Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

ПЕРВЫЙ ШАГ К ПОБЕДЕ

Сегодня, спустя шестьдесят лет после парада Победы, стало окончательно ясно, что две даты русской истории - 22 июня 1941 года и 9 мая 1945 года связаны между собой не только временным смыслом, но и неким смыслом высшего порядка. Это порядок торжества абсолютной Справедливости, порядок Победы не просто одного государства над другим государством, одного социального строя над другим социальным строем, но победы добра над злом, в самом прямом, изначальном значении этих слов.

С этой точки зрения русский народ не просто победил фашизм, но выполнил некую Высшую миссию, возложенную на него Провидением. И тогда исходная точка этой миссии, дата 22 июня 1941 года, должна рассматриваться нами не только и не столько, как день скорби по погибшим, а скорее, как первый шаг на том пути, который привел нас к Победе. И это не умаляет заслуги тех, кто с этой войны вернулся Победителем. Но эта точка зрения позволяет нам отвергнуть всякие досужие домыслы о том, что могло бы быть, если бы… Эта точка зрения, не умаляя заслуги союзников в общем деле разгрома агрессора, позволяет яснее увидеть кто и какой вклад внес в Победу.

22 июня 1941 года - день, в который Германия сделала первый шаг навстречу своей гибели, а Советский Союз - навстречу нашей Победе. Ничего существенного в странах будущей антигитлеровской коалиции в этот день не произошло.

Так каким же он был, этот безконечно далекий, незабываемый воскресный день сорок первого года? Естественно, все, кто его помнит, ответят по-разному, в зависимости от возраста, места жительства, работы или службы, семейного положения и прочих бытовых обстоятельств. Но прозвучавшее по радио в это утро слово "война", навсегда разделит время на "до" и "после". И слово это, объединив весь советский народ в единую, медленно сжимаемую вынужденным отступлением пружину, станет главным словом жизни целого поколения. Пружина эта, со страшной силой накопленной в ней энергии, разожмется, оттолкнувшись от стен Сталинграда, и станет давить откатывающиеся к западу гитлеровские полчища до тех пор, пока окончательно не уничтожит их в Берлине светлым утром в девятый день мая. И здесь снова будет уместно вспомнить, что завод этой пружине был дан 22 июня 1941 года.

Так что же это был за день? Я запомнил его навсегда по той простой причине, что родился 23 июня за пять лет до начала войны и родители решили в воскресенье отметить мои именины. Бабушка, крестившая меня и выбравшая мне имя, все дни рождения величала именинами. И никак по-иному. Жили мы в ту пору в Ростове-на-Дону. Мама работала в управлении Северо-Кавказской железной дороги, и наш дом стоял на Театральной площади, рядом со зданием управления, против знаменитого ростовского театра драмы, построенного в форме трактора.

День выдался солнечный, с ослепительно синим южным небом, звоном цикад в тополях и акациях и безконечным кружением стрекоз между стволами деревьев. Меня с утра нарядили в белую рубаху с короткими вельветовыми штанами и новенькими гольфами, привезенными мамой из Москвы.

Ждали гостей. Я получил уже первые подарки, среди которых была игрушечная двустволка, стреляющая пробками. Оглушительные хлопки раздавались по всему дому, взрослые смеялись, что-то рассказывая друг другу. Репродуктор по просьбе моего больного деда был выключен. И вдруг раздался звонок. Долгий, прерывистый, тревожный… Бабушка, мама, двое или трое гостей, пришедших пораньше, переглянулись, кто-то пошел открывать дверь. И сразу включили радио. Я не помню всего, что тогда говорилось, но слово "война", побледневшее лицо матери, слезы бабушки, торопливо тревожные фразы людей, пришедших к маме из управления железной дороги, я запомнил навсегда.

Потом, спустя много лет, неоднократно вспоминая то утро, я постепенно осознавал значение происходившего. А тогда я закричал "Ура!" и бросился во двор со своим новеньким ружьем, дабы уничтожить врагов на подступах к родному дому. Стукнув прикладом раза три в твердую землю, я сломал подаренную игрушку и чуть не разревелся от огорчения. Я тогда и предположить не мог, что это была последняя подаренная мне игрушка, потому что после войны мне уже дарили только книги.

Вернувшись в дом, я увидел опустевшие комнаты - и гости, и мама куда-то ушли, около почти не тронутого праздничного стола сидела пригорюнившаяся бабушка, рядом с ней стоял мой дед. Это меня несказанно удивило, поскольку за последний месяц он вставал только для того, чтобы посетить туалет. Дед воевал в Первую мировую войну, и, наверное, только он и понимал, что произошло в тот день. Он погладил меня по голове и тихо сказал, что немцев, конечно, расколотят, но чего нам это будет стоить, и представить трудно.

Дед умер через две недели, и с его смертью кончилось мое детство. Кончилось не внешне, поскольку я продолжал оставаться все таким же пятилетним мальчишкой, а как бы изнутри. Я осознал невозвратность потери любимого человека и воочию увидел конец человеческой жизни. Я не помню, водила ли меня до войны бабушка в церковь, скорее всего, что нет. Но после смерти деда, я помню это совершенно определенно, стала брать с собой.

Как раз в это время участились налеты, воздушные тревоги, нас заставляли прятаться в бомбоубежище, в которое в первую неделю войны никто прятаться не хотел. Продолжалось это ровно до того дня, пока немецкая фугасная бомба не упала на закрытое кладбище, находившееся между домом и управлением железной дороги. Взрыв разворотил старые могилы, и в воронке были видны не только углы гробов, но и человеческие кости, полусгнившая одежда и обувь. Старшие мальчишки первыми бегали смотреть воронку и все, что открыла земля, а потом уже отвели и нас, младших.

После этого происшествия дежурным не надо было никого уговаривать, - как только начиналось завывание сирены, взрослые вместе с нами скорехонько направлялись в бомбоубежище и сидели там до самого отбоя воздушной тревоги.

Помню, как мы с мамой и бабушкой наклеивали на стекла окон бумажные и тряпичные полоски. Считалось, что при ударе взрывной волны таким образом уменьшалось количество стеклянных осколков, которые могли поранить жильцов дома. Не знаю, насколько это утверждение соответствовало действительности, но времени это занятие отнимало много.

Странное дело, я до мельчайших подробностей помню первую половину того исторического дня и совершенно не помню, чем он закончился. Я не помню и следующий день, день своего рождения. Но я хорошо запомнил то далекое утро, когда с обращением к народу выступил Сталин. Я помню, с каким напряженным вниманием слушали его взрослые. Но больше всего меня поразило его знаменитое обращение "братья и сестры", которое я до того дня не слышал никогда, и слова о том, что враг будет разбит и Победа будет за нами. Я запомнил это еще и потому, что то же самое сказал мне, правда, иными словами в первый день войны мой дед.

Дальше была эвакуация в Минеральные Воды, к бабушкиным сестрам, первое возвращение в Ростов, вторая эвакуация, теперь уже в Краснодар, где жила младшая сестра мамы. Затем оккупация, освобождение, снова возвращение в Ростов, и тревоги, налеты, бомбежки, обстрелы, недоедание, голод… и ожидание, ожидание, ожидание… Ожидание писем от мамы, от без вести пропавшего отца, ожидание освобождения от немцев, ожидание конца войны.

И потом, в награду за все, ослепительный День Победы! И навсегда оставшиеся в памяти песни войны - "Вставай, страна огромная", "Землянка", "Огонек", "Синий платочек", "Темная ночь"… А еще имена маршалов и генералов, освобождавших наши города от немцев - Жукова, Рокоссовского, Черняховского, Ватутина… Звучали, конечно, и другие, но почему-то детская память высветила и сохранила навсегда именно эти.

Теперь, на исходе седьмого десятка, мысленно возвращаясь к началу жизни, я все отчетливее начинаю ощущать, что все пережитое в детстве не могло быть случайностью. Может быть, я и не прав, и все же мне так кажется.

Но вернемся снова к тому незабываемому и безконечно далекому дню 22 июня 1941 года, поскольку такие даты, как и 9 мая 1945 года, являются некими константами не только в истории, но и в духовой жизни народа. И если продолжить параллели событий того времени с событиями, изложенными в Новом Завете, то день начала войны можно сравнить с днем, когда Понтий Пилат, умыв руки, отдал Христа на суд первосвященников. И первый шаг Иисуса по крестному пути, как и первый день войны, когда не дрогнула страна, не запаниковал народ, и весь дальнейший путь длиной в четыре года был дорогой к Воскресению. К тому самому Дню Победы, 60-летие которого мы недавно широко отпраздновали. К тому самому, который отмечался во всем цивилизованном мире, за исключением стран-отщепенцев, поставивших себя в положение Понтия Пилата, римского наместника Иудеи. Как говорится, Бог им судья. Наш День Победы, в самой страшной из всех войн, какие только знало человечество, останется в веках. Останется не как знак гордыни и торжества одного народа над другим, а как знак торжества высшей Справедливости. Как знак Победы света над тьмой, добра над злом, жизни над смертью.

Как знак Воскресения двух стран, вышедших из смертельной схватки, чтобы в дальнейшем никогда не забывать об уроках не только истории, но и уроках Промысла Божия.

Игорь КРАВЧЕНКО

предыдущая    следующая