Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

ТОЛЬКА-ТАНКИСТ

- Я в Бога поверил на войне, - как-то сказал мне дед. - И поверил из-за одного человека… Вот, видишь: я - крайний слева, а он - справа. Звали Анатолий. Он служил в нашем танковом расчете с декабря сорок первого. Механиком. Парень был с Псковщины, есть там городок такой на юге области - Порхов. Как "порох" звучит… Толя был такой весь спокойный, с виду неторопливый. Волосы светлые, глаза, плечи широкие. И всегда - крест на шее. Он был смелый мужик, это мы все видели бой идет, а у него и бровь не дрогнет. Но перед всяким боем он обязательно осенял себя крестным знамением.

Наш командир - Юра, яростный комсомолец, прямо видеть не мог ни крестика этого медного, ни крестного знамения.

- Ты что, из попов?! - так и налетал он на Анатолия. - И откуда вы, такие, беретесь? И как тебя только на фронт призвали? Ты же не наш человек!

Толя всегда с обычным своим спокойствием и достоинством все выслушивал и отвечал не спеша, с расстановкой:

- Я наш, скопской, русской, стало быть. И не из попов, а из крестьян. Верующая у меня бабушка, дай ей Бог здравия, она и воспитала в вере. А на фронте я - доброволец, ты же знаешь. Православные всегда за Отечество воевали.

Юрка кипел от злости, но придраться к Толе, кроме креста, было не за что - танкист был, как полагается. Когда в сорок втором мы однажды едва не попали в окружение, помню, как Юрий нам всем сказал:

- Значит, если у немцев окажемся, всем приказ - застрелиться. Нельзя сдаваться!

Мы молчали, подавленно и напряженно, один Толя ответил, как всегда не торопясь:

- Я стреляться не могу, этого греха Господь не прощает, самоубийства, стало быть.

- А если к немцам попадешь и предателем заделаешься? - зло бросил Юрий.

- Не заделаюсь. Мы, скопские, людишки крепкие.

Слава Богу, мы тогда избежали окружения и плена.

В начале сорок четвертого, в Белоруссии, наша бригада оказалась в настоящем пекле. Мы уже побеждали немца, побеждали крепко, но сопротивлялся враг бешено. В том районе бои шли такие страшные, что образовался будто слоеный пирог тут свои, там, чуть в стороне, - немцы, дальше немного - опять наши. Один и тот же городок или село раз по пять из рук в руки переходили, и потери были ужасные.

Однажды мы, несколько экипажей, получили приказ идти к узловой железнодорожной станции, где наша пехота уже много часов вела бой. Там застрял немецкий состав с боеприпасами - он тянулся на подмогу крупному соединению, что оказалось километрах в сорока севернее и пыталось отбить у нас ключевую позицию. Конечно, захватить состав теми силами, что у нас имелись в наличии, мы не могли. Но надо было постараться его уничтожить.

Бой был короткий. Две наши машины сразу запылали. Наш танк обогнул их и на полном ходу шел к уже видневшейся за деревьями станции, когда что-то шарахнуло по броне, и вдруг вспыхнул огонь внутри, в кабине. И Володька, самый молодой из нас, двадцать только стукнуло, сразу ткнулся головой в броню…

- Командир, танк еще на ходу! - крикнул Толя.

А кругом - дым черный, огонь, и снова в нас - ба-бах!

- Стой! - сквозь тьму и пламя кричит Юра. - Стой! Мы же не видим, куда прем-то…

Танк встал. Мы с Толей вдвоем выволокли Володю из люка, на землю опустили и отбежали с ним метров на сорок. Смотрим - мертвый. Бывает, что сразу видно… И тут Толя кричит:

- А где командир?

И верно, нету Юрия. Хотя, мне казалось, он лез за мной из люка. А танк уже горит весь, полыхает. Толя перекрестился, бросил мне: "Прикрой!" и - назад. Я шарахнул из автомата куда-то, вслепую, где, скорее всего, были немцы, и тоже побежал к танку. Не знаю, как взобрался по раскаленной броне Толя, как сумел войти внутрь, но когда я подбежал, он уже тащил Юрку вниз. Командир был жив, его просто сильно контузило и обожгло. Он почти ничего не видел. Но именно он, услыхав вдруг скрежет и зловещий рокот метрах в двухстах от нас, схватился за голову обожженными, багровыми руками и закричал:

- Братцы, поезд! Прорывается!

И мы увидели сквозь клубы дыма, как проклятый состав стронулся с места и пополз. Танки были отброшены, и нашей пехоте не удалось удержать немцев в стороне от станции. Мысль, что все зря, что бой проигран, была больней ожогов… И вдруг мы услышали, как взревел и зарокотал наш танк. Я оглянулся. Мне казалось, что танк уже погиб - он горел весь, горел, как огромный факел, как самолет Гастелло. И вот он тронулся с места и все быстрее, быстрее, быстрее понесся к станции.

- Где Толя?! - в ухо мне закричал командир.

- Он там, - ответил я.

Немцы, увидев несущийся на них огненный смерч, подняли безпорядочную стрельбу, но остановить Т-34 уже не смогли. Полыхая пламенем, танк на полном ходу врезался в передние вагоны немецкого состава. Помню, как лопнул воздух от адского грохота: это стали взрываться один за другим ящики со снарядами. Помню стену огня высотой с дом. Потом меня контузило, и как я дотащил командира до медсанбата, вспомнить уже не могу.

А потом, в медсанбате, Юрка плакал, как мальчишка, и повторял, хрипло кашляя:

- Миша, слушай, а как же Бог-то? Ему же, Тольке-то, нельзя было самоубиваться, раз он - верующий! Что же теперь будет-то!

† † †

Спустя два года я приехал на Псковщину, в маленький Порхов. Но бабушки Анатолия в живых уже не было, она умерла вскоре после того, как пришла похоронка. Многие соседи близко знали ее и очень уважали. Я нашел и небольшую, одну на всю тамошнюю округу незакрытую при советской власти церковь. Там бабушку Толи и самого Толю тоже помнили. Тамошний старенький батюшка благословлял его перед уходом на фронт. Этому батюшке я честно, как на духу, рассказал всю Толину историю и как он погиб. Батюшка задумался, перекрестился, покачал головой.

- Что же… Если грех, значит, мой грех будет!

И по полному чину отпел раба Божия Анатолия, за Отечество и Веру православную убиенного. Душу свою положившего за Россию.

Георгий ДРОЗДОВ