Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

ЖИЗНЬ – ПОСЛУШАНИЕ, ДАННОЕ БОГОМ

«Когда немцы уже подступили к Ленинграду, моя мама — Ирина Степановна — записалась добровольцем во Вторую дивизию народного ополчения, формировавшуюся на базе Кировского завода, и объявила дома, что уходит на фронт. Бабушка Мария Семёновна всплеснула руками: «Ирочка, куда же, как же ты на фронт идёшь воевать? Подожди...» Она написала на бумажке 90-й псалом, и мама положила его в карман гимнастёрки в комсомольский билет, рядом с военным билетом. С этим псалмом мама прошла всю войну и вернулась без единого ранения...» — с этого воспоминания начал о. Игорь ФИЛИН рассказ о своей маме, почившей о Господе 14 августа 2012 года, на 91-м году жизни.

На секунду задумавшись, батюшка продолжил: «Я в затруднении: как, какими словами можно рассказать о человеке, которого знал более 60 лет, с самого своего рождения, который всегда был рядом? Помню, смерть отца меня не так потрясла, я даже отпевал его сам – в то время некого было попросить сделать это. А мамин уход... я был не готов к нему, было очень тяжело. Только после сорокового дня полегче стало. Не зря, видимо, говорят, что у отца с дочерью более глубокая духовная связь, а у мамы — с сыном. Мама меня очень любила и прощала, даже если я её обижал своим невниманием, спорил с ней, не всегда прислушивался к советам, раздражался... Отпевал маму священник нашего Серафимовского храма в Песочном о.Михаил Волынин. Понимаете, когда сам отпеваешь родного человека, примешивается душевное чувство — ведь вы связаны кровным родством — и потому не получается молиться отрешённо от личности человека. А это мешает почувствовать Бога.

— Разве над родным любимым человеком не более горячая молитва?

— Эта горячность может происходить от душевности, от страстной составляющей души, — не от Духа. А молитва, если она сильно приправлена чувствами, несовершенна, в ней твои эмоции, а не разговор с Богом. А надо-то от этого оторваться и словами молитвы просить Отца Небесного о милости к усопшему. Как советовал св.прав.Иоанн Кронштадтский: вздохните, когда отпеваете, поплачьте, тяжело ведь душе человеческой, ибо все мы грешники, все нуждаемся в милости Божией, в поддержке.

Вот я и подумал, что если уж рассказывать, то не просто о маме. А о Промысле Божием в жизни каждого человека, семьи, рода, о преемственности поколений. А Промысл есть, и преемственность есть, и то, какими мы становимся, во многом зависит от того, кто были наши предки, чем они занимались, какой образ жизни вели. Вот я помню, когда меня рукополагали во диакона, а было это в Морском Николо-Богоявленском соборе СПб, мои родители пришли посмотреть. И когда папа с мамой по лестнице уже спускались из верхнего Богоявленского храма, обсуждая между собой свершившееся событие, работница храма спросила: «Это вашего сына сегодня рукополагали?» Родители ответили утвердительно. А она им вдруг: «А ведь может быть, вы живы до сих пор, и войну и блокаду пережили, только для того, чтобы ваш сын родился и стал священником. Быть может, в этом Промысл Божий относительно вас...»

Божественный Промысл незримо существует даже независимо от нашего отношения к Богу. Знаете, мою прабабушку Марию Семёновну в молодости все звали Манечка-плясунья, а потом она стала очень верующим человеком, дожила до 93 лет и, пока могла, ходила в храм и строго постилась. Так что её старшая дочь Зинаида постоянно её ругала: «Ты и так ничего не ешь, куда тебе ещё поститься? Ну, куда ты в церковь пошла — ты еле ходишь!» Это именно Мария Семёновна написала маме 90-й псалом. Очень она любила мою маму. И мама любила ездить к бабулечке в гости... Мамин папа умер, когда ей исполнилось всего шесть лет, и её мама осталась с четырьмя детьми на руках, без специальности, без средств к существованию. После похорон отца они перестирали бельишко, какое было, повесили сушить, а его украли... Они остались даже без рубашек. Мама помнит случай, когда бабушке — санитарке в больнице — на какой-то праздник подарили постельное белье, она застелила дома постель, а мама спрашивает: «А что это такое, зачем?» Дети даже не знали, что такое постельное бельё... А любила моя мама ездить к бабушке Марии, потому что у той всегда было припасено для маленькой Ирочки что-то вкусненькое, маленькие подарочки. Мама вспоминала с улыбкой: «Я, бывало, приеду к ней вечером, напьюсь чаю с вареньем и конфетами так, что ночью описаюсь».

Но вот что интересно: если моя прабабушка была очень верующей, то бабушка — Антонина Петровна — веру уже потеряла. Однако она всегда говорила: «В Бога верить не верую, но ругать Его при мне не надо». И ведь вся родня по материнской линии — либо воевали, либо пережили блокаду, но никто не погиб! Видимо, молитва прабабушки Марии была сильна! Она за всех молилась. Вот он – Промысл Божий. А у отца было три брата, все трое погибли, и сам отец был ранен во время боя на Невском пятачке...

Из школьных лет помню, как моя мама говорила моей старшей сестре, показывая на фотографию прабабушки Марии, что стояла у нас на комоде: «Молись бабулечке — и тогда у тебя всё будет в порядке, она Богу за тебя помолится». И это при том, что сами родители были атеистами. Ещё помню, когда я на Смоленском кладбище служил, пришёл на Литургию священник из другой епархии. А я только-только первые месяцы служил. Он понял, что, несмотря на мои 40 лет, я новоначальный, и после службы спрашивает: «Слушай, отец, а как давно ты в сане?» Я ответил, что где-то полгода. Он: «И как ты в такие годы вдруг стал священником?» Я объяснил, что уверовал и крестился в 35 лет. А он: «Ты сам не понимаешь, что с тобой происходит, — тебя же Господь из пропасти достал. Мало того, дал тебе веру, священный сан, и ещё куда поставил служить – на Смоленском кладбище, где почивают мощи блж.Ксении Петербургской. У тебя сильный молитвенник имеется». С его точки зрения, я должен был пропасть. Он когда мне всё это сказал, у меня просто волосы дыбом встали и мороз по спине. Я теперь думаю, что действительно пропал бы во времена перестройки: если бы в какие-нибудь дела дурные не вляпался, то мог спиться. Смотрю на своих бывших коллег — сколько их потерялось за это время! Поэтому Промысл Божий незримо присутствует — мы вроде бы свободно поступаем, сами всё решаем и не ощущаем этого таинственного, уходящего в безконечность Божественного Промысла. Только иногда вдруг что-нибудь приоткрывается...

Когда начинаешь задумываться о родителях, особенно когда ты их уже потерял, то видишь, что ты — их продолжение. Я могу сказать вполне определённо: если есть во мне что-то хорошее, то это от родителей. А через них и от всех моих предков, в том числе и от прабабушки Марии. И от её двоюродного брата, который ходил пешком в Иерусалим, а потом ушёл на Валаам и там остался. И от дедушки со стороны отца, который был церковным старостой. Также мама считала, что ребёнок должен быть культурно образованным, потому, когда я был в младших классах, она провела меня по всем музеям Ленинграда. Меня учили игре на фортепиано, водили в филармонию, а с 8-го по 10-й класс приглашали преподавателя французского языка. Когда моя сестра стала балериной, начались походы в Михайловский театр на балеты и оперы.

— Батюшка, а когда вы безобразничали в детстве, а вы не могли не безобразничать, как все нормальные дети, — вас наказывали?

— Это всегда было словесно. Только однажды, в шестом классе... Мы пошли в гости, и мама нарядила меня в новый костюм. А на лестничной площадке встретила соседку, и пока они разговаривали, я с приятелем затеял возню. Мы катались по земле, и когда мама оглянулась — я был уже весь грязный. Она повела меня домой переодеваться и там,  конечно,  наподдала хорошенько. А обычно родители давили на совесть, не помню даже, чтобы в угол ставили. Хотя были случаи, когда можно было бы что-то пожёстче применить. Я как-то родителей даже шутливо укорил: «Если бы вы меня почаще драли, так, может быть, и толку было бы больше». Но у них был принцип: детей не бить.

Я помню, когда прибился к Церкви, остро почувствовал, что до того прожитые годы прожиты впустую: в Бога не верил, в церковь не ходил, духовной жизни не вёл. Столько времени потратил зря! А теперь понял, что без этой предыдущей жизни, заставившей меня приобрести некоторые качества, не было бы и последуюцей. Так, обстоятельства заставили меня довести до конца одно трудное дело, несмотря ни на что: я работал по 20 часов в сутки, из последних сил, не понимая, что это мои силы были последние, а была ещё помощь свыше. Эта работоспособность пригодилась, когда стал священником. А потом прочитал у Св.Отцов, что ни одна добродетель не рождается без боли — необходимо преодоление себя. В молодости-то я воспринимал работу как необходимую повинность. Но с годами работа стала необходимостью, без которой невозможно жить. Я понял: труд — нормальное состояние человека, нельзя разделять жизнь на работу и отдых, ибо возможно и нужно постоянно находиться в состоянии какого-то труда. И когда я в 40 лет стал служить в церкви — с утра до ночи, – мне было это в удовольствие и совершенно не тяготило.

И в этом тоже не последнюю роль сыграли мои предки. Я в своё время задумывался об особенностях нашего народа: мы все имеем православные корни, но по мере того, как человек терял веру — из поколения в поколение — он всё больше и больше становится немощен и подвержен страстям разрушения. Вот моя бабушка, хотя и говорила, что потеряла веру, не могла жить без работы — до самой своей смерти (она умерла в 94 года) не сидела без дела: шила, вязала, штопала, перелицовывала бельё, ставила аккуратные заплатки, поскольку жили бедно. У неё никогда ничего не пропадало из продуктов — блокада научила ценить каждый кусок. Если мы с сестрой вечером не доели кашу, значит, каша эта будет завтра в оладьях, чем мы, конечно, были очень недовольны... И никаких отпусков, санаториев, домов отдыха — всю жизнь работа, заботы о детях, внуках... У моих родителей уже был отпуск, ездили в военный санаторий, в дом отдыха, по воскресеньям отдыхали на садовом участке. А когда я смотрю сейчас на себя... то понимаю, что я уже так не могу работать, как мои бабушка и прабабушка, — и отдыхать хочу, и спать хочу, и поехать куда-нибудь... Я понимаю, что это связано с расцерковлением, с утратой благодати. Ведь разве можно представить себе ситуацию в средневековой России, чтобы какой-нибудь крестьянин поехал отдыхать? А заводской рабочий мог помыслить о санатории? О дворянах говорить не будем — это незначительная часть общества. К тому же мы знаем, что те, которые не работали в своём имении — в итоге разорялись, их хозяйство разваливалось.

Я у Н.Я.Данилевского в его труде «Россия и Европа» вычитал, чем отличается восточная цивилизация от западной, почему у нас всё время конфликт с Европой. Потому что мы разные. Особенно эта разность видна в отношении к заповеди, которую Адам получил при изгнании из рая: «В поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт.3,19). Пока Адам жил в раю, у него не было необходимости тяжко трудиться, добывая себе пропитание, он всё имел. Поэтому труд - это заповедь Божия, но это и наказание. Однако без исполнения этой заповеди невозможно исполнение других заповедей. Если человек не добывает в поте лица хлеб свой, он никогда не будет способен к серьёзной духовной жизни. Католики и протестанты относятся к этой заповеди как к наказанию. А всякое наказание тяготит человека, хочется от него освободиться. Православное отношение к этой заповеди иное, здесь акцент ставится не на наказании, а на том, что это, прежде всего, заповедь Божия. А заповедь Божия — благо для человека. А раз это благо, то как я могу хотеть от него освободиться? Я должен просто в этом постоянно пребывать. Другое дело, что мы нуждаемся в отдыхе из-за усталости, болезни, нам нужно восстановить силы, оздоровиться. Впрочем, человек, пребывающий в полноте благодати, в этом не нуждается, — его Господь восстанавливает естественным образом. Прп.Амвросий Оптинский, будучи больным, немощным, принимал десятки людей каждый день. И для каждого находилась улыбка, доброе слово — вот действие благодати, она животворит.

Мы невольно копируем своих родителей: их отношение к труду, к людям, к куску хлеба, внутрисемейным отношениям. В нашей семье, что бы там ни было, было понятно, что родители никогда не разведутся — для них семья нечто такое, что складывается раз и навсегда. Можно идти на компромиссы, с чем-то мириться, уступать, но нельзя разрушать семью. Это говорит об отсутствии эгоизма, который ныне присутствует у молодых: мне плохо, я взял и ушёл. У родителей — плохо ли, хорошо ли — только вместе, всегда и везде. До войны папа — Владимир Иванович — не успел закончить Военно-медицинскую Академию, получил справку «врач военного времени» и ушёл на фронт. После войны он закончил Академию, получил диплом и уехал служить в Монголию инструктором монгольской армии — готовил санитаров, фельдшеров. Мама поехала с ним. Вернувшись, папа работал хирургом. Иногда операция длилась по восемь часов, и нельзя отойти, отдохнуть... Мама оберегала дома его отдых. Сама она после войны закончила техникум и работала инженером на заводе «Красная заря», который выпускал телефонные станции, реле. Потом работала в НИИ «Северная заря», который также занимался разработкой телефонной техники. Помню даже, что на заводе она получила премию за реле, который установили на первом советском спутнике. А что касается домашних дел, она вязала на вязальной машине, умела приготовить вкусный обед за десять минут. Я когда работал в Политехническом институте, бывало, позвоню: «Мамочка, через 10 минут буду у тебя, приеду обедать». Приезжаю, а она уже подаёт мне вкусный суп или ещё что-то.

Повзрослев, я заметил, как во мне проявляются те или иные черты, присущие маме и папе, бабушкам... Так что Промысл Божий есть, он действует, а мы чаще всего об этом не задумываемся. В то время как должны жить согласно этим строкам, «с терпением стяжите души ваши» (Лк.21,19), т.е. терпением спасать свои души, с терпением исполнять послушание, которое дал нам Бог, — ЖИЗНЬ здесь, на земле. Мы произносим: «Слава Богу за всё». Но жить этим высоким принципом не каждый может. Однако, если человек способен это понять и почувствовать, какая благодарность к Богу рождается в его душе! Я помню, как мы с отцом спорили, — я уверовал, а он доказывал, что Бога нет. Спорили до ссор, до хлопанья дверьми. Наконец я понял, как это плохо, что я, христианин, ругаюсь с отцом, и сказал: «Давай о Боге и Церкви вообще не говорить. Если заведёшь об этом разговор — я просто уйду». И уходил. А мама... когда я объявил, что уверовал в Бога, она написала мне письмо на 17 страницах, где говорила: «Игорёчек, ты же умный мальчик, ну как можно верить в такую глупость, ну подумай сам?» А когда много лет спустя я ей это напомнил, она с достоинством ответила: «Я не могла такого написать. Что ты такое говоришь? Мы всегда верили». Я ей: «Когда это, интересно, «мы всегда верили»? Я за всю свою жизнь только два раза был с тобой в церкви: когда отпевали бабушку в Спасо-Парголовском храме да потом ещё какую-то дальнюю родственницу отпевали». Она с ещё большим достоинством: «А куличи мы на Пасху пекли, а яйца красили!» И я не нашёлся, что ответить, я почувствовал, что обижаю её, — она-то была убеждена, что всегда была не чужда Богу. Но ведь многие в те времена пекли куличи и красили яйца, вот только не освящали их и в храм не ходили! И в дальнейшем мама была в полном убеждении, что она никогда от Бога и не уходила, и снова и снова вспоминала 90-й псалом, который прошёл с ней, комсомолкой, всю войну и уберёг её...

Но почему именно ей бабулечка написала этот псалом, ведь внуков было много?.. Поэтому когда смотришь на всё уже по прошествии некоторого времени, то понимаешь, что в жизни нашей всё не случайно. Это мы думаем, что выбираем мы, но Господь говорит: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод» (Ин.15,16). И чем больше над этим задумываешься, тем больше поражаешься великой премудрости и совершенству мира, в котором мы существуем. Ибо во всём присутствует Господь и всем управляет. Слава Богу за всё!

Записала Ирина РУБЦОВА