Газета основана в апреле
1993 года по благословению
Высокопреосвященнейшего
Митрополита
Иоанна (Снычёва)
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть»|
|
Газета основана в апреле |
|||
| НАШИ ИЗДАНИЯ |
«Православный
Санкт-Петербург»
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть» |
|||
5
июня, полу-дождь-полуявь, 15о тепла. Давно собирались посетить
отеческие гробы, ибо чем ближе место, тем реже ходишь. До маминой могилы от дома
2203 метра хорошей асфальтированной дороги, а не был несколько месяцев: вода на
земле и суета в делах, но главное — не приходило приуроченное к свиданию
настроение: родных с плохими мыслями лучше не посещать…
Кладбище залито по колено, ноги вязнут в болоте. Почему теперь стали хоронить в бросовых, низинных землях, ума не приложу. Впрочем, большого ума и не надо: земля стоит денег, частное строительство охватило город, и местам упокоения выделяют все худшие земли. Кладбище, родительская земля, еще называли — по В.И.Далю — погребалище, кладовище, гробище, вогробище, вогробница, погост, могильник, жальник, боженивка, усыпалище, упокоище, покутье… Когда в январе маму хоронили, могильщик порывался не пустить меня присмотреть, как копают могилу, но я прорвался. Яма была почти готова и наполовину заполнена невской ледяной водой. Рабочие забрасывали воду еловыми ветками. Так и опустили маму в её последнюю ледяную купель…
Далека теперь ты, недоступна,
Хоть и рядом кровные черты.
Даже звёзды, что проступят крупно,
Ближе мне покажутся, чем ты.
Снег кругом — как скатерть на столе.
Свежей раною дымится яма.
Вот конец твоей дороги, мама,
Твой закат в полнеба на земле.
Петр Кобраков
…Я-то был готов к холодной ножной ванне, а о жене не подумал, но и она мужественно измерила туфельками все попутные межмогильные лужи.
Здравствуй, мама! Вижу, вижу, лежат две свежие гвоздички — старший сын Эдуард на днях посещал тебя; прибрано вокруг, и скромные искусственные цветочки в уголке пристроены — племянница твоя двоюродная добралась, а сегодня вот и мы с женой. Есть новости и на кладбище: свалило дерево, бросавшее тень на твой цветник; оттого и выращивали мы у тебя только искусственные цветы, да и те плохо росли. Правда, на дереве была кормушка для птиц приделана, теперь крупу вокруг могилки разбросал — пусть так полакомятся.
В пяти метрах могила папы, Григория Ивановича Ракова (1914—1981), бабушки Анны Федосеевны (1889—1974) и дедушки Ивана Ивановича (1883—1957) Раковых и дяди, Евгения Ивановича Ракова (1915—1990).
Говорили мне, что в прошлом веке
Невзначай на кладбище забрёл
Некий старец, математик некий,
Взглядом камни скорбные обвёл
И сказал: «Кощунствовать не буду,
Но берёт меня, простите, зло —
Почему из меньшего повсюду
Вычитают большее число?
Что за несуразица такая?
Или впрямь с вершины внеземной
Кажется кому-то жизнь людская
Отрицательной величиной?
Нонсенс! Глупость! Не приемлю!»
Полыхнул огнём из-под бровей
И пошёл домой, стуча о землю
Палочкой профессорской своей.
Был он чудаком, как говорится,
Но и мы, пожалуй, чудаки,
Ведь и нам не хочется смириться,
Логике железной вопреки!
Илья Фоняков, †2011, СПб
Здесь
тоже алеют гвоздички брата. Зажгли свечи, прочитали молитву. А вокруг птицы поют
— не нарадуются жизни: дождь — это только для теплолюбивых людей помеха;
ярко-зелёные папоротники тянутся в невзрачное небо, голубеют ласковые
незабудочки, бархатистые маргариточки напоминают балерин в пачках. Не пережить
тебя, жизнь, пока Господь не скажет Своё слово! Мигом смело у меня покаянное
настроение, принятое на кладбище, и я громко крикнул про себя: «Живи — жи-и-изнь!!!
Я люблю жи-и-ить!» И стало мне так хорошо среди сродников, что я, в общем-то
неулыбчивый, даже суровый человек, широко улыбнулся им, и мама мне улыбнулась на
фотографии…
Фиолетовой фиалки
с бугорка кричащий глаз.
Грязный кузов катафалка
да пяток озябших нас.
И кресты, кресты да камень,
серый камень да кресты…
А над нами, дураками,
где-то там, в пространстве, — Ты.
В небе тусклом и стоячем
кто там сладкий воздух пьёт?
Пригляделся: птичка плачет.
А прислушался: поёт!
Глеб Горбовский, СПб