Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

10 ЛЕТ БЕЗ ВЛАДИМИРА МИХАЙЛОВА (1939-2006)

РАССКАЗ О ПРАВЕДНИКЕ

Много пришлось претерпеть мне бед от своего пристрастия к водке. И вот на моём извилистом жизненном пути встретился человек, благодаря которому жизнь моя круто изменилась.

С Владимиром Алексеевичем Михайловым я встретился в Новгородской деревушке Высокий Остров в 1994 году. Потом по его настоянию пришёл в клуб «Бодрствование», который тогда находился в техникуме связи на Васильевском. К своему удивлению, здесь я услышал не банальные слова о вреде алкоголя, а о том, почему и как спиваются люди, кто и зачем их к этому подталкивает. В лекциях о психологической запрограммированности на алкоголь давались практические советы о том, как можно бороться и побеждать «зелёного змия» — беса пьянства. В словах Михайлова чувствовалось, что он на себе испытал многое из того, в чём пытался нас убедить. Необычность уверенных утверждений вызывала интерес. Он говорил: «Страсть к выпивке — это демоническое воздействие, перерастающее в одержимость (алкоголизм), когда бесы удерживают человека в своей власти. Самому из этого рабства не вырваться. Только обратившись к Целителю душ и телес наших Иисусу Христу, можно освободиться». И ещё меня поразили слова: «Наркомания, пьянство и следующие за ними курение, блуд, сквернословие, ложь, воровство — это бичи, которыми русский народ гонят на убой. Единственная защита русского человека — Православная Церковь».

Далее нам рассказывалось о догматах, канонах и Таинствах Церкви, о православных святых и христианских добродетелях. По воскресеньям мы встречались в храме на богослужении. Так среди приходящих в клуб складывалась община единомышленников.

С 1995 года собрания стали проходить на Заводе АТИ. Владимир Алексеевич всё настойчивей продвигал нас к принятию обета трезвости и говорил: «Обет — это большая ответственность, но вас ждёт и благодатная помощь Божия». Принявшие обет — «трезвящиеся милостью Божией» — составляли актив клуба.

В 1997 году по нашим молитвам и стараниям у нас появился домовой храм, освящённый во имя иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша». Под духовным окормлением батюшки Иоанна Миронова заводской храм получил теперь признание как центр трезвости.

Владимир Алексеевич предупреждал: «Трезвость не самоцель, а средство помочь человеку стать православным, для того чтобы жить осмысленно, полноценно, счастливо». Молитвой за страждущих, личным примером и передачей своего опыта «трезвящиеся во Христе» помогали новичкам приобщаться к духовной жизни. Вместе мы отмечали церковные праздники, дни рождения, именины, пели, читали стихи. Завязывались добросердечные отношения и даже настоящая дружба.

Когда мы стали издавать свою небольшую газету «Листки трезвения», работа клуба поднялась на более высокий уровень: борьба за трезвость переросла в утверждение ТРЕЗВЕНИЯ.

Владимир Алексеевич требовал, чтобы члены клуба вели дневники, в которых нужно было отвечать на определённые вопросы. Он считал, что ежедневные записи о своём физическом и духовном состоянии дают хороший психотерапевтический эффект. Вскоре я убедился в действенности этого приёма самоконтроля. Каждую неделю руководитель проверял дневники и оставлял в них свои замечания, давая краткие советы и ободряя в случае уныния. Когда у меня случился срыв, то в дневнике у меня появилось такое замечание: «Разве теперь вам хорошо? Как комара раздавили свои старания. Бес пьянства победил. Чтобы его выгнать, бегите на исповедь, но не отчаивайтесь, продолжайте с новой силой. Проиграл не тот, кто потерпел поражение, а тот, кто сдался».

К Михайлову обращались за помощью матери и жёны пьющих мужчин. Чаще всего они слышали в ответ: «Если вы сами не желаете трезвиться, то вы не сможете помочь. Начните с себя. Если вы крещены, придите в церковь, исповедуйтесь, причаститесь и начинайте усердно молиться, чтобы ваш близкий увидел пагубу своего окаянства и захотел изменить свою жизнь к лучшему». Не раз я становился свидетелем, как эти женщины приводили в клуб своих образумившихся сродников.

Обладая сильным характером и твёрдой верой, Михайлов был настоящим борцом за трезвость. Он ездил по разным областям страны, читал лекции, помогал в организации обществ трезвости, разоб­лачал ложь пропагандистов культурного пития, производителей и рекламщиков алкоголя. Разделяя с другими их беды, он, видимо, перегрузил своё сердце и скончался.

Но продолжает работать клуб православных трезвенников «Бодрствование», основанный Владимиром Алексеевичем Михайловым.

Вечная ему память и наша благодарность!

Юрий КЛАДИЛОВ, организатор клуба «Бродрствование» во имя св.мч.Вонифатия

ПОСЛУШАНИЕ ГАДАРИНСКОГО БЕСНОВАТОГО

О Владимире Алексеевиче Михайлове говорить мне легко и радостно. Легко потому, что это был родной мне человек — родной по сердцу, родной по духу. Он был моим крёстным отцом… Владимир Алексеевич выправил мой путь к Богу, сделал его ровнее, легче, яснее. Что совершил со мной Господь трудами и молитвами Владимира Алексеевича? Я не стал бы произносить таких высоких слов, как «преображение души», но о её оздоровлении, о просветлении сказать нужно. До встречи с рабом Божиим Владимиром я курил — и много курил, я пил — и много пил, но в результате общения с ним я смог эти грехи победить. До встречи с ним я был далёк от Церкви (хотя, несомненно, верил), — после встречи начал жить церковной жизнью. До встречи я и не помышлял о том, что можно думать о чём-то, что не связано с жаждой наживы, жаждой славы мирской. А Владимир Алексеевич — человек с горящей душой, желающий всем людям добра, — он своей жизнью учил меня думать о ближних и о дальних.

Как я познакомился с Михайловым? Дело было в конце восьмидесятых; я чувствовал, что жизнь моя зашла в тупик. Я тогда не знал, что винопитие есть грех против Бога, но ясно видел, что оно губит меня, а вместе со мною и моих близких… И я, как многие, попавшие в такую же беду, начал искать выход — изучать различные методики исцеления. Однажды мне на глаза попалось объявление клуба «Оптималист», основанного великим русским учёным Г.А.Шичко. К сожалению, в 1986 году Геннадий Андреевич Шичко скончался, а в клубе, созданном им, начался раскол. Выделились две группы, которые я условно назову «стяжателями» и «нестяжателями». Группу «стяжателей» возглавлял замечательный человек, прирождённый лидер; он призывал клуб встать на коммерческую основу, зарегистрироваться как кооператив и брать с людей деньги за лечение. И была другая группа — «нестяжателей», которые хотели следовать Божьему завету: «Даром получили, даром давайте» (Мф.10,8). Эту группу возглавлял В.А.Михайлов. Он говорил: «Мы — братья, а можно ли с брата, да ещё и страждущего, требовать деньги?»

Надо было видеть двух этих противников: яркий, что называется «харизматичный», лидер «стяжателей» — прекрасный оратор, образованный человек; и Владимир Михайлович — человек скромный, неброский, говорящий с севернорусским произношением, тоже весьма образованный и способный убеждать словом, но никогда не кичившийся ни образованием, ни ораторским искусством.

Я пошёл с «нестяжателями», но скажу честно: в те первые дни Владимир Алексеевич не произвёл на меня сильного впечатления. Я смотрел на него едва ли не снисходительно, в твёрдом убеждении, что ничего особенного мне этот «деревенский мужичок» сказать не сможет. И даже после первых бесед с ним я не почувствовал дуновения благодати: всё было очень просто, никакой новой информации… Я тогда не понимал, что когда мать, утешая сына, говорит ему: «Не плачь, сынок!..» — в её словах тоже нет никакой новой информации. Зато в них есть любовь, и эта любовь исцеляет… А я любовь не почувствовал и, должно быть, поэтому вскоре вновь сорвался, впал в прежний грех. Я не поверил Владимиру Михайловичу, не выполнил все его указания… Ведь если нет любви — нет и послушания, а нет послушания — откуда взяться духовному опыту?

Надо сказать, что Михайлов никогда не пытался быть диктатором, этаким «старцем», которому нужно повиноваться безпрекословно. Ему было чуждо безумное властолюбие сектантских вождей: мол, слушайте меня и никого больше! Он вообще ничего не говорил «от себя». Он дружески советовал, он подводил тебя к верному решению… Но решение-то должен был принять ты сам!

Это он познакомил меня с отцом Николаем Гурьяновым, с батюшкой Иоанном Мироновым, с владыкой Иоанном (Снычёвым)… Я однажды слышал, как владыка Иоанн (Снычёв) сказал Владимиру Алексеевичу: «На тебе послушание гадаринского бесноватого: сам освободился от своих бесов, от страсти, от греха — теперь помогай другим освободиться!»

Не раз мы с В.А.Михайловым ездили на остров Залита к отцу Николаю Гурьянову. Казалось бы, какая разница — одному ехать или вдвоём? Но я вам скажу, что без Владимира Михайловича я получил бы куда меньше пользы от встреч со старцем! Бывало, спрашиваешь: «О чём с батюшкой говорить? Нужно ли спрашивать о том-то?» — «Нет, об этом не нужно! Неужели ты сам не знаешь ответ? Зачем старца тревожить?» — «А об этом можно его спросить?» — «Об этом — да! Это вопрос непростой, его только отец Николай сможет разъяснить, а я бы не дерзнул…» И невольно начинаешь задумываться над своей жизнью, духовно подтягиваться, и едешь к старцу уже подготовленным…

Я хочу особо отметить: да, борьба со страшной бедой нашего общества, с пьянством, была главной жизненной работой В.А.Михайлова. Но ведь он, в отличие от нецерковных трезвенников, проповедовал не просто трезвость, а трезвение! Вы понимаете разницу? Понятие «трезвение» намного шире и глубже: оно касается не только воздержания от алкоголя и наркотиков, оно предполагает трезвый, ясный взгляд на Божий мир, взгляд, не замутнённый ни ложью, ни грехом… Когда человек отрезвился, но к Богу ещё не пришёл, перед ним раскрываются пути: или пойти в храм, или отдаться «семи злейшим». Как сказано в Писании? «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и, не находя, говорит: возвращусь в дом мой, откуда вышел… тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там, — и бывает для человека того последнее хуже первого» (Лк.11,24—26). Так и не воцерковившийся трезвенник: он может удариться в стяжательство, в блуд, в славолюбие… На Руси в таких случаях говорят: «Лучше бы ты пил!» И чтобы о вас такого не сказали, нужно помнить, что трезвость — это только первый шаг, а главное — это трезвение! А трезвение включает в себя многое — фактически всю насущную жизнь православного мирянина. Поэтому если мы послушаем философские выступления Михайлова, то услышим там обо всём, что безпокоит мирянина: и об экономике, и о политике, о здравоохранении, воспитании, культуре, семье…

Как назвать Владимира Алексеевича? Проповедником трезвости? Общественным деятелем? Целителем? Я бы назвал его православным философом. Это действительно так: все его выступления не ограничивались сиюминутным, он поднимался душой высоко, к вечности, — и потому его слова, сказанные много лет назад, на Православном радио СПб, по-прежнему звучат современно. Он и сам понимал, что следует говорить так, чтобы слова твои оставались на века. Мы ведь не чаем, что когда-нибудь на земле установится царство всеобщей трезвости. Приходят новые поколения, и, к сожалению, новые люди подпадают пагубным страстям, и для них голос Владимира Николаевича становится мостиком ко спасению. Иные люди ни разу его и в глаза не видели, но слушают сегодня его передачи и трезвятся. Случалось, что на его могиле происходили исцеления: я помню рассказ одной женщины, которая усердно молилась Богу на могиле раба Божия Владимира, и муж у неё пить перестал. И я в это верю: я ведь помню, как Владимир Алексеевич при жизни мог часами, не жалея ни времени, ни сил, беседовать с каким-нибудь совершенно опустившимся, спившимся бедолагой, — лишь бы только вложить в него хоть искру веры в спасение.

Он не щадил себя, он был настоящий праведник, безсеребреник. Через него проходили огромные суммы денег: люди жертвовали на движение трезвости, на создание клубов, на помощь больным, — и ни копейки он на себя не тратил. Сейчас даже говорить об этом странно: в наш век все так заражены стремлением к прибыли!.. А ему шли пожертвования из Приморья, Урала, Сибири, Украины, Белоруссии — он ведь не только у нас в Петербурге работал, он ездил по всей России, по всему миру… И вот когда он умер, оказалось, что и делить-то после него нечего: остались только книги, одежда да иконы!

Если он что-то просил у меня, то просил только для других людей: «Помоги тому, помоги этому!.. Давай сделаем добро этим людям, давай сделаем тем…» И я хранил послушание моему крёстному отцу, потому что он принимал во мне огромное участие, следил за моей жизнью, за моей семьёй… Признаюсь со стыдом: я человек резкий — мне лучше не делать замечаний! А от него я всегда терпел любые упрёки и в ответ только плакал, каялся и горько жалел, что чем-то огорчил моего крёстного. Все его замечания мне только душу грели и не вызывали ни отторжения, ни гнева.

Хотя Владимир Алексеевич первое место в трезвении отдавал духовной борьбе, он никогда не отрицал медицинскую практику: «Если требуется медицинское вмешательство — значит, надо идти к врачам! Если ты довёл свой организм до такого состояния, что теперь без больницы не обойтись, — значит, ступай в больницу, а я не медик!» Но надо сказать, что Михайлов был единственным человеком, который, не имея медицинского диплома, читал лекции на курсах повышения квалификации у врачей-наркологов, — и они его внимательно слушали. А ведь мы знаем, что врачи очень неохотно принимают в свою конгрегацию посторонних! Но Владимир Алексеевич перелопатил огромное количество литературы — не только духовной, но и специальной, научной: читал труды физиологов, психологов, наркологов. И в этом отношении у него гордыни не было: он никогда не считал зазорным учиться.

…Даже кончина его наполнила мою душу не скорбью, а каким-то лёгким, светлым чувством. Он много болел, сердце у него было слабое. Я всегда навещал его в больнице, и в этот раз, когда он слёг, собирался ехать к нему в ближайшее воскресенье… Но в субботу мне позвонила его сестра, Галина Алексеевна, и сказала, что брата уже нет… Я тут же приехал в больницу. Чай у него на столике был ещё тёплым… Соседи по палате рассказали: «Утром помолился, поздоровался с нами, лёг и уснул. И отошёл». Это была та безболезненная, мирная, непостыдная кончина, которая уготована только праведникам, которую мы просим себе у Бога.

Мы всё же остаёмся эгоистами всегда, и первая моя мысль в тот день была о себе: «Как же я теперь? Как я-то буду без крёстного отца?» Но эти мысли вскоре ушли, а остался в душе глубокий покой. Шла Суббота Акафиста, день Похвалы Пресвятой Богородицы… Всё было так, как обычно бывает во время великопостных праздников, — тихо, молитвенно, светло.

И дальше всё получилось просто и чудесно. Родственники хотели похоронить Владимира Алексеевича на родине, в Новгородской области, но батюшка Иоанн сказал: «Такой человек должен лежать на Никольском кладбище». Легко сказать!.. А вы знаете, как добиться разрешения на похороны в таком месте? Я, например, не знаю. Мне кажется, что на одни только походы по инстанциям нужно затратить не меньше месяца. Но всё вышло само собой: губернатор Матвиенко тотчас подписала нужные документы, откуда-то явились люди, которые взяли на себя все хлопоты… Явились и, сделав своё доброе дело, тут же вновь ушли в тень: ни до, ни после я этих скромных благотворителей не видел.

Открылись Божии врата, спокойно шагнул в них наш Владимир Алексеевич, и врата закрылись. И у нас осталась память о праведнике. И остался его живой голос, который постоянно звучит на нашем радио, и, значит, Владимир Алексеевич по-прежнему делает своё дело, — дело трезвения, дело спасения душ человеческих.

Сергей Евгеньевич ВАСИЛЬЕВ, ктитор храма во имя иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша» на Заводе АТИ

ГОЛОС В ЭФИРЕ

Наше Православное радио Санкт-Петербурга открывалось по благословению старца протоиерея Николая Гурьянова. Это благословение и напутственные слова получали руководитель радио Сергей Евгеньевич Васильев и руководитель православных трезвенников Санкт-Петербурга Владимир Алексеевич Михайлов.

С первого дня выхода в эфир нашей программы Владимир Алексеевич поставил себя в самые жёсткие рамки: он взялся вести часовые занятия «Радиошколы трезвения» — без предварительной записи, только в прямом эфире. И так пять раз в неделю. Какая это была нагрузка, может по-настоящему оценить лишь тот, кто сам хотя бы 10—15 минут посидел в студии перед микрофоном.

Секрет Михайловского успеха был и прост, и сложен. Главными его составляющими была искренность и непосредственность поведения перед микрофоном. Он и в студии оставался самим собой. Без позы и рисовки. Без каких-то красивостей. Главным считал донести мысль доступным языком и на понятных примерах…

Ещё одно хорошее качество, которое помогало ему совершенствоваться, — это стремление воспринимать любую критику должным образом, а именно постоянным кропотливым трудом. Как он говаривал, «надо по зёрнышку клевать, как курочка делает и насыщается». Вот так, «по зёрнышку», изо дня в день Владимир Алексеевич «шлифовал» свои передачи.

Впрочем, в начале работы о Михайлове говорили не слишком уважительно: «Да он просто пристёгивает тему пьянства к Евангелию! Нет там никакой глубины и особенности». Иные попрекали тем, что он-де, технарь по образованию, занимается не своим делом. Так продолжалось года три-четыре. Затем скептики поутихли, а когда Михайлова не стало, о его передачах стали отзываться совсем иначе. Сейчас говорят: «Вы только послушайте, как чётко, ёмко сказано. Как сильно подаёт и раскрывает Владимир Алексеевич темы, сколько в них мыслей, какие обобщения, какая евангельская наполненность и глубина!»

Мы старались беречь его, говорили: «Владимир Алексеевич, съездил бы ты да отдохнул в Окуловке». Зимой он приезжал в Окуловку на несколько дней, а летом задерживался порой и до полутора недель… Возвращался всегда бодрым, с хорошим настроением и рабочим задором. Ну, думали все, отлежался, видать, Михайлов, отдохнул от суетных питерских забот-хлопот… Но не зря ведь говорят, что каждый думает в меру своей испорченности. Оказывается, окуловский «отдых» у Михайлова был не менее напряжённым, чем в Питере.

На Новгородчине Владимир Алексеевич крутился волчком. Небольшой домик, который они купили вдвоём с Юрием Николаевичем Фёдоровым, его давнишним другом и сподвижником, требовал постоянного пригляду… А кроме хозяйских забот ему обязательно надо было провести беседу в районной больнице, раздать желающим крестики да иконки, пообщаться с врачами и сестричками… Глядишь, к вечеру приспело время встретиться со знакомыми бабулями, утешить их за чайком да разговорами, ведь у большинства сыновья и внуки пропойцы… Мужики и молодёжь совсем от рук отбились: работать не хотят, а на водку подавай. Бабы да девки хуже некуда распустились: пиво бутылищами хлещут, курят, а уж как одеваются — одна срамота.

А верили люди Михайлову потому, что и он не всегда праведником жил: в первом браке развёлся, жену с двумя мальчишками-школьниками оставил, было время — и пил нехило. Бабули эти знали Михайлова сызмальства и нет-нет да вспоминали, как он ребёнком озорничал да «атаманил», а уж когда в техникум поступил да в институт учиться подался, стало понятно: такой далеко пойдёт, только бы в пьянке не увяз, как отец…

А ему и помогал Господь, да земля родная придавала сил. Строго следил в окуловских поездках за выполнением утреннего и вечернего молитвенного правила, на сон грядущий читал по главе из Евангелия, обязательно не реже одного раза в две-три недели причащался. По примеру преподобного Серафима Саровского на приусадебном участке у Михайлова лежал камень, на котором он просил помощи у Господа.

Да, он торопился успеть сделать как можно больше, и сделал немало. Только в «Радиошколе трезвения» им было поднято около 120 различных тем. И каких! Вот лишь небольшой перечень: «Спасём ли мы Россию?», «О личном спасении», «Почему я не пью?», «Изменилось ли пьянство за 2000 лет», «Размышления о смерти», «Воспитание мужчины-отца», «Поможем усопшим сродникам нашим», «Домашние животные», «Дела весенние»… Добавим к обширному списку Михайловские циклы передач «Об истории», «О русских и русскости», «Владыка Иоанн в моей памяти»…

На высочайшем профессиональном уровне подготовлены Михайловым передачи «Отец Николай, как я его помню». А как чудны, как насыщены интересными фактами и меткими наблюдениями передачи-отчеты о поездках по стране! Одни названия их говорят сами за себя: «В Твери на улице Трёхсвятской», «На берегах Охотского моря», «На Волге широкой», «Демьяновский цветник», «Нижний Новгород — не Горький». И в каждой поездке он умудрялся не только проводить установочный и методологический недельный или двухнедельный цикл занятий «школы трезвения», но еще успевал выступать в школах или вузах, давал интервью журналистам местных газет и телекомпаний, а в Нижнем Новгороде во время международной ярмарки возглавил крестное шествие трезвенников.

Он вёл себя как настоящий лидер, как вождь православного трезвеннического движения России, и все, кто с ним общался, чувствовали привлекающую силу личности Михайлова. Эта сила заключалась в его искренности и открытости, в доброжелательности и простоте, в широкой образованности и эрудиции, в пытливости ума и искреннем участии к людям в их бедах и нуждах.

Уже через два-три месяца работы в эфире Михайлов предложил нам, редакторам радиопрограммы (мне и Нонне Корженковой), идею: «Надо, братцы, придумать какое-то общее дело с нашими радиослушателями». Нам ничего путного в голову не пришло, а Владимир Алексеевич на следующей же встрече предложил организовать через радио ежедневную молитву по соглашению.

Скажу откровенно: не все приняли Михайловскую идею соборной молитвы на «ура», некоторые батюшки, наоборот, советовали отказаться от неё, не изобретать ничего своего, а брать пример с радиостанции «Радонеж». Но жизнь рассудила иначе. Однажды, когда Михайлов в прямом эфире отвечал на вопросы радиослушателей, взволнованный мужской голос обратился с мольбой о помощи: «Братья и сёстры, помолитесь о беременной жене, она под давлением неверующих родителей поехала делать аборт. Не дайте нам, венчанным, совершить тяжкий грех убийства нашего первенца!» И сейчас помнится, сколько отчаяния, сколько боли было в той просьбе молодого отца и как мгновенно остро и проникновенно отреагировал Владимир Алексеевич. Полагаю, что и среди радиослушателей никто не остался тогда равнодушным. Отмолили ведь общими усилиями молодой венчанной паре их первенца, о чём и сообщил через неделю безконечно радостным голосом муж.

Михайлов имел поразительную интуицию и чутьё, порой он мог почувствовать и увидеть в человеке то состояние души, в котором тот готов был совершить крутой поворот в жизни: скажем, резко отказаться от пагубной страсти, искренне раскаяться или сознаться в тяжком грехе, пойти впервые в храм на исповедь и даже… обратиться от неверия к православию. О подобном событии хочется рассказать особо.

Это произошло после смерти Владимира Алексеевича, примерно месяц спустя. В дверь редакции радио позвонили. Открываю и вижу мужчину невысокого роста, темноволосого, лет 30—35. Внешность благородная, одет прилично, черты лица подсказывают восточное происхождение незнакомца. От него исходило какое-то внутреннее радостное волнение. Он широко улыбнулся и спросил: «Где бы я мог увидеть Михайлова?»

Оказывается, мой гость спешил к Михайлову, чтобы поделиться большой радостью: он крестился в Иерусалиме у Гроба Господня! Для него — не просто бывшего мусульманина, а сына имама, окончившего с отличием медресе, — это было очень серьёзным шагом.

Далее из его торопливого и сбивчивого рассказа я узнал, что Пётр (его новое имя в крещении) «вышел» на Владимира Алексеевича по просьбе отца. Как сын имама, он занялся решением проблемы пьянства в среде приезжих рабочих-мусульман. Пётр стал бывать на занятиях клуба «Бодрствование». Владимир Алексеевич охотно делился опытом с начинающим «коллегой», а почувствовав его живой интерес к православию, стал просто и понятно объяснять суть веры Христовой, приводить факты крещения известных татарских князей в Орде.

По совету Михайлова Пётр и поехал в Иерусалим. В храме у Гроба Господня сам стал свидетелем чуда — схождения Благодатного огня в православную Великую Субботу. Развеялись последние сомнения — и он крестился. «Отступника» до времени посадили под домашний арест, отобрав все деньги. Мать пожалела младшего сына, поняв, что тот не изменит своего решения, а значит, сознательно выберет смерть. Михайлов, кстати, не исключал подобного развития событий и был готов помочь Петру в столь сложной ситуации. Но… Владимира Алексеевича не стало, а для Петра был дорог каждый час: ему надо было срочно покинуть город, не дожидаясь расправы. Я дал Петру денег на дорогу — Христа ради. Он же настойчиво уверял, что вернёт долг, даже заставил написать адрес. Почтовое известие о переводе стало бы весточкой — Пётр жив. И сегодня затрудняюсь поставить окончательную точку в этой истории. Хочу надеяться, что он жив. А если нет, то верю: он в обителях праведников вместе со своим наречённым отцом — Михайловым Владимиром Алексеевичем…

Заканчивая очерк-воспоминание о работе Владимира Алексеевича Михайлова на Православном радио Санкт-Петербурга, я заглянул в архив его передач, чтобы вспомнить, какая же из них была последней, — и вздрогнул сердцем и душой. Она называлась «Отцы и дети». В ней Михайлов словно делал обобщающий обзор своей работы и, уходя душой ко Господу, оставлял нам такие напутственные слова: «Слава Богу, братья и сёстры, что у нас есть доброе прошлое. Будем укоренять доброделание Христово в настоящем, и тогда родится светлое будущее. Жив Господь!»

Василий СТАМОВ, главный редактор «Православного радио Санкт-Петербурга»

КОРАБЛЬ У ОСТРОВА

В широких новгородских просторах, некогда называемых Голубой Русью, по её сёлам — Ольховкам, Берёзовкам, Осиновкам — разбросаны осколками Святой Руси полуразрушенные храмы, часовни, монастыри. Старый кирпичный дом с облупившейся штукатуркой, брошенные вокруг ржавеющие трактора и комбайны — таким предстало мне место, в котором Промыслом Божьим я оказался в сентябре 1994 года.

Годом раньше в поисках могил своих предков пришёл сюда усталый путник — раб Божий Владимир Михайлов. Присев отдохнуть, он прислонился к шершавой, прогретой солнцем стене и озябшей душой явственно вдруг ощутил конечность своего пути. Восстановить в селении Высокий Остров заброшенный храм и направить в него страждущих и обремененных — вот настоящее дело!

Трудно всё начиналось, но глаза боятся, а руки делают. В стоящем неподалёку бывшем доме дьячка, превращённом в библиотеку, появились первые насельники-трудники: Владимир Михайлов, Юрий Фёдоров, Артемий. Очистив дорогу, закрыв выбитые окна плёнкой и расставив внутри наклеенные на доски репродукции икон, они стали несколько раз на дню читать каноны, молитвы и акафисты. Начали приходить в Дом Божий и местные жители, среди которых была бабушка, ещё помнящая звон колоколов в этой церкви. Вскоре чудесным образом нашёлся и родной колокол, который был спрятан в ветвях дуба за алтарём. Вернулась и одна храмовая икона, сохранённая старушкой с 1937 года, когда расстреляли последнего священника Николая Озерова.

10 августа 1993 года, в день иконы Смоленской Божией Матери, вновь зазвучали слова Божественной литургии, которую служил священник отец Алексий. Собралось много верующих из соседних деревень и местные. Некоторые пришли из любопытства.

…Неприкаянным блуждал я по кривым дорожкам в жизни, пока сама Одигитрия — Путеводительница — не привела меня к своему храму, где я сподобился милости Божией и «призывающей Благодати».

Михайлов помог мне избавиться от мучившего меня порока пьянства и прибиться к церкви. Стал я вместе с его помощниками дыры в крыше латать да выломанную стену кирпичом заделывать. Начал с ними акафисты и молитвы читать. Вечером мы ходили вокруг храма, произнося по сто раз «Богородице Дево радуйся…», и Матерь Божия каждодневно посылала нам большие и малые радости. Постепенно приходило душевное выздоровление. Труд и здоровая, простая пища укрепляли силы физические. Налаживалось наше подсобное хозяйство, в котором появились козы, тёлка и кролики.

Мы отыскали находившийся в запустении святой источник Петра и Павла. Когда-то из окрестных мест приходили к нему люди, и многие, испив целебной воды, излечивались от разных хворей. Мы поставили под навес иконку и очистили родник. Наибольшая же радость была в том, что здесь я, второй раз после крещения в младенчестве, причастился Святых Христовых Таин!

К престольному празднику мы застелили полы досками, вставили в храме оконные рамы. Литургию служил отец Сергий, а на следующий день, после ливня, прямо над храмом долго висела двойная радуга, ставшая добрым предзнаменованием.

Из Питера стали приезжать соратники православного клуба «Бодрствование», возглавляемого Михайловым. В бывшем зерноскладе нам разрешили сооружать себе кельи, в которых можно было проживать с весны до осени. В летние отпуска мы приезжали с детьми, и тогда собиралось до восьми семей. Для пропитания возделывали себе огороды, картошка с грибами были нашей самой популярной пищей. Так создавалась община и наше братство во имя святого мученика Вонифатия.

В следующем году настоятелем храма нашего определили проживающего здесь недавно рукоположенного отца Алексея. Братская и приходская жизнь заметно оживилась. Людей к нам прибывало всё больше. Одна семья решила строить близ дома дьячка отдельный домик себе, другая решила купить себе дом и переехала сюда из города.

Однако это скоро закончилось, летом 1998 года отец Алексей объявил о том, что в храме создалась аварийная обстановка, поэтому он закрывается на капитальный ремонт. Священника перевели служить в Боровенки, и активная жизнь нашей замечательной трезвой общины стала затухать: питерцы стали приезжать реже, а на них-то всё и держалось. Большой ремонт с заменой стропил и кровли начался только тогда, когда нашлись благотворители и за дело взялась бригада энтузиастов. В 2006 году ушёл из жизни Владимир Алексеевич Михайлов — человек, начавший восстановление храма. Но это дело продолжил его сын Андрей, переселившийся из города в деревню.

За последнее время сделано немало. Уже ясно, что корабль спасения во имя Смоленской иконы Божией Матери, претерпев все лихолетья, выстоял в Высоком Острову и будет продолжать принимать и укрывать в себе спасающиеся души.

Сейчас мой храм постепенно возрождается и преображается. Господи, если бы вот так преображалась и моя душа…

Раб Божий Георгий

предыдущая    следующая