Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

ОБНИМИ МЕНЯ, МАМА…

Мать. Художник А.А. Дейнека (1899-1969)Таня Астахова: - В тот день у нас не было урока рисования. Учительница заболела. И Маша Кузьмичева пригласила меня к себе. Ее дом сразу за школой. "Я тебе такое покажу…" - пообещала она. Мне было все равно, и я согласилась. Дома Машка сразу полезла в шкаф и вытащила большую коробку. "Гляди, здесь мама лекарства хранит". Я знала, что Машкина мама работает детским педиатром в нашей районной поликлинике. Коробка была набита пузырьками, баночками и пакетиками с лекарствами. Порывшись, Машка выудила коричневый пузырек. "Если съесть две такие таблетки, - зашептала заговорщицки, - будто в другой мир переносишься. Словно летишь, а кругом - радуга яркая искрится. Хочешь попробовать?" "А если весь пузырек съесть?" - спрашиваю. "Ты что? -закричала на меня Машка. - Умереть можно. Нужно только две. Ну что, решилась? Сейчас принесу воды, запить".

Пока Машка ходила за водой, я проглотила все таблетки. Я торопилась. Я давно уже решила умереть, только не знала как. А с таблетками мне казалось не так страшно и не больно. И правда, сначала было приятно и удивительно, будто огромные яркие радуги ходили вокруг меня колесом. Потом не помню…

† † †

Спустя некоторое время началась эйфория. Потом стало очень горячо, тело запылало огнем, нарушилась координация движений. Ее подружка сильно испугалась, увидев "обезумевшую" Таню. Кое-как одев свою гостью, проводила домой. "Ты никому не говори, что была у меня, поняла?" - наставляла она свою одноклассницу. Таня уже ничего не понимала. Перешагнув порог коммунальной квартиры, она упала в обморок. Подружка вернулась в школу, никому ничего не сказав. Впоследствии, на вопрос классной руководительницы, как могла она оставить товарища в беде, Маша скажет, что даже не знала о том, что Таня проглотила таблетки. Это уже потом, испугавшись ответственности за хранение дома лекарств с наркотическим действием, Машина мама прибежит к Таниным родителям со слезной просьбой написать заявление, что никаких претензий они к ней не имеют. Предлагала деньги. А они хотели только одного, чтобы дочка осталась жива. Но все это будет потом…

А в тот день соседка по коммуналке Инга Рудольфовна вернулась с ночной смены часов в 12 и, шагнув в темный коридор, не сразу разглядела лежавшую поперек одиннадцатилетнюю девчушку.

- Ты что, с ума сошла? Разлеглась тут… - донеслось до девочки будто издалека, сознание в который раз уже оставляло ее. Инга Рудольфовна наклонилась, прикоснулась кончиками пальцев к лицу ребенка и тут же брезгливо отдернула руку. На губах Тани пузырилась пена, зрачки безсмысленных глаз неестественно расширились, пальчики на руках сведены судорогой. Почуяв неладное, Инга Рудольфовна скрылась за дверью своей комнаты. Час спустя "Скорую помощь" вызвал старший брат Тани - Коля, вернувшийся из школы.

- Да откуда мне было знать, что она таблеток наглоталась? - невозмутимо скажет потом Инга Рудольфовна. - Я что, обязана за чужими детьми смотреть? У нее есть мать с отцом…

Да, коммуналка - явление уникальное, здесь могут соседствовать фронтовик с дезертиром, пьяница с трезвенниками, верующие с атеистами, тихая подлость с добротой и кротостью. Привычка некоторых жить по принципу: "Каждый сам за себя, один Бог за всех" - въедается в сознание человека, как запах табака в кожу и волосы курильщика.

Таня выжила. Почти два месяца пролежала она в областной больнице. Первые ее слова были: "Я живу?" А потом началась истерика: "Не хочу! Я все равно никогда не вернусь домой… К ней!"

- К ней - это к вам, - такие слова услышит от медсестры Танина мама, примчавшаяся вечером в больницу. Горько слышать такое от собственной дочери. Горько сознавать, что лопнула та духовная пуповина, которая связывает всякую мать с ее ребенком. Когда это случилось, почему? Варвара Александровна этого даже не заметила. Но если ваша одиннадцатилетняя дочь сожалеет, что не умерла… Сожалеет бурно и взаправду, значит, что-то в вашей жизни не так, несмотря на внешнее благополучие. Переступая порог палаты, несгибаемая Варвара Александровна впервые почувствовала робость и нерешительность. Кто ждал ее там, за этой дверью?… "Мама!… - из больничной белизны кровати на нее смотрело "дитя с безоблачным челом и удивленным взглядом". - Мама, обними меня".

- А ведь она меня, оказывается, любит, - удивится своему открытию Танюшка. - Я это поняла по ее глазам и по тому, как дрожали ее губы, когда она впервые увидела меня после реанимации. Ее губы прыгали по моей щеке, и она никак не могла меня поцеловать. Так нежно она меня никогда раньше не обнимала. Ну, быть может, давно, когда я была совсем маленькой. Но я этого не помню. Папа - другое дело. Но он слишком часто бывал пьяным. И мы с братом боялись его невзначай разозлить. Но когда он был трезвый, он всегда играл с нами, брал с собой на рыбалку, за грибами… А потом они с мамой развелись… Знаете, мне иногда так хочется забраться к ней на колени, просто прижаться. Но она всегда отталкивала меня. Всегда говорила: "Не мешай. Не приставай. Уйди с глаз долой". Если я пыталась ей что-то рассказать о школе, о своих делах, она просила меня помолчать. Я чувствовала, что мешаю ей, раздражаю. Однажды я ей сказала: "Не надо было меня рожать, если не любишь". В ответ - пощечина. А потом я вдруг поняла, что раз меня никто не любит, а главное, раз она меня не любит, меня на земле просто нет… и не должно быть…

Слушая Таню, я понимаю, что попытка самоубийства - это было ее местью, местью по-детски жестокой, - неласковой маме, вечно пьяному отцу, всем, всем…

- Танечка, то, что ты пережила - ужасно, но ты не имела права так поступать. Это все равно, что швырнуть в лицо Создателю Его подарок - твою жизнь.

- Но это - моя жизнь. Я ведь не совершила никакого греха. Никого не убила. А со своей жизнью я имею право делать, что хочу.

- Не имеешь! Самоубийство еще больший грех, чем убийство, поскольку его невозможно замолить и искупить… Ведь ты уже ТАМ. А ТАМ уже ничего не исправишь. А твоя мама… она же просто черная ходила от горя, пока ты лежала в реанимации.

† † †

- Я даже не представляла, что в ее душе творится, - запоздало кается Варвара Александровна. - Не догадывалась, что она все чувствует и понимает. Она всегда казалась такой заторможенной, как будто отсутствовала; и на меня совсем не похожа - копия свекровь. У меня и любовь к ней была вперемежку с неприязнью.

Вот так мы игнорируем своих детей, а обнаружив чудовищную отчужденность - их же виним в неблагодарности. А они просто возвращают нам долги: пустота родится только от пустоты.

- Но, Варя, чему ж ты тогда удивляешься, если у самой было такое, мягко говоря, странное отношение к дочери. Насколько мне известно, любовь - единственная страсть, которая оплачивается той же монетой, что сама чеканит. А материнская любовь - единственное достояние ребенка, которое принадлежит ему с самого рождения и даровано ему Богом.

- Все это книжное, нереальное, - не соглашается она. - Я - деловая женщина. Работаю с утра до вечера, чтобы их же одеть-накормить, дать образование. Собаку купила, ротвейлера. Сыну - велосипед, Тане - Барби с домом. Что им еще от меня нужно?

Забыла Варвара Александровна, что в детстве деньги не имеют значения. Удивительно, ведь все взрослые когда-то были детьми, но мало кто из них об этом помнит. Забыли, как радовались обыкновенной карамели, которой мама одаривала за вечерним чаепитием, какая дружба связывала с простой дворнягой, смотревшей на вас преданными влюбленными глазами, готовой пойти за своего дружочка в огонь и в воду, - куда там заморским злобным ротвейлерам! А как хорошо было обвить мамину шею руками, и звонко чмокнуть ее в щеку, и блаженно зажмуриться, растворяясь в ответной маминой ласке, когда ее шершавая ладошка гладила по голове… Забыли… "Взрослые никогда ничего не понимают сами. А для детей очень утомительно без конца им все объяснять", - под этими словами Маленького принца могли бы подписаться все мальчишки и девчонки, обделенные родительской любовью. Но они молча страдают или же уходят из жизни, выражая таким образом свой протест и несогласие с миром взрослых миром, чаще всего безрадостным и бездуховным.

- Варя, а ты в церковь-то ходила после всего происшедшего? Помолилась? Покаялась? Свечку хоть поставила за себя и Танюшу?

Нет. Недосуг. "Все отделившиеся от церкви, - писал блаженный Августин, - не имеют любви. Христос указал признак, по которому можно узнать Его учеников. Этот признак - не учение христианское, не Таинства даже, а только любовь".

Ирина РУБЦОВА