Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

Разговор о смирении

КАК ОВЦЫ СРЕДИ ВОЛКОВ…

Когда-то собирался на интервью, хотел поговорить с неким батюшкой на такую тему, как смирение. Но что-то сорвалось, что-то не сложилось, беседу сначала перенесли на неопределённое время, а потом и вовсе о ней забыли… И вот сегодня случайно нашёл список своих вопросов, приготовленных для несостоявшегося интервью, — перечитал их и понял, что они по-прежнему меня волнуют, по-прежнему ждут ответа. Где найти сведущего и духовно опытного собеседника? Думаю, со временем он непременно найдётся, а пока, в ожидании встречи с ним, не попытаться ли самому ответить на собственные вопросы?

Почему бы и нет? Я, поверьте, ни в коем случае не претендую ни на высокую духовность, ни на житейскую мудрость… Но я всё-таки православный человек. И, как всякому православному человеку — как вам, читатель! — мне приходится буквально на каждом шагу самостоятельно искать ответы на хитрые вопросы лукавого и прелюбодейного мира. Вы, читатель, тоже зачастую делаете точно так же. Попробуйте и вы ответить на мои вопросы, — а потом мы сверим наши ответы, поделимся духовным опытом… Сейчас моя очередь отвечать. Итак:

— Первый вопрос таков: святые отцы советуют считать себя наихудшим из всех грешников. Но если я начну себя в этом убеждать, то не выйдет ли тут некоего лицемерия? Я, конечно, понимаю, я своими глазами вижу, что есть великое множество людей, стоящих значительно ближе к праведности, чем я. Но я вижу и людей хуже меня! Вижу! Неужели это только моя гордыня заставляет меня считать их столь грешными? Приведу пример наиболее яркий, кричащий: в мире есть достаточное количество людей, способных убить ребёнка. Есть даже люди, которые делают это без угрызений совести. А мне не то что делать, но и думать о чём-то подобном жутко. Так неужели же я грешнее этих детоубийц?

— Ну да, ты детей не убивал, это мы с тобой знаем. Но мы с тобой знаем и кое-что другое…

— Что другое? Другие мои грехи? Я их не отрицаю, но…

— Скажи, пожалуйста: с тебя на Суде будут спрашивать за детоубийство?

— С меня — нет.

— И вообще ни в чём тебя не обвинят?

— Обвинят, конечно, но…

— …Но зачем ты думаешь о том, что тебя заведомо не коснётся? Детоубийца ответит за свои грехи. А вот тебе придётся отвечать за свои! И ты не сможешь в качестве оправдания сказать: «Мой грех легче, чем его грех». Во-первых, что значит «легче»? Ты их взвешивал? Ты же помнишь слова апостола Иакова: «…Тот же, Кто сказал: не прелюбодействуй, сказал и: не убей; посему, если ты не прелюбодействуешь, но убьешь, то ты также преступник закона». (Иак.2,11). Адам и Ева съели какой-то плод с како-го-то дерева — это грех более тяжкий, чем детоубийство, или нет? Это просто грех, просто прекословие Богу, — как и все прочие человеческие грехи. В этом смысле они ничем не отличаются друг от друга. Тот, Кто не хочет, чтобы мы убивали, не хочет и того, чтобы мы лгали. Ты думаешь об убийстве ребёнка, и тебя это ужасает; ты думаешь о чьей-то лжи, и тебя это… Скажем так: не ужасает. Почему? Потому, что ложь — меньшее зло, чем убийство? Или потому, что твоя совесть смирилась с ложью? И потом: наедине с Судией (а каждый из нас будет с Ним наедине, хотя на Суд предстанет всё человечество целиком), — неужели наедине с Ним ты сможешь думать о чьих-то там грехах, пусть даже и ужасных? На экзамене во время сессии ты много думал о чужих билетах? Нет, — дай Бог по своему билету ответить!

— Хорошо, я понял твою мысль: думай о своих грехах и не сравнивай их с чужими — всё равно за чужие ты не ответчик, а за свои ответишь по полной…

— Я бы только уточнил чуть-чуть: чужие грехи должны тебя касаться лишь в той мере, в какой они вредят твоему ближнему. Если ты видишь, что какой-то негодяй хочет напасть на ребёнка, то тут не до моральных сравнений: просто помоги ребёнку по мере сил — и всё. Если видишь, что явный для тебя лжец хочет обмануть простодушного, — просто помешай лжецу. А сравнивать, кто из вас троих — лжец, ты или простодушная жертва — больший грешник, — это дело совершенно безполезное.

— Ну тогда задам подобный этому вопрос, уже не относящийся к понятию греховности. Нужно ли мне, смирения ради, считать себя самым глупым? Самым недостойным? Самым некомпетентным? Порою нам так и советуют: «Смирись и признай своё ничтожество!» Но, простите, вы что, никогда не видели людей глупее себя? Слабее душой? Бестолковее? (и т.д.)

— А помнишь, конечно, старинный советский мультик «Самый, самый, самый». Помнишь, да? Про льва, который пытался доказать всем, что он самый умный, самый сильный, самый красивый — «самый-самый-самый!» И к какому выводу он пришёл в конце концов? «Не говори, что сильный! — встретишь сильнее тебя. Не говори, что умный! — встретишь умнее себя…» — и так далее. Я понимаю, конечно, что ты не считаешь себя самым-самым-самым… Но признайся, сколько раз ты ошибался: думал, что перед тобой дурачок, — а дурачок-то неожиданно оказывался очень даже неглупым; думал, что перед тобой слабак, — а он вдруг проявлял недюжинную силу… Я хочу сказать, что встретить того, кто лучше тебя, можно там, где и не думаешь, — нежданно-негаданно.

— Да, ошибаться мне случалось, это правда! Но, прости меня, случалось и не ошибаться, и нередко! Случалось встречать и самых настоящих твердолобых глупцов, и подлецов, и негодяев — совершенно безспорных и однозначных! Нужно ли мне смирения ради считать себя хуже их?

— Я думаю, смирения ради нужно не вдаваться в сравнительный анализ, это будет вернее. Ты же признаёшь, что явный глупец может оказаться гораздо добрее тебя, щедрее, великодушнее… Это возможно? Да, — ты такое видел. Но, допустим, встретился человек, который хуже тебя по всем статьям! Допустим! Допустим даже, что ты находишься в таком положении, что не можешь развернуться и уйти от этого человека, что тебе приходится общаться с ним день за днём, год за годом… Ну, что тут сказать? Тут уж явно не время для величания: тут надо думать не о собственных достоинствах, а о том, как пройти этот головоломный жизненный лабиринт с возможной пользой для души…

— Вообще где граница между смирением и самоуничижением? Или эти понятия вообще лежат в разных плоскостях?

— На мой взгляд, да. Именно в разных плоскостях. Самоуничижение — это всё тот же обман, ложь, маска, — а человек никогда не надевает маску для благих целей.

— …И как соотносятся смирение и элементарное человеческое самоуважение — не гордыня, не самохвальство, а простое понимание собственных способностей, задатков, талантов, своей силы, своего ума, — трезвая оценка их, не завышенная, но и не заниженная?

— Прости меня, но именно трезвая оценка собственных способностей и может развить в нас смирение. Ты не согласен?

— Не то чтобы очень… Да, полезно бывает видеть свои недостатки: и тут ты недоучился, и тут недопонял, и это умеешь не очень-то хорошо… Но если слишком долго оставаться в таких раздумьях, легко вообще потерять веру в свои силы. А вера в свои силы — это даже не половина успеха, а четыре пятых его. Мой жизненный опыт учит меня: лучше переоценить себя и взяться за дело, которое тебе как будто не по зубам, чем недооценить и оставить дело вполне для тебя доступное. Выходит, что тут смирение вредно.

— Тут смирение совсем в другом состоит… Если я, допустим, переоценив себя, полезу делать хирургическую операцию — это плохо. А если я, переоценив себя, возьмусь писать на очень сложную тему — тут дело совсем другое. Весь вопрос в долге, в призвании. Хирургия не моё призвание и, соответственно, не мой долг. Писания — наоборот: занимаясь писаниями, я исполняю свой долг. А высшее смирение в том и состоит, чтобы безропотно следовать долгу.

— Всё чаще видишь, как слово «смирение» использует хам вместо дубинки. «Я, мол, буду хамить, а ты давай смиряйся! Следи за своими грехами, а меня не осуждай, проявляй смирение!»

— Да, история по нынешним временам очень и очень нередкая! Ты знаешь, по-моему, тут не может быть единого рецепта для всех случаев. Если этот хам угрожает не только тебе, но и твоим ближним — тут вопросов нет: надо решительно поставить его на место. Но вот ещё в чём штука: ведь и сам этот наглец тоже относится к твоим ближним! Правда ведь? Нравится это тебе или не нравится, а это так…

— И какой же из этого вывод?

— Простой: своим хамством он не только ближних ранит, но и своей собственной душе вредит. Значит, остановив его, ты и ему самому помогаешь, для него самого делаешь доброе дело. Раз поставишь его на место, другой раз, — он и задумается и, может быть, исправится в конце концов…

— А как же насчёт другой щеки? Нам ведь заповедано подставлять её таким хамам…

— А это — высший пилотаж. Ты пробовал несколько лет молиться на камне, как святой Серафим? Нет? Почему? Трудно очень? А подставлять щёку ещё труднее. А штангу 400 кг ты никогда не пробовал толкнуть? Почему же? Сил маловато? Наберись сил — и получится. Загвоздка в том, что толкать штангу мы не обязаны, а вот подставлять щёку — это заповедь Божия. Мы должны в течение жизни набираться сил духовных, чтобы научиться подставлять щёку. Но прежде времени не хватайся за «духовную штангу», надорвёшься до смерти.

— Вообще, по моим наблюдениям, призывам к смирению чаще всего следуют именно хорошие, совестливые люди. Они смиряются, они уходят в тень, они молчат — и тем самым открывают дорогу наглецам и самохвалам, для которых призыв к смирению — пустой звук.

— Это опять же вопрос долга, то есть высшего смирения. А защищать ближних — это наш долг. Если мы даём дорогу недостойным людям — значит, мы сознательно ставим своих ближних в опасное положение.

— Я бы даже так сказал: «Смиренный человек — безоружный человек, голый среди волков». Напрашивается такой пример: убивать грешно, но солдату на войне волей-неволей приходится убивать. Гордиться грешно, но когда тебя одолевают наглецы, приходится заявлять о себе, порой даже весьма решительно.

— А Кто сказал: «Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голуби» (Мф.10,16)? Вот и будь мудрым, как змей, не применяй в разных случаях один и тот же способ действия. Всегда понимай, где нужно дать отпор ради ближнего, а где ради собственной души следует и к волкам в зубы пойти… Не дай Бог, конечно… Но ты же понимаешь, что не всегда таких случаев удаётся избежать. А вообще сравнение с солдатом, по-моему, верное. Солдат — человек долга, а выполнение долга — это высшее смирение.

Алексей БАКУЛИН