Газета основана в апреле
1993 года по благословению
Высокопреосвященнейшего
Митрополита
Иоанна (Снычёва)
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть»|
|
Газета основана в апреле |
|||
| НАШИ ИЗДАНИЯ |
«Православный
Санкт-Петербург»
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть» |
|||
…В
понедельник утром мы пришли в редакцию, — всё здесь было по-прежнему; на
редакторском столе раскрыта тетрадь с планом будущего номера, несколько книг —
всё больше сборники стихов, церковный календарь за октябрь… Нет идеального
порядка, но и беспорядка нет — всё по-деловому, всё лежит в ожидании работы:
сейчас редактор вернётся — и сразу начнётся новая трудовая неделя.
Но нет — на этот раз не вернётся.
17 сентября в час по полуночи Александра Григорьевича Ракова не стало.
Мы знаем, что сейчас нужно написать… Что-нибудь вроде: «Ушёл из жизни безсменный главный редактор газеты «Православный Санкт-Петербург», автор многочисленных и популярных в народе книг, член Союза писателей России, лауреат Шолоховской международной литературной премии — и ещё нескольких премий…»
Всё это так, всё это правда. Но сейчас мы в редакции думаем не об этом. Ушёл человек, с которым мы более десятка лет работали бок о бок… В сам деле ведь бок о бок! — в том крохотном помещении, где располагается наша редакция, — день за днём, год за годом… Александр Григорьевич порою мечтал: «Вот разбогатеем, заведём себе побольше апартаменты, и будет у меня собственный кабинет!» — и сам усмехался несбыточности своих мечтаний.
Ушёл человек, с которым много-много лет работали вместе; собрат по газете. Мы сейчас, в первый день утраты, даже не думаем о нём как о руководителе — только как о собрате, с которым варились в одном творческом, журналистском котле, думали над одними темами, тревожились одной тревогой, радовались одной радостью. Ушла часть нашей жизни — и немалая часть! Весомая часть! Ушёл близкий человек!
Всякий православный знает: хоть мы и не вправе предварять Божий суд, не должны гадать, что ждёт душу усопшего в вечности, а всё-таки обстоятельства смерти кое о чём да говорят чуткому сердцу. Что сказать об этих обстоятельствах? Примерно за месяц до кончины Александр Григорьевич как-то поутих, успокоился, стал терпеливее, мягче, кротче. Это была разительная перемена, — словно другой человек появился в редакции. А он тихо улыбался, говорил не требовательно, но просительно, — и, как ни удивительно это было, мы всё-таки не распознали, не почувствовали того, что, видимо, уже смутно ощущал он сам — приближения неизбежного.
В воскресенье 16 сентября пошёл в свою Благовещенскую церковь, исповедовался, причастился. Вернулся домой, почувствовал себя плохо. Вызвали скорую. Не дождавшись врачей, в час ночи тихо скончался.
Понимающий понимает: о таком образе смерти — после исповеди, произнесённой в полном сознании, после Святого Причастия, у себя дома, посреди любящих родных, без больших телесных страданий, — именно о таком образе кончины «безболезненной, непостыдной, мирной» православные люди молятся, как о большом благе, не каждому уготованном. Милостью Господней раб Божий Александр такого блага сподобился, — и все мы надеемся и верим, что это знак и главной Божией милости — спасения его души.
Все, кто был на отпевании р.Б. Александра, происходившем в храме Благовещения Пресвятой Богородицы на Приморском проспекте, и потом на похоронах — на Серафимовском кладбище, отмечали удивительное благолепие всего происходящего, удивительный, добрый покой и особую духовную приподнятость. Не было глухой тоски, не было подавленности, все чувствовали, что душа новопреставленного уходит в светлый, радостный путь…
Впрочем, это уже дела вечности.
Поговорим теперь о том, что нам, земным, больше приличествует: о делах нашего временного, бренного мира.
Что оставил после себя Александр Григорьевич?
Во-первых, — и в-главных! — конечно же, газету. «Православный Санкт-Петербург». Она из той стаи первых ласточек, из когорты первенцев русской православной журналистики, каких ныне осталось немного — по пальцам перечесть!
И здесь хочется кое-что пояснить. Тысячу лет существовала Русь Православная, но православной журналистики в ней не было никогда, — даже в XIX веке, когда светская журналистика стала явлением обыденным. Впервые русское православное сообщество всерьёз осознало необходимость церковной прессы, церковного радио, церковного телевидения только в конце 80-х. Сперва показалось — всё просто! Найди типографию, найди бумагу, пиши да издавай! На деле вышло не так. На деле оказалось, что никто в России толком не умеет писать «по-православному». Кто-то пытался говорить с читателем словами учёных богословов, кто-то пытался подражать языку проповедников прошлых веков, кто-то копировал слащавые рождественские сказки, бытовавшие в XIX столетии… И всё это ни в малой степени не задевало сердец современных читателей, не будило их ум, не воспламеняло дух. Все выстрелы уходили «в молоко».
Словом, очень скоро умным людям стало ясно: всё не так просто; нужно — всего-то! — выработать новый язык, новый подход, новый взгляд. Нужно создать нечто такое, чего ещё никогда в России не было!
И этим-то занимался Александр Григорьевич Раков. Он создавал русскую православную журналистику — вещь для России небывалую. Конечно, не один, — были в России и другие православные газеты, были и другие отважные первопроходцы-редакторы, — но А.Г. Раков стоял в первых рядах этого движения; первых — по времени и первых — по значению. Его газета заговорила с читателем языком простым и умным, доверительным, дружеским, порою — исповедальным. Его газета никогда не говорила свысока, никогда не поучала, — она предлагала читателю рука об руку подниматься по духовной лествице, по-братски поддерживая друг друга. И этот тёплый без слащавости, простой без примитивности, мудрый без высокоумности язык, выработанный в «Православном Санкт-Петербурге», есть главное наследство, оставленное нам его главным редактором. Его наследство не просто газета — одна из многих; его наследство — русская православная журналистика.
Что ещё мы обязаны взять из духовного наследия А.Г. Ракова? Его любовь к Родине, его почитание воинов Великой Отечественной — и павших, и тех, кто остались живы. Все, кто знал нашего редактора, помнят, как часто и с какой гордостью он повторял: «Я — сын Победы! Я сын офицера-фронтовика!» И когда враждебные России силы пробовали облить грязью великий подвиг советского народа, когда церковные власовцы называли нашу гордость грязным словом «победобесие», а в герои пытались выпихнуть гнусных предателей — Власова и других, — именно непримиримая позиция Александра Григорьевича Ракова и его единомышленников не позволила врагам окончательно утвердить свои взгляды в церковном сообществе. Эта непримиримость к губителям России — одна из важнейших частей раковского наследия.
И третья его часть — забота о чистоте русского языка. Эта забота никогда не покидала сердца Александра Григорьевича, но знавшие его помнят, что особенно сильно она владела им в последние годы жизни. В это время слова о том, что русский язык нужно беречь, буквально не сходили у него с уст. Всякая языковая ошибка, всякий неуклюжий, неграмотный оборот, подмеченный в речи писателей, журналистов, дикторов ТВ, вызывал у него едва ли не физическую боль. Особенно негодовал он на подмену русских слов иностранными, на эту страшную болезнь нашей эпохи.
— Зачем говорить «волонтёры», когда есть прекрасное русское слово «добровольцы»? Зачем говорить «аплодисменты», когда можно сказать по-русски — «рукоплескания»?
Подобные вопросы мы слышали от него постоянно. Если Александру Григорьевичу встречалось иностранное слово, которому он не мог немедленно найти русского соответствия, редактор тут же, не откладывая дела в долгий ящик, вооружался словарями и не успокаивался, пока не находил искомое. Возможно, кому-то это казалось чудачеством, но современная жизнь изо дня в день доказывает нам: как только в России исчезнет последний такой «чудак» — исчезнет и русский язык под лавиной бездумного или злонамеренного иностранного заимствования. Нет, это было не чудачество, а героизм бойца, вышедшего на бой с вражескими полчищами. Мы, православные журналисты — да нет, все русские православные люди, все, кому дорого Отечество, его культура, его история, — обязаны принять эту, третью часть наследия Ракова — борьбу за родной язык. Друзья, без нас он погибнет; если мы не продолжим эту борьбу, наши дети, наши внуки забудут и самые основы родной речи!
…Сейчас, вспоминая Александра Григорьевича, мы снова слышим его любимые фразы.
— Ну вот, ещё один номер у нас никто не отнимет! — радостно восклицал он, когда очередной номер газеты приходил из типографии. Он всегда жил, словно в бою, всегда был готов отражать чьё-то нашествие, чью-то попытку разрушить редакцию… Но когда новый номер выходил в свет, он на минуту успокаивался: теперь, несмотря ни на какие превратности, этот номер уже готов, уже вошёл в историю газеты, и никто его оттуда не вычеркнет.
— Ну что это за редакция! Никто сегодня не звонит, никто не приходит!.. — ворчал он, когда телефон на его рабочем столе умолкал на полчаса. Ему хотелось всегда быть в гуще народа, всегда кому-то что-то разъяснять, кого-то в чём-то убеждать, всегда чувствовать читателя, его настроения, его чаяния…
— А теперь я покажу вам закрома редакции! Закрома Родины не могу показать, а закрома редакции — вот они! — всегда говорил он очередному посетителю, знакомя его с редакторской творческой кухней. И вид у него при этом был такой, словно он раскрывает перед читателем величайшую святыню своей жизни. Да так оно и было: газета была его святыней.
— Сейчас говорят: 90-е годы, 90-е годы — тяжёлые, бандитские… А я и не заметил никаких девяностых годов, — вспоминал он часто. — В то время у меня в голове одно вертелось: «Надо делать газету! Надо делать газету!» И так за всеми газетными делами я и не видел, какие-такие это были девяностые годы.
И ещё вспоминается традиционное прощание Александра Григорьевича. Уходя из редакции, подхватывая объёмистый портфель и натягивая на лоб кепку, он неизменно говорил:
— Ну, ухожу я, — без меня шуму меньше будет в редакции! Не скучайте, друзья, — дорабатывайте без меня!
Так он сказал и в ту последнюю пятницу…
Что же, будем дорабатывать, будем работать. Так хотел Александр Григорьевич, так и духовник редакции благословил: отец Иоанн Миронов, «дорогой батюшка, батюшка дорогой!», — едва услышав о кончине своего духовного чада, «Сашеньки», — сказал так:
— Вы только газету не оставляйте! Газета должна выходить!
И газета будет выходить.
Редакция газеты «Православный Санкт-Петербург»: Илья Раков, Ирина Рубцова, Алексей Бакулин, Надежда Сапожникова, Владимир Дёмин, Вячеслав Виноградов