Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

И Я БЕСЕДУЮ С ПОГИБШИМИ БОЙЦАМИ…

Постановление Правительства СССР «О взятии на учёт воинских могил и об их благоустройстве» вышло в феврале 1946 года. И вот 64 года подряд их и благоустраивают, и берут на учёт, — а останки наших воинов — тысячами, десятками тысяч — лежат и лежат в земле сырой… Не будем сейчас искать виноватых, лучше обратимся к тем, кто все силы свои, жизнь свою отдаёт поиску погибших. Как правило, это не государственные служащие. Как правило, это добровольцы. И если говорить о поисковиках нашей Ленинградской области, то нельзя не вспомнить студенческий отряд СПбГУ «Ингрия», который уже более десяти лет летом и зимой ведёт раскопки на землях Кировского района — на Невском пятачке, в Синявинских лесах… «Ингрия» — один из самых успешных поисковых отрядов: за 10 лет отрядом обнаружены и похоронены 1954 бойца и командира Красной армии, погибших в битве за Ленинград; значительная часть найденных не остались безымянными: удалось узнать их имена, найти родственников… В своё время мы уже публиковали интервью с замечательным человеком — командиром и основателем «Ингрии» Евгением Васильевичем Ильиным, доцентом исторического факультета СПбГУ, директором Центра изучения военной истории. Сегодня мы хотим предоставить слово рядовым бойцам «Ингрии».
В.А.Мосунов, студент исторического факультета СПбГУ:
— Однажды, зайдя на истфак, я обнаружил объявление об организации Центра по изучению военной истории. С этого момента и началось моё знакомство с деятельностью поискового отряда «Ингрия». Война становится осязаемой, особенно когда впервые попадаешь на места боёв. До глубины души поразила меня поездка на Невский пятачок. Берег Невы выглядел как поле боя, где сражение кончилось самое большее несколько месяцев назад, — среди ржавого военного хлама лежат человеческие кости… Я этого не забуду никогда: словно на машине времени переместился в 1942 год… Тогда-то и появилось осознанное желание вступить в отряд и почувствовать себя причастным к этой нелегкой работе. На первую свою Вахту памяти я попал только в следующем году. Погода была холодная, дождливая, в лесу стояла вода, — и всё это придавало совершенно фантасмагорический оттенок Синявинскому лесу. Туман, постоянно висящий в воздухе, и лес, в котором война закончилась как будто совсем недавно… Особенно сильное впечатление производил бывший немецкий опорный пункт «Роща Круглая», где в ходе попыток прорыва блокады Ленинграда навечно осталось много бойцов и командиров Красной армии. Две недели я потом ходил, размышляя об увиденном. Всё больше во мне росло желание разобраться в том, что происходило в районе Синявина, на Невском пятачке. И занятие поисковой работой позволяло в буквальном смысле окунуться в прошлое, прикоснуться к истории. Ведь ближе, чем поисковики, к событиям минувших войн стоят только ветераны…
Марина Щербаева, студентка химического факультета СПбГУ:
— Впервые я оказалась на Вахте памяти весной, два года назад. Первое воспоминание об отъезде — невероятных размеров рюкзак, лопата, которую было непривычно держать в руках, удивлённые лица прохожих (они тоже не могли понять, каким образом я тащу на себе эту тяжесть).
Пока ехали до Синявинских высот, успела немного перевести дух… От мемориала шли примерно 4 км (толком не помню, как дошла, грязи по колено) и примерно через час добрались до рощи Круглой, где и предстояли раскопки. Лагерь поставили быстро, и желающие тут же отправились на поиски, прихватив щупы, лопаты и меня, новенькую, заодно. Мне попытались объяснить, как искать с помощью щупа, но я поняла одно: пока не выроешь приблизительно 30 камней и 100 деревяшек — не научишься отличать железо от камня и дерево от кости. За этим нехитрым занятием и день пролетел, к вечеру в ушах с непривычки гудело от завывания нашего миноискателя. Я мечтала в первый же день найти бойца, — но мечтать не вредно… Вместо этого я постоянно откапывала разные неопасные железки и бегала за всеми, пытаясь выяснить, остатками чего они являются. Однако это любопытство быстро прошло, и, честно говоря, сейчас я испытываю к ним равнодушие. Исключение составляют любые виды оружия, особенно мины и неразорвавшиеся снаряды, — их я обхожу за километр. Однако я не теряла надежды, и мечта моя сбылась через два дня.
Честно скажу: когда наши ребята находили человеческие останки, я не видела в них ничего человеческого, но когда сама откопала, то меня стали одолевать разные мысли: как жил этот человек? как погиб? о чём думал за минуту до гибели?.. Наверняка все знают слова: «Никто не забыт, ничто не забыто». Оказалось, что это совсем не так: тысячи людей лежат в сырой земле, и никто о них не помнит, не может прийти, чтобы отдать им дань уважения. Если раньше такие вопросы меня не занимали, то теперь просто в голове не укладывалось: как можно спокойно жить, зная об этих людях — умерших за нас, но не получивших от своих потомков самого малого — достойного погребения?
Навсегда запомнилась мне воронка от авиационной бомбы, из которой мы вычерпали воду вёдрами и извлекли оттуда более 15 человек (это оказалось санитарное захоронение). Мы не нашли ни одного медальона, а значит, найденные люди навсегда останутся «неизвестными солдатами»… Когда находим медальон, медаль или любую вещь, по которой можно опознать человека, – это самая большая радость для поисковика: мы возвращаем имя человека, можно попытаться найти его родных. Никогда не забуду, как 9 мая на Синявинском мемориале плакала женщина, которой вернули личные вещи её отца, пропавшего без вести 60 лет назад, — она плакала от счастья. Наверное, ради этого стоит копать!
Степан Лесничин, студент исторического факультета СПбГУ:
В поисковый отряд «Ингрия» я пришёл, когда учился на втором курсе. Мы поехали в район бывшего посёлка Поречье. Раньше я думал, что поиск ведется в глухих местах, где с войны не ступала нога человека… Каково же было моё удивление, когда мы остановились у поля, на краю которого стоит ферма, а до ближайшей железнодорожной станции всего-то километра два.
Останки первого бойца командир нашёл спустя полчаса. Почти посреди поля на глубине около метра лежали кости, каска, остатки одежды и амуниции. Недалеко от этого места чуть позже нашли ещё несколько человек. Потом мы переправились через речку Назию и пошли вдоль неё. В том месте Назия имеет довольно крутые глинистые берега, поэтому были хорошо видны остатки блиндажей.
Вскоре нам встретилась группа подростков, которые что-то усердно копали прямо на краю посёлка. Эти чёрные следопыты врылись уже метра на полтора и были так увлечены, что нас даже не заметили. А в лесу мы обнаружили итог работы их коллег: яму в метр глубиной, а по краям её — разбросанные человеческие кости. Хорошо ещё, что кости лежали достаточно кучно. А ведь возможно, что там был медальон, который они не заметили и выкинули или взяли себе «на память». И теперь имя этого солдата потеряно навсегда. Есть, конечно, и такие «чёрные», которые с костями обращаются хорошо. Иногда даже привозят останки поисковикам, но это скорее исключение из правила.
Самое сильное впечатление — это когда попадаешь в послевоенный лес и видишь повсюду так называемое «эхо войны» — мы его называем просто «железо». Тут всё, начиная от простых осколков и заканчивая неразорвавшимися минами и снарядами. Всё это очень интересно, но очень опасно при неумелом обращении. Осколком можно порезать руку, а миной эту руку может оторвать. У нас в отряде существует «Памятка поисковику» — по технике безопасности. При первом прочтении, ещё до разведки, она у меня вызвала улыбку, но после вахты я понял, что это не смешно.
Конечно, постепенно привыкаешь к железу, костям и прочему наследию войны. Но до сих пор, особенно по весне, когда нет травы и военный рельеф хорошо виден, задумываешься, как всё это происходило. Сейчас в лесу тишина, покой… А тогда-то и леса здесь не было, не то что зверей или птиц. Люди сидели в окопах под грохот артиллерии и пытались выжить во что бы то ни стало. Они тысячами погибали, и лишь часть из них удавалось похоронить по-человечески. Многих вообще не могли похоронить, они так и оставались лежать в поле или в окопе…
Зачастую, поднимая останки бойца, невольно начинаешь думать: «А как он погиб?». Конечно, мы можем только предполагать, но всё же… Например, первый боец, которого нашёл я, лежал на бруствере окопа вниз головой, на животе, а вся спина у него была в осколках. В двух метрах от него зияла воронка…
…Рассказ одной студентки из «Ингрии» запомнили все, кто его слышал, хотя с тех пор прошло несколько лет. Девушка, смущаясь, говорила: «Наверное, если бы кто-нибудь во время раскопок меня услышал, посчитал бы, что я тронулась. Но только когда я бойца поднимаю, я каждый раз думаю: он же столько лет здесь лежал, совсем один, и не с кем ему было словом перемолвиться!.. И вот я сажусь рядом — и с ним разговариваю…»
Записал Алексей МАКСИМОВ
Связаться с поисковиками отряда «Ингрия» можно по адресу:
199034, СПб, Менделеевская линия, 5, СПбГУ, исторический факультет, Ильину Евгению Васильевичу. Контактный телефон (812)328-96-32 (вторник, четверг)