Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

ОНИ ОТСТОЯЛИ РОДИНУ. А МЫ?..В. А. Симанский

Фамилия его - Симанский, но с митрополитом Алексием I (Симанским) Владимир Алексеевич родственных связей не имеет. Полковник В.А. Симанский знаменит не родственниками, а сам по себе: его имя - настоящая легенда для наших военных связистов.

Полвека обучая русских офицеров в Военной академии связи им. Буденного, он мог бы составить из своих учеников целую армию, значительная часть которой состояла бы из одних генералов. А еще Владимир Алексеевич интересен тем, что ему довелось пройти всю войну - от первого дня до последнего, причем не где-то по тылам, а через главные, ключевые битвы Великой Отечественной: оборона Киева, Сталинград, освобождение Одессы, Висло-Одерская операция и многие другие…

Нам сегодня грешно - вот именно, грешно - не послушать рассказы такого человека, грешно отвернуться от его опыта - опыта человека, пережившего самые страшные дни в истории России, выстоявшего, не впадавшего в уныние, дошедшего вместе со всеми до Победы. Нам есть чему поучиться у таких людей.

- Страна встречает печальный юбилей: 65 лет со дня начала Великой Отечественной… Владимир Алексеевич, вы хорошо помните 22 июня 1941 года, - расскажите, что почувствовали вы, услышав известие о войне? Страх? Растерянность?

- Да нет, какой там страх. Мне было 19 лет, я только что окончил военное училище, получил под начало курсантский взвод… Накануне, в субботу, мы с друзьями отмечали свой выпуск в маленьком киевском ресторанчике на берегу Днепра, - закусили хорошо, пить почти не пили. Вернулись в общежитие к часу ночи и спали до десяти утра, и никто нас не тревожил… Слышали сквозь сон какой-то дальний гул, грохот, - но никто на это внимания не обратил. А едва проснулись, сразу команда: бегом в актовый зал - важное правительственное сообщение. Что же мы почувствовали, узнав про войну? Недоумение. Как же так: ведь существует договор… Нам, правда, всегда говорили: война с Германией неминуема, но наша дипломатия сделает все, чтобы как можно дальше оттянуть ее начало. Выходит, не получилось. Но никакого страха или растерянности никто не ощутил: мы по-прежнему оставались бодры, на будущее смотрели спокойно, да и вчерашнее праздничное настроение еще не прошло. К тому же сразу началась работа: формировались роты, люди получали боевые задания и тут уж было не до уныния. Я лично, во главе роты курсантов был послан в окрестности Киева - ловить немецких диверсантов.

- И поймали кого-нибудь?

- Разумеется. После нескольких дней поисков увидели валяющийся на земле парашют, а потом и самого парашютиста. Он притаился в кустах и открыл по нам огонь. Все же мы его задержали… Документы при нем были исправные, по-русски он говорил чисто, - мы его сдали куда следует, а что с ним было потом, мне не известно. Но не это впечатление о тех днях запало мне в душу - нет, меня больше всего поразили беженцы. Испуганные, настрадавшиеся люди густыми потоками двигались в Киев; они говорили нам о тех ужасах, которые пришлось им пережить, рассказывали, как их, мирных жителей, расстреливали с самолетов, - и вот тут-то я впервые понял, что дело нам предстоит нешуточное.

- Вы воевали под Киевом, освобождали Одессу, прошли всю Польшу, дошли до Берлина. Где было тяжелее всего?

- В Сталинграде. Тут и раздумывать нечего, с теми днями ничто не сравнится: хоть война никогда не была сладка, но Сталинград - это особое время. Я ведь был в 62-й армии генерала Чуйкова, на самом опасном рубеже Сталинградской битвы, на узенькой полоске вдоль Волги, не более километра в ширину. Я - связист, в ту пору - командир отдельной телеграфно-эксплуатационной роты, которая обезпечивала связь чуйковского штаба со штабом фронта и некоторыми другими частями. Как это происходило на деле? Нужно тянуть кабель через Волгу. Едва лодочка со связистами появляется на реке, как немцы тут же начинают стрелять по ней из чего попало: из пулеметов, из минометов, и даже артиллерию подключали. А кабель нужно тянуть каждый день: он под водой может работать сутки, не больше, и мои люди каждый день безпрекословно шли под пули. Но обстрел - это еще полбеды, а настоящая беда началась, когда немцы разрушили завод "Красный Октябрь" и нефть из его хранилищ хлынула в реку. Три дня Волга горела, как факел! Но горит она или не горит, а связь нужна. И мои ребята во главе с лейтенантом Тютюном плавали каждый день сквозь это пламя, страшно обгорали, но связь обезпечивали. Новое горе началось, когда по реке двинулся лед. Пробиться сквозь льдины было почти невозможно: лодочку сносило прямиком к немцам… Но и эту беду мы осилили, а потом морозы усилились, река стала, и наша работа значительно облегчилась.

- Приходилось сталкиваться с немцами?

- Да мы там в такой тесноте были, что плюнешь - и попадешь в немца… Однажды рано утром выхожу из своего блиндажа - и вдруг совсем рядом слышу немецкую речь. Вижу: спускается к Волге большой отряд - прямо на меня. Я скорее обратно в блиндаж, хватаю две лимонки, думаю: если зайдут, брошу гранаты под ноги - и мне конец, и им. Но тут снизу, от реки раздается "Ура!", и после короткого боя немцы отступают: это подошли наши морские пехотинцы с того берега. Я потом спрашивал у морпехов: что это за бой у вас был, если я ни единого выстрела не слышал? "А мы, - говорят, - и не стреляли: нам патроны еще не успели выдать. Мы так просто, одними штыками…"

- Когда было страшнее всего?

- На войне всегда страшно. А вообще-то, один свой страх я на всю жизнь запомнил… Дело было так. Когда немцы взяли Мамаев курган, КП штаба нашей армии оказался под обстрелом, и решено было перенести его в другое место. Там был такой большой овраг под названием Банный - вот туда и хотели перенести. А я знал, что в Банном ни в коем случае нельзя КП устраивать. Я давно заметил, что немцы каждое утро ровно в 8 часов начинают авианалет на наше расположение: налетит большая армада юнкерсов, отбомбятся и ровно в 8.20 улетают восвояси - хоть часы по ним проверяй. Так три дня атакуют один участок, потом переходят к следующему. И, по моим расчетам, этим следующим участком должен стать как раз овраг Банный. Вот вечером КП переезжает. Впереди идет Чуйков и представитель Ставки, за ними - все остальные… Я подбегаю к начальнику связи и потихоньку докладываю ему свои соображения… Чуйков мне: "Куда же прикажешь нам идти?" Я: "Давайте на мой узел связи: там хорошие катакомбы вырыты!" - "Да это же 300 метров до противника! - говорит Чуйков с сомнением. - Ну да ладно, веди!" Привел я их, они устроились на новом месте, и тут меня прошиб ужас: "А что как мои расчеты неверны и немцы завтра не налетят на Банный овраг?! Зачем же я тогда привел КП армии прямо под нос врагу? Меня же расстреляют теперь!". И всю ночь до восьми утра я трясся мелкой дрожью, и ничего в жизни не ждал с таким нетерпением и надеждой, как этого немецкого авианалета! Но вот наступил положенный час - и все прошло как по маслу: немцы обрушили на несчастный овраг, где хотел обосноваться Чуйков, огромное количество бомб. Я оказался прав, меня похвалили, а КП так до самого конца Сталинградской битвы оставалось на выбранном мною месте.

- А что он представлял из себя, один из главных героев Сталинграда, Владимир Иванович Чуйков? Что это был за человек?

- Сейчас, по прошествии лет, понимаешь, что это был выдающийся военачальник: решительный, не боящийся принимать дерзкие решения, оригинально мыслящий, чуждый шаблонов. Но в ту пору… В ту пору нам при слове "Чуйков" хотелось спрятаться подальше и не высовываться. Когда он приходил на узел связи, дежурные офицеры так и делали - убегали со своего поста и прятались. Зато в аппаратную сразу же вызывалась телеграфистка Люся Удовиченко, которая одна могла успокоить разбушевавшегося командарма. На моих глазах был такой случай: командарм позвонил на коммутатор и приказал вызвать к телефону какого-то командира дивизии. Телефонистка ответила, что связь плохая, пусть, мол, Чуйков продиктует ей все, что нужно, а она передаст в дивизию сама. Командарм согласился и начал диктовать - сплошную матерную брань. Смущенная телеграфистка передает в дивизию: "Генерал ругается и требует то-то!" "Нет! - кричит в трубку Чуйков. - Ты дословно передавай!" - и добился того, что несчастная девушка передала все слово в слово. Кстати, Сталин знал о выходках Чуйкова и поэтому недолюбливал его. Всякое бывало… Но время прошло, мелкие обиды забылись, осталась только память о замечательном военачальнике, настоящем русском герое, чью роль в Сталин- градской эпопее переоценить невозможно. Он говорил: "Сталин град немцы могли взять только в одном случае: если бы они уничтожили всех нас, защитников города, до единого!" - и я с ним совершенно согласен.

- Сейчас, говоря о Сталин градской битве, кое-кто вспоминает в первую очередь заградотряды…

- Так ведь были и заградотряды, и они не бездействовали. Люди ведь не железные, порою и у самых смелых не выдерживала душа… За всю войну я помню единственный случай массовой паники - и этот случай произошел в Сталинграде. 15 сентября в день наступления немцев обезумевшие бойцы одной из дивизий в ужасе бросились к переправе и стали сбрасывать раненых с баржи в воду, чтобы самим уйти на другой берег. Смотреть на это было страшно, и повторю - ничего подобного я не видел за всю войну. Если бы не решительные действия начальника артиллерии генерал-майора Пожарского и бойцов заградотряда, паника бы разрослась, а тогда… Но Пожарский быстро успокоил бойцов, дал им боевую задачу, и они снова отправились в бой. Я не виню этих солдат: Сталинград есть Сталинград… Люди воевали на грани человеческих возможностей. Были порой и срывы, кто из нас от этого застрахован? - но вообще-то мы жили с той мыслью, что за Волгой для нас земли нет. Это для нас был не лозунг, а смысл жизни. Когда в начале битвы мы видели, как немцы бомбят Сталинград, полный мирными людьми, видели, как женщины, дети, старики гибнут в сплошном пожаре, охватившем город, мы все в душе решили: лучше погибнуть, чем смотреть на такое! Вытерпим все, что угодно, но отгоним немца от Волги. Мне было 20 лет, и под моим началом была рота почти в 300 человек - и все это были люди много старше меня по возрасту. Порою приходилось посылать их на верную смерть, но никто и словом не возражал мне, мальчишке. "Надо установить связь там-то!" - "Есть!" - и вперед, вот и весь разговор: таково было их понятие о долге, такова была их любовь к Родине. С такими людьми мы и победили. Я порой с ужасом думаю: а что, если в Сталинграде наши войска состояли бы из людей, подобных нынешним? Продержались бы мы хоть день или нет? Не знаю!

- Владимир Алексеевич, когда вы почувствовали, что война пошла к завершению? В Польше?

- Нет. Все в том же Сталинграде. Причем еще до начала нашего контрнаступления. В октябре Паулюс последнюю атаку на нас повел, и мы его снова отбили. Очень хорошо поработали! Отбили и вздохнули свободно: все! - Сталинград наш. А до контрнаступления оставался еще целый месяц, и мы даже не подозревали о том, будет оно или не будет; да и когда оно началось, мы этого даже не заметили: на нашем участке еще три дня ничего не менялось. Но мы уже твердо знали: победа теперь наша - и здесь, у Волги, и вообще в войне - теперь это вопрос только времени. И с тех пор, как бы трудно ни приходилось, мы уже знали: унывать не стоит, впереди Победа!

Вопросы задавал Алексей БАКУЛИН

Дорогие наши старики, дорогие ветераны! Чем мы можем вас отблагодарить за все, что вы сделали для России? Примите хотя бы поклон наш земной - от всего сердца…

О ПОДВИГЕ
Я ставил на нейтральной мины,
Фашистов пулями клеймил,
Ел полудохлую конину,
Спал на морозе, вшей кормил.
— А где же подвиг? — спросит кто-то.
И огорошу я его:
— Не знаю, брат, я так работал,
Что было мне не до того.
Александр ЛЮКИН

следующая