Газета основана в апреле |
||||
НАШИ ИЗДАНИЯ | «Православный Санкт-Петербург» «Горница» «Чадушки» «Правило веры» «Соборная весть» |
Автобус привёз меня на станцию за семь часов до прихода поезда. Перетащив сумки в зал ожидания, я стала присматриваться к соседям: надо было на кого-то оставить багаж, чтобы пойти в посёлок навестить родных. Мой выбор пал на сидящего рядом со мной немолодого, но подтянутого, спортивного вида мужчину с умными живыми глазами и с тощим рюкзачком за спиной. Он тоже ехал в город и с готовностью согласился присмотреть за вещами. Оставалось только купить билеты — и можно идти. В ожидании открытия кассы я разговаривала с моим попутчиком. Рассказывал он о своей жизни простодушно, без утайки, и я подивилась безыскусности его рассказа и простоте самой его жизни:
— Живу я в деревне уже почти восемнадцать лет. Как вышел на пенсию, уговорил жену оставить квартиру в Питере — она и сейчас пустая стоит — и ехать ко мне на родину в деревню. Отцовский дом не сохранился, пришлось купить избу по соседству. Деньги у меня были: я и сварщиком работал, и машины дальние водил. Место красивое, рядом озеро, лес. Ну, отремонтировал я дом, срубил баньку над озером, завёл корову, овец, гусей, от недобрых людей ружьё на стенке повесил и всем разъяснил: если что, стрелять буду без предупреждения. В соседней деревне электричества лет пять как нет: у них там всё масло из трансформатора слили. А к нам в будку сунулись, так я их так пугнул — без оглядки бежали.
Жена, конечно, скучала в деревне. Уедет в город за пенсией, и нет её месяц, два. Я еду за ней. Спрашиваю: «Что ты тут, в городе, делаешь?» Она отвечает: «В музеи хожу, в кино, телевизор смотрю…» Ну, уговорю её, назад едем, снова вдвоём живём. я её ничего делать не заставлял. То, что ей хотелось, то она и делала. Купили мы два спортивных костюма, рано утром на зарядку вставали, вокруг озера бегали. Раньше к нам на лето дочь с зятем и внуком приезжали, а как внук вырос, перестали ездить…
Семь лет назад я жену похоронил. Пошла она корову доить, вдруг вскорости возвращается, говорит, что голову схватило, мочи нет. Тут же и упала. Я её на кровать перетащил, таблетку дал, и не знаю, то ли с ней оставаться, то ли за врачом ехать. Смотрю, ей вроде получше стало, глаза открыла, я сел на мотоцикл — и поехал в соседнюю деревню — это километров семь — за доктором. Приехали с доктором — да уже поздно было…
Когда жену похоронили, я сильно плакал. Один остался. В деревне почти что нет никого. Летом-то дачники приезжают, а зимой кроме меня ещё один двор, и всё. Но я никогда не думал, что не смогу найти хозяйку в дом. Предложил тут одной из соседней деревни, а она говорит: «У тебя хозяйство, корову доить надо. Нет, не пойду». Так и живу один.
Нас у отца было пятеро. Перед войной трое сыновей родились, да после войны ещё две девчонки. Когда сыновья родились, отец плясал от радости, что у него столько помощников в хозяйстве будет. А вышло-то по-другому: в пятьдесят первом году я в Питер подался, один мой брат сейчас в Узбекистане живёт, другой — на Дальнем Востоке. Сёстры только и остались в деревне.
Конечно, крещёный я. Помню, как родители нас куда-то причащать возили. В соседней деревне церковь перед войной хоть ещё и стояла, да уже не действовала. А во время войны в ней партизаны засаду устроили: в немцев с колокольни стреляли. На следующий день приехали каратели, церковь взорвали, соседнюю деревню спалили, а всех жителей согнали в одну избу и сожгли. Богатая деревня была, сто дворов. Так с тех пор и нет той деревни. Не восстановилась.
Бог-то, я знаю, есть, конечно. Да церкви у нас здесь нет.
Самая ближняя — в 35 километрах. В Бога-то я верую, заповеди знаю: «не убий»,
«не воруй». Пить не пью, курить не курю. Если б рядом церковь была, я бы ходил в
неё… А телевизор я почти не смотрю, только новости иногда. Некогда: хозяйство.
Да там такого насмотришься, что лучше и не включать. Показывали тут недавно двух
профессоров из гайдаровского института. Говорят: «Наше сельское хозяйство
нерентабельное, надо все продукты заво-
зить из-за границы». Их спрашивают: «А куда же девать сельских жителей?»
Отвечают: «А их надо всех переселить». Плюнул я и пошёл корову доить.
Холодильника у меня нет. Зачем? Молока я себе всегда
свежего надою. За грибами не хожу, всё время свободное «съедают» корова,
телёнок, огород. А вот рыбу ловлю. За хлебом один раз в неделю езжу в соседнюю
деревню. Сегодня, чтобы туда к семи часам на автобус попасть, я встал в четыре
часа утра. Завтрак приготовил, убрал за собой всё, чтоб перед соседкой не стыдно
было: она за моим хозяйством присматривать будет. Потом два часа шёл с фонариком
по лесу на остановку. Надо в Питере за несколько лет пенсию получить. В
последний раз я деньги получал, когда пас-
порта меняли.
А зимой у нас благодать. Выйдешь на улицу — белым-бело! Так и застынешь от красоты… С ветки на ветку птички перепархивают, головкой туда-сюда круть-верть. Смотрел бы и смотрел на них! В хлеву у меня корова голос подаёт, телёночек. Он у меня такой ласковый! Я живность люблю. А то баньку затоплю, напарюсь с веничком — и бултых в прорубь. Хорошо!
Мой попутчик говорил, а мне вспоминалось что-то знакомое, созвучное… И наконец вспомнилось: «Там в избе деревянной, без претензий и льгот, так, без газа, без ванной, добрый Филя живёт. Филя любит скотину, ест простую еду…» Так писал в стихах Николай Рубцов. Но то — стихи, а здесь — жизнь, простая, здоровая, знакомая каждому русскому человеку до последней чёрточки: даже если мы давно уже живём в городе, деревня живёт в нас.
Лариса КАЛЮЖНАЯ