Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

ТАЛАНТ ПОБЕДИТЕЛЯ

Виктор Николаевич Кокосов — петербургский писатель, публицист, большой знаток истории Ленинградской блокады, собравший огромный материал о защитниках нашего города, от простых ленинградцев до руководителей фронта и тыла. В преддверии 70-летия Великой Победы Виктор Николаевич встретился с нашим корреспондентом и рассказал ему о нескольких людях того времени.

Когда сейчас, говоря о блокаде, вспоминают в первую очередь всевозможную грязь — воровство, мошенничество, людоедство, — можно спросить: каким же образом город выстоял? Неужели только за счёт жёсткой дисциплины и карательных мер?

Всякий знает, что никакая дисциплина не заставит человека идти на смерть. Воры, мошенники, людоеды, они разбежались бы в первый месяц, сдали бы город без боя. А город держался несколько лет — и не только держался сам, но и бил врага, производил оружие для страны.

Что же за люди на самом деле держали город?

Вот три истории. Всего три, хотя мне известны десятки подобных. Прочтите об этих людях, и вы поймёте, кто на самом деле не дал блокаде задушить Ленинград, кто одолел врага.

ЖИВОЙ ФАКЕЛ

…В это трудно поверить, но в январе 1943-го, после прорыва блокады, всего за 13 суток (!) была построена железная дорога Шлиссельбург—Поляны. Новая магистраль проходила в нескольких километрах от позиций немецко-фашистских войск. Железнодорожники привыкли всё время быть начеку — война! — и отправлялись в опасные рейсы, как на обычную работу.

И вот очередной состав с продовольствием идёт по Дороге Победы. Главный кондуктор Иван Иванович Ефимов посматривает на небо: «Вроде под артобстрел не попали. Теперь главное — до Шлиссельбурга под фашистские бомбы не угодить». И тут раздаётся дикий вой немецких бомбардировщиков: они налетели, как всегда, внезапно. Тотчас поблизости начали рваться бомбы. Иван Иванович понимает: «Сейчас начнут кидать зажигалки. Проскочим ли?»

Не проскочили. Один из вагонов загорелся. Заскрипели тормоза, состав замер. Уже приученный войной ко всяким неожиданностям, Ефимов немедля спрыгнул на насыпь, побежал к горящему вагону. Надо было срочно расцеплять состав, чтобы он весь не загорелся! И кондуктор бросается прямо в пламя. Рукава его тотчас превратились в два пылающих факела. Расцепил вагоны и начал сигналить машинисту… У того в груди похолодело, когда он увидел столь страшный семафор — живой факел, подающий ему знаки. А Ефимов, едва сбив с себя огонь, обожжёнными руками вцепился в раскалённое железо и принялся отталкивать горящий вагон от поезда. Потом вновь сцепил состав, дал знать товарищам: всё в порядке! И вдруг почувствовал, что боль уходит, а он погружается в какой-то непонятный морок…

Продовольствие благополучно доставили в голодающий Ленинград, а Ивана Ивановича Ефимова в полубезсознательном состоянии доставили в госпиталь. В ноябре 1943 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР ему присвоили звание Героя Социалистического Труда.

ДВУЖИЛЬНЫЙ БАТЯ

Хотел бы рассказать и о таком забытом всеми человеке, как Николай Дмитриевич Зачёсов, директор фабрики «Ленсукно». Рабочие звали его Двужильным Батей. По профессии он был инженером-строителем, но когда началась блокада, его направили руководить «Ленсукном». А что делать? Толковых руководителей мало, а фронту нужны шинели, нужны суконные одеяла… Чтобы вы представили себе, как непросто далась Зачёсову эта перемена профессии, напомню, как шутили тогда рабочие-суконщики: «Тот, кто сумеет разобрать и собрать ткацкий станок, тот сумеет и самолёт своими руками построить!». Такая была сложная техника… И Зачёсову пришлось осваивать её на ходу: ведь директор должен разбираться в своём хозяйстве.

И он разобрался и сумел с нуля организовать производство. Попробуйте сделать это в мирное время! А тут война, блокада… Зачёсов создал группы «разведчиков», которые искали в городе всё, что необходимо для фабрики. «Разведчики» нашли, например, на дне Обводного канала кабель под напряжением, идущий из Волховской ГЭС, — так была решена проблема энергоснабжения. Потом нашлась информация о том, что, оказывается, перед войной в Грузии был большой падёж овец ценной породы. Больных овец забивали, а шкуры свозили в Ленинград. Зачёсов сумел разыскать этот ценнейший продукт, потерянный в начале войны. В фабричной лаборатории женщина-химик создала особый состав, который очень чисто снимал шерсть со шкур, — и фабрика заработала!

Современные журналисты врут, будто всё начальство в блокадном городе ело и пило вволю. Что ж, вот вам пример из жизни Зачёсова. Как-то раз он шёл из Смольного — пешком, через весь город! — чтобы навестить своих больных родителей. По дороге ему самому стало плохо, он зашёл передохнуть в огромную пустую коммуналку — и тут потерял сознание от голода и непременно умер бы, если бы туда же случайно не завернул солдат с котелком пшённой каши, искавший своих родственников. Зачёсова спасли, а родители его так и погибли…

У себя на фабрике Николай Дмитриевич отобрал у всех работников продовольственные карточки и выдавал их по одной в день — чтобы люди не отоварили их сразу все и не съели весь хлеб за один раз!

«Ленсукно» размещалась на Гутуевском острове, прямо под носом у немцев, засевших в Стрельне. Фашисты развлечения ради время от времени обстреливали фабрику из орудий. Зачёсов рассказывал такой случай: однажды немецкий снаряд разорвался возле вышки, где дежурили две девушки-наблюдательницы. Лестница на вышку загорелась, и девушки, поняв, что спуститься им не удастся, обнялись и вместе бросились на землю, предпочитая погибнуть так, а не в огне…

Вот в таких условиях фабрика Зачёсова и работала — и работала успешно! Фронт без шинелей не оставался.

К концу блокады фабрике выделили крошечный участок земли под огороды. Зачёсов упросил директора Кировского завода дать ему трактор и отправился пахать землю. Но когда приехали на участок, тракторист пахать отказался: «Смотрите, тут же мины кругом!..» Тогда Зачёсов взял щуп и пошёл впереди трактора — и так поле было вспахано.

Когда блокада была прорвана, Николай Дмитриевич приказал: «Теперь будем делать не только шинельное сукно, но и драп. Надо же и о женщинах наших подумать — не всё им в ватниках ходить!..»

Никто за всю войну никогда не видел, чтобы он ел или спал. Однажды во время совещания он вдруг рухнул на стол. Все решили, что он умер, — такие случаи тогда бывали… Но он просто уснул, не выдержав страшной усталости. Через полчаса проснулся, извинился перед людьми и продолжил совещание.

Фабрика, запущенная им, работала отлично, сукно поставляла самое лучшее и без перебоев. Николай Дмитриевич возглавлял её и после войны, до конца 60-х…

За всю войну у этого замечательного человека появилась только одна награда — медаль «За оборону Ленинграда», — но и её он надевал не часто. Как-то, уже в 60-е годы, жена сказала ему: «Почему бы тебе не похлопотать о персональной пенсии? У тебя такие заслуги…» Зачёсов отправился хлопотать, но начальство сказало ему: «А с какой стати? Кто вы вообще такой?..» Зачёсов очень огорчился (он по справедливости считал, что кое-какие заслуги у него всё же имеются), но… развернулся и пошёл домой. Настаивать не стал.

СТИХИ КАК ХЛЕБ

Инженер Николай Павлович Тужик был человеком скромным. Работал на заводе им.Козицкого, а приходя домой, писал стихи… Очень хотел показать свои поэтические опыты кому-нибудь из прославленных ленинградских поэтов, но всё не решался, да и работы было много. Началась война. Ему, как человеку, знающему несколько иностранных языков, полагалась броня (был тогда и такой закон!), но Николай Павлович записался в народное ополчение. Стал связистом. Его дивизия занимала оборону у Пулковских высот. В октябре 1941 года связь между полком, где служил Тужик, и штабом дивизии прервалась. Николай Павлович под шквальным огнём противника отправился по линии, нашёл разрыв, восстановил связь… Но назад уже не вернулся. Погиб.

А у него в Ленинграде осталась жена с маленькой дочкой… Наступала страшная первая зима блокады. Жена Елена и дочка Лиза, как и все ленинградцы, жили в двух шагах от смерти. И вот ледяными, чёрными, голодными вечерами, вернувшись домой, Елена садилась с дочкой возле буржуйки и начинала вслух читать стихи мужа. И так каждый вечер…

— Только тем и спаслись, — убеждённо говорила потом Елена Фёдоровна. — Только Колины стихи отогревали нас, прибавляли сил…

А ведь сейчас уже не скажешь, какие это были стихи, с профессиональной, так сказать, точки зрения… Настоящим поэтам Николай Павлович их так и не показал… А Елена Фёдоровна за год до своей смерти собрала их и сожгла, все до единого. «Они должны уйти вместе со мной. Это — только моё».

И могилы Николая Павловича не сохранилось. Тело его тогда, в 41-м, правда, нашли и похоронили, как положено, но в ближайших же боях эта могилка была стёрта с лица земли и даже до 1942-го не продержалась.