет на одном комбайне. И 8 лет — это ещё не возраст! Я встречал в Воронежской области технику, которой за 20 лет!

Советское село было механизировано, а на фермах трудились жёны механизаторов. В сельских поселениях жили агрономы, зоотехники, врачи — немалая прослойка сельской интеллигенции! Школы, естественно, были. На многих центральных усадьбах — и музыкальные школы, и спортзалы, и бассейны… И чтобы сократить отток молодёжи из села, детей в школах учили любить сельский труд. Более того, я помню, в 60-х, 70-х годах было такое движение среди молодёжи: «Всем классом остаёмся на селе!» Это не пустые слова: действительно, такое было. Когда молодые люди возвращались из армии, во многих хозяйствах руководители говорили им: «Женись — и получишь дом с приусадебным участком!» И это было типично!

Сейчас на селе работы нет, и сельские жители получают на 40% меньше, чем городские. Поэтому и появился у нас целый класс охранников, которые вахтовым методом за 100, 200, а порой и за 500 км ездят из своих деревень в Москву, в Петербург. По данным профсоюза частных охранных предприятий, сейчас в ЧОПах работает более трёх миллионов человек! И всё это — бывшие механизаторы, всё это — сельские работники. В Иркутской области я видел бывший совхоз, от которого осталась только памятная стела с орденом. То есть было здесь некогда орденоносное мощное хозяйство! А теперь? По пустой улице катит на тарахтелке-мотоблоке человек лет сорока пяти… Я попросил его остановиться, разговорился. Выяснилось, что человек этот когда-то работал в орденоносном совхозе трактористом, механизатором… А сейчас? «Сейчас езжу на работу за 50 километров от дома — служу охранником в магазине… Сегодня выходной — вот накосил на мотоблоке травки для овечек, а завтра поеду на дежурство…» Овечки — это хорошо, конечно, да они и семью-то этого охранника не прокормят, — а прежний совхоз сколько народу кормил? Сколько городов?

Как теперь привлечь народ на село? В своё время советская власть блестяще решила эту задачу. Я читал выступление одного председателя колхоза, сделанное в 1947 году: он жаловался, что у него в хозяйстве нет ни одного работника с высшим образованием. А в 70-х годах все специалисты в колхозах и совхозах: ветврачи, зоотехники, инженеры — все имели диплом. При Брежневе и Косыгине готовились мощные преобразования, которые смогли бы решить продовольственный вопрос, — не случайно, что именно тогда и усилилось давление на СССР, завершившееся губительной перестройкой.

И вторую поездку совершил я в прошлом году — в Тверскую область. Там картина значительно хуже, чем в Самарской. Я побывал в Фировском районе, в тех местах, что знакомы мне по 70-м годам. До меня доходили вести, что сейчас там происходит разорение. И в самом деле… Тверская, а в советское время Калининская, область была некогда льноводческой — не случайно там был Институт льноводства… Он и сейчас существует, вернее, влачит жалкое существование, ибо льноводства в современной России нет, а соответственно, и наша текстильная промышленность погибла. Когда-то в Фировском районе хозяйства выращивали лён, картофель, рожь, пшеницу… А сейчас там безлюдье. От Фирова километрах в двадцати находится крупное село под названием Рождество. Есть в том селе церковь, со времён земства была больница; школу-интернат построили в 80-х годах, для того времени отлично обустроенную. Школа и сейчас существует там, но в прошлом году она выпустила десять человек!.. В минувшем августе в первый класс записалось тоже человек десять, — но сколько их дойдёт до 10-го класса? Но Рождество — это крупное село. А мелкие сёла, через которые мы проезжали? Там доживают старики, есть и просто брошенные деревни. Это зона вымирания. Сельскохозяйственного производства в Фировском районе практически нет. Район и в советское время был небольшим — всего 12 тыс. населения. Но это был живой район! Всё, что должно было быть в хороших сёлах, там было — даже музыкальные школы, спортзалы… Где всё это сейчас? Кто украл у нас наше село?

И что нас ждёт впереди? Снабжать города сельхозпродукцией могут только крупные хозяйства, никак не единоличники-фермеры. В тех же США 5% крупных холдингов кормят половину страны. Остальную часть снабжают компании средних масштабов, и незначительная часть населения существует на так называемой самозанятости, придуманной для них, чтобы они не жили на пособиях в городах. А наши фермеры? Нередко это люди, которые занимаются, так сказать, экзотическими видами деятельности: выращивают страусов и других заморских зверей, разводят диковинных рыбок или в лучшем случае пчёл. А как же животноводство? О растениеводстве я и не говорю: для растениеводства нужны большие площади, современная техника. Животноводство тоже может существовать только в больших объёмах.

Один из руководителей российского фермерского движения пишет брошюрки, в которых утверждает, что фермер — это уникальный человек: он и механизатор, и тракторист, и комбайнёр, и сварщик, и зоотехник, и агроном, иногда и ветврач… И не понимает автор брошюрок, что человеческая энергия не безконечна, что человек надрывается… Вспомним историю Н.С.Сивкова.

Наше село сейчас стоит на распутье. Теперь в России и землю скупают, и земля пошла в оборот, и мы ещё не представляем себе, чем это обернётся. А ведь наши великие писатели — Глеб Успенский, Достоевский, Лев Толстой — многократно писали: крестьянин правильно думает, что земля Божья, земля — мать, нельзя матерью торговать. Но нет, законы уже приняты, земля пошла в оборот, а леса пошли на выруб. Тот же Фировский район живёт сейчас за счёт своих лесов. А ведь тверские леса, они же растут рядом и с Петербургом и с Москвой, они наши лёгкие. Но никто этот вопрос сейчас не поднимает: у нас все вопросы поднимаются, когда становится уже поздно.

Ещё раз скажу: не одной России свойственны все те беды, о которых я говорил. Это общемировое состояние цивилизации. Да разве от этого легче? Нам Россия дана, с нас за Россию спросится. Что мы сделаем для её спасения?

Александр СКОКОВ