![]() |
Газета основана в апреле |
|||
НАШИ ИЗДАНИЯ |
«Православный
Санкт-Петербург»
![]() ![]() ![]() ![]() |
†††
Оскудела в той речке вода,
Где когда-то предтечи крестились.
Всё мерёжи, а прежде — уда…
Нынче заводь чужих нерестилищ.
Что по ветру пустить, что сберечь,
Пусть подскажет небесная флейта.
Излукавилась каверза-речь,
А душа изболелась, жалейка.
Сколько можно в избе неглиже
Пить сивуху, вести тары-бары?
Ведь из сланцевых глыбей уже,
Воплощаясь, восстали хазары.
Нам бы в степь! Не в загон на убой…
Словно струны, натянуты вожжи.
Эй, братишка! Под Курской дугой
Колокольчик звенит всё тревожней.
Зря пятнадцать веков мы, дичась,
Землю рвали, хоть братья, на части.
Помоги нам в отчаянный час,
Тот, кто свечку держал при зачатьи.
МЫ ЖИВЫ СЛОВОМ
Ах, что за ветер? Времена пастушек
И пасечников замела метель.
Поблёкла Гжель, ямщицкий сгинул Ямбург,
Сорвало крышу, дом сошёл с катушек,
И пьяный плотник двери снял с петель,
Ключи забросив в выгребную яму.
Нас всех давно поставили «на счётчик»,
Как выбывших насельников, жильцов.
И прокричит: — Вас затянуло ряской… —
Когда нас мерять вздумает начётчик,
Куражась тупо, тыча нам в лицо
Своей дубовой меркой канцелярской. —
Вас не было! Забудьте, изыдите,
Вас не стояло здесь! Вы кто такие?
— Мы живы словом! Жив глагол родитель!
Чу, слышите: земля внутри гудёт.
А надо будет, и в престольный Киев
Язык, почти забытый, доведёт.
†††
Сестре Зое
В Горелове опять с утра дождит,
И клонит в сон головки георгинов.
Наверное, нельзя так тускло жить,
Без птичьих свар, без заполошных гимнов
Продленью рода. В этом знают толк
Крылатые творения Господни.
А нынче клушей квохчет водосток,
И день почти скукожился до полдня.
Примолкли дети, птицы ни гугу.
Сгорела осень, и весь пламень сада,
Листву транжиря, вылетел в трубу
Октябрьской ночи, будто так и надо.
Пора у птиц учиться и так жить,
Чтоб в сад небесный ладить переправу.
Уже кричит под окнами таджик:
— Работу дай! Тебе копать канаву?
Мы сад взрастили, храма купола
Покрасили зелёным цветом мая.
Наш батюшка взгрустнул, на Покрова
О временах последних поминая.
За скорбной речкой пусть отец и мать
О нас вздохнут: неужто впали в детство?
Уйдём, и сад наш будет притеснять
Татарника с полынью лиходейство.
Нам столько зим пришлось перетерпеть!
Переянварить сколь, передекабрить…
И птицы знают, для кого им петь,
Когда капель весенняя закаплет.
†††
Налетит ли Земля на небесную ось,
Муравейник взметнётся ль до неба,
За поленницей спавший потайно,
Мне не страшно, когда-то уже довелось
С птичьей стаей немолотым хлебом
Жить в полях и очнуться случайно.
Не к добру где-то маки под снег зацвели,
И собака волчонка вскормила,
Темь из погреба вышла наружу…
Защитит ли клочок этой дачной земли
Нас от вызовов внешнего мира?
Пусть хоть Настеньку, светлую душу.
Что за лучик зелёный сверкнул с высоты?
Полонит нас полынь-чернобыльник,
Не посечь, не столочь её в ступе…
— Чёрной были не надо бы в наши сады!
Заряжаю от молний мобильник.
Тишина. Абонент недоступен.
†††
Чтобы плакать — тоже нужно настроение.
Слёзы старого человека —
Это сорвавшаяся с привязи печаль.
К празднику надежды —
Христову Воскресению —
Подарили бабушке новую почти
Совсем чужие люди шаль.
Ей, бедой обобранной, —
не коврижки сдобные,
А судьба овсяная, пища голубиная,
сиротства произвол…
Что же вы наделали, люди мои добрые?
Всех уже простившей,
Опоздав, расщедрились: —
Получи, изволь…
†††
Был удушлив закат и багров,
Жизнь вокруг обмерла и заснула,
От стартующих антимиров
Купоросным дыханьем пахнуло.
Это кто-то придумал хитро:
И пробирку как жизни начало,
И на хлеб наш поставил тавро,
Чтоб машина потом сосчитала.
Мать-природа, за нас порадей,
Отодвинь срок последнего часа.
Говорят, от кислотных дождей
Наша рощица вовсе зачахла.
Может, злое над всем колдовство,
Как-то птицы продолжат здесь род свой?
Если мир обречён на вдовство,
Я, как сын, обречён на сиротство.
Божий разум, в беде не оставь.
Я ещё не исчадье, а чадо!
Только звуки небесных октав
Глуше всё, да и слышу нечасто.
Вот он, мой наступает черёд.
Поздно спрашивать: мило ль, не мило…
Словно Чичиков, души гребёт
Вертухай виртуального мира.
Зверь невиданный бродит окрест
И в окошко ночами стучится.
Из какого копытца — невесть
Суждено мне в дороге напиться…
МОНАСТЫРСКОЕ
Я прошу тепла один лучик хоть,
Льдом кипит река — ледоход,
Будто белое кверху всходит дно.
Хо-ло-дно.
Отражается лёд в твоих глазах,
Где с тобой молчим — вербная лоза,
Там и дерево у воды одно…
Хо-ло-дно.
За рекой погост, за погостом храм,
И пасхальный звон будто послан нам,
И теплом дарит, а не холодом,
Ко-ло-кол.
Монастырских стен за рекой черта.
Жизнь не кончилась, только на-ча-та!
По воде пойду, словно посуху,
С по-со-хом?
СИЛЬНЫХ НЕ ЖАЛКО
К яствам земным,
Мол, в застолье не лишние,
Пропуск какой-нибудь всё же да нужен.
Здесь у церквушки кладбищенской нищие
Немощью хвастают — язвы наружу.
В поле грачи, ну а пчёлы на пасеке,
Эти ж птенцы из гнезда колченогих
Выживут только за Божией пазухой. Жалко убогих.
Кружат вороны то порознь, то парой
В небе, расколотом горем иль громом,
Еле ступает старик сухопарый
За уплывающим к вечности гробом.
С паперти кто-то умно посоветовал:
— Ты бы держался за край катафалка…
— Полно, родимые! Долгие лета вам.
Сильных не жалко.
Может, хоть что-нибудь Небом простится нам?
Схлынут вороны, и выглянет солнце.
Батюшка выйдет на воздух с гостинцами
К нищим, прищурится и улыбнётся.
Рядом с могилами крутят скакалку,
Прыгают дети. Обижен мальчонка.
— Плачешь, разбойник? Кого тебе жалко?
— Жалко у пчёлки!
СТАРИННЫЕ ЛЮДИ
Когда просветлеет вода сентября
В реке обмелевшей и день поубудет,
Стихаем, смолкаем, уходим в себя,
Прижавшись друг к другу, старинные люди.
За ужином лампа, сгорая, мигнёт,
Другой не найдётся, и свечку затеплим.
Где в запахах царствовал в мисочках мёд,
Повеет в жилище и тленом и пеплом.
За дачным леском в жестяную дуду
Нас поезд окликнет, промчит не услышан,
И птицы хохлатые в стылом саду
Помянут нас пьяною ягодой вишен.
Рядить уже поздно: Ах, как да кабы…
Ты светом лучилась, и я был не промах,
Обнявшись, в игольное ушко судьбы
Проходим меж туч в ледовитых проломах.
Спешим, знать, ещё до себя не дошли.
Уходим молчком, будто не с кем проститься.
Идут по пятам то снега, то дожди,
То грозы вдогонку грохочут копытцем.
Не сможем ни совесть, ни пса усыпить,
Кота на соседкину милость оставим.
Колодезный ворот сорвётся с цепи,
И окна захлопают веками ставень.
Вот-вот догорят георгины огнём
Прощальным и просятся: лучше сорвите…
Позволь, мы с собой их в дорогу возьмём,
Господь, попустивший благое соитье.
И сторож садовый, свою конуру
Оставив, ещё у ворот станет клянчить:
— Эй, сладкая парочка, где вы? Ау…
Налейте страдальцу стаканчик.