Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

Глаголъ

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ОВСЯНКА

В первый же день Рождественского поста, возвращаясь с работы домой, я упала и сломала руку… Наутро выяснилось, что готовить пищу одной рукой, неуклюже помогая торчащими из-под гипса пальцами второй, - затруднительно. Посмотрев на мои муки, муж вздохнул и принялся за дело. Был он в то время далек от церкви и никак не мог взять в толк, как это можно сварить кашу без молока, щи без мяса, а салат приготовить без сметаны. Мой пост оказался под угрозой. После минутного размышления над тарелкой с дымящейся молочной кашей я поняла, что есть придется то, что дают. Конечно, от мяса я отказалась, но вкусную молочную кашу съела и даже с большим удовольствием.

Не особенно сильно сокрушаясь в душе о нарушении поста - ведь вынужденно! - я все же покаялась в том на исповеди. Ответ батюшки оказался для меня неожиданным, я ждала снисходительного сочувствия, но он строго отчеканил: "Овсянку можно заваривать и одной рукой".

Вернувшись домой, я так и сделала, и с этого дня для меня начался радостный Рождественский пост. И рука вдруг стала заживать быстрее. Отдавая медсестре распоряжение снять с меня гипс через восемнадцать дней вместо положенных тридцати, врач сказал: - У вас тут не перелом.

- А что же? - удивилась я.

- Очень странно, - ответил врач, внимательно разглядывая рентгеновский снимок, будто видел его впервые, - но у вас была всего лишь трещина.

Лариса ИЛЬИНА

ПОД РОЖДЕСТВО

Настя сидит за столом у окошка, готовит уроки. Окошко низенькое - из него в бок садит морозом, нету половины стекла в одной раме. Поэтому Настя в пальто, и на руки приходится дышать, а то коченеют.

В окошко, с высоты шестиэтажного дома, виден двор-колодец. По двору вот уже полтора часа снует Дед Мороз - шуба внизу вся грязная, - еще вчера оттепель была, шапка помята, с посоха отклеиваются и облезают кусочки фольги. Ему в этом дворе квартир семь-восемь обойти надо - устал бегать… тут и лифтов почти нигде нету. К Насте этот Дед не придет - нет у мамы таких денег, чтобы заказать деда Мороза. А за границей вот так же ходит, наверное, Санта-Клаус. Санта-Клаус переводится на самом деле - Святой Николай… Раньше-то и там верили, что подарки детям в Рождество приносит великий святой Чудотворец Николай, Угодник Божий, который всегда жалел бедных и помогал им. А потом забыли… Это все Насте бабушка рассказывала. Она год назад умерла. И мама говорит то же самое и говорит, что ждать на Рождество надо никакого не Деда, а Николая Угодника и ему молиться, чтобы помог. И иконка в уголке над столом висит - он сам, одетый как батюшка в церкви на праздник, даже еще красивее, седой, а глаза - большие и добрые.

Настя ему часто молится, как умеет. Она просит его не о подарках - без них можно обойтись. Она просит, чтобы папа поскорее вернулся и мама не болела. Папу год назад посадили за пьяную драку, и маме многие советовали развестись. А она отвечала: "Не могу: мы венчаны…" С квартиры их тоже выгнали: пришли какие-то люди, показали документы, оказалось, что папа кому-то заложил их квартиру, когда много денег проиграл в карты… А в эту чердачную комнатку их пустила тетя Люся, бывшая мамина сослуживица по школе, - мама работает учительницей. Эта комнатка была раньше мастерской художника, потом он от нее отказался, и тете Люсе отдали ключи. Она поставила сюда старый диван, а стол тут и так был, и два стула.

Учительской зарплаты им на двоих не хватает, у мамы ставка маленькая, и по вечерам она поет в переходе метро. У нее голос хороший, чистый, только в этом переходе холодно, и мама все чаще стала кашлять и болеть. Во дворе темнеет. Дед Мороз у очередной парадной щелкает зажигалкой, разглядывает номера квартир. Интересно, а чего он без Снегурочки?.. Лампа на столе тусклая, у Насти устали глаза, а еще надо решить три примера. Мама придет поздно - она хочет больше собрать денег и купить еловую лапку и мандарины для Насти. Сегодня - Рождество.

Настя смотрит в совсем уже темный двор, он, как пропасть, проваливается вниз, и вдруг ей становится так холодно и так плохо, что на глаза наворачиваются слезы. Будет ли когда-нибудь снова хорошо? Чтобы папа, мама и она вместе? И чтобы папа не пил, и мама не кашляла… Почему все так плохо? Нет, не все! Они с мамой вместе и ждут папу. И Настя любит маму с папой больше всех на свете. Значит, не так уж все и плохо, значит, Бог, Который сегодня родится, их не забыл!

Дверь за спиной Насти открывается. Легко и тихо, а обычно она скрипит. Настя и подумать не успевает, что ведь закрывала дверь на задвижку, и почему-то совсем не пугается, а просто встает и поворачивается к двери. На пороге стоит священник, высокий, седой, борода густая и пушистая.

- Здравствуй, Настенька.

Она никогда не слышала такого ласкового и доброго голоса. И глаз таких не видела никогда. Они большие и светлые, в морщинках, но такие молодые, будто морщинки кто-то нарочно пририсовал… А доброты в этих глазах столько, что в них хочется улететь, как в небо весной. И где-то она уже видела эти глаза.

- Благословите, батюшка! - вспоминает Настя и складывает руки лодочкой.

- Бог благословит. Настя, вот твои подарки. Бери.

В руках батюшки - корзинка с румяными грушами (как Настя их любит и как давно их не ела!), шелковый, большой-пребольшой бант и кукла, что сидела на витрине магазина, мимо которого Настя каждый день ходит в школу. Она с этой куклой всегда разговаривала и даже имя ей придумала - Вера…

- Это от меня, - священник улыбается в ответ на настин изумленный взгляд. - И еще, - Он услышал все, о чем ты Его просила, и скоро все будет хорошо. Весной вернется папа. А маму Он берет к себе в храм - там тепло и все свои…

Девочка хочет спросить, откуда батюшка все это знает. Она поняла, что Он - это Господь Бог, но неужели Господь Сам все сказал батюшке? И тут Настя вспоминает, где видела эти глаза… Она стремительно оборачивается к иконе - да, это он, Святитель Николай Мирликийский. Как она сразу не поняла и не узнала!? Девочка вновь поворачивается, но… в комнате уже никого нет. И дверь закрыта на задвижку. И корзина с грушами стоит у ее ног, сверху лежит бант, а куклу Веру она крепко прижимает к груди.

В дверь стучат четыре раза, коротко и резко. Мама! Настя дрожащими пальцами, продолжая обнимать Веру, отодвигает задвижку. Мама не входит, а влетает в комнатку, и от ее распахнутого пальто веет солнечной вьюгой, хотя на улице - темным-темно.

- Настюха! - мама кидает на пол сумку, из которой торчат густые, с шишками еловые лапы. - Папа прислал письмо… Слышишь! Он пишет, чтобы мы его простили (а мы и так простили, да?), чтобы ждали - его весной выпускают досрочно… Он пишет что никогда больше не будет пить, потому что они там, в колонии, строят храм, и он поверил в Бога и понял, что нас с тобой любит…

Настя плачет. Плачет потому, что ей очень хорошо. И тепло вдруг стало - можно снять пальто.

- Настя! - вдруг пугается мама. - Ты что, открывала кому-то? Откуда груши, кукла? Кто сюда приходил?

- Приходил Николай Чудотворец, - серьезно и тихо отвечает девочка. - И я не открывала, он так вошел. И он тоже сказал про папу… И еще: он сказал, что Бог возьмет тебя к Себе в храм…

- Уже взял, - мама смеется и, кажется, совершенно верит Насте. - Я сегодня на исповеди все рассказала отцу Владимиру из нашего храма, и он меня позвал петь в церковном хоре. И школу можно не бросать - у меня часов не так много.

А потом они сидели, обнявшись, на старом диване, ели груши и от души веселились. Где-то во дворе-колодце, в одной из квартир, часы гулко пробили двенадцать. Наступило Рождество Христово.

Елена КРУЧИНИНА

ХРИСТОС

Я видел себя юношей, почти мальчиком, в низкой деревенской церкви. Красными пятнышками теплились перед старинными образами восковые тонкие свечи. Радужный венчик окружал каждое маленькое пламя. Темно и тускло было в церкви… Но народу стояло передо мною много. Все русые крестьянские головы. От времени до времени они начинали колыхаться, падать, подниматься снова, словно зрелые колосья, когда по ним медленной волной пробегает летний ветер.

Вдруг какой-то человек подошел сзади и стал со мною рядом. Я не обернулся к нему - но тотчас почувствовал, что этот человек - Христос. Умиление, любопытство, страх разом овладели мною. Я сделал над собою усилие… и посмотрел на своего соседа.

Лицо, как у всех, - лицо, похожее на все человеческие лица. Глаза глядят немного ввысь, внимательно и тихо. Губы закрыты, но не сжаты: верхняя губа как бы покоится на нижней. Небольшая борода раздвоена. Руки сложены и не шевелятся. И одежда на нем как на всех.

"Какой же это Христос! - подумалось мне. - Такой простой, простой человек! Быть не может!"

Я отвернулся прочь. Но не успел я отвести взор от того простого человека, как мне опять почудилось, что это именно Христос стоял со мною рядом. Я опять сделал над собою усилие… И опять увидел то же лицо, похожее на все человеческие лица, те же обычные, хотя и незнакомые черты. И мне вдруг стало жутко - и я пришел в себя.

Только тогда я понял, что именно такое лицо - лицо похожее на все человеческие лица, оно и есть лицо Христа.

И.Тургенев, декабрь 1878 г.


В СОЧЕЛЬНИК
Нынче ветер с востока на запад,
И по мерзлой маньчжурской земле
Начинает поземка царапать
И бежит, исчезая во мгле.
С этим ветром, холодным и колким,
Что в окно начинает стучать, -
К зауральским серебряным елкам
Хорошо бы сегодня умчать.
Над российским простором промчаться,
Рассекая метельную высь,
Над какой-нибудь Вяткой иль Гжатском,
Над родною Москвой пронестись.
И в Рождественский вечер послушать
Трепетание сердца страны,
Заглянуть в непокорную душу,
В роковые ее глубины.
Родников ее недруг не выскреб.
Не в глуши ли болот и лесов
Загораются первые искры
Затаенных до срока скитов?
Как в татарщину, в годы глухие,
Как в те темные годы, когда
В дыме битв зачиналась Россия,
Собирала свои города.
Нелюдима она, невидима.
Темный бор замыкает кольцо.
Закрывает безстрастная схима
Молодое, худое лицо.
Но и ныне, как прежде, когда-то,
Не осилить Россию в беде.
И запавшие очи подняты
К золотой Вифлеемской звезде.
Арсений НЕСМЕЛОВ

РОЖДЕСТВЕНСКОЕ
В яслях спал на свежем сене
Тихий крошечный Христос.
Месяц, вынырнув из тени,
Гладил лен Его волос…
Бык дохнул в лицо Младенца
И, соломою шурша,
На упругое коленце
Засмотрелся, чуть дыша.
Воробьи сквозь жерди крыши
К яслям хлынули гурьбой,
А бычок, прижавшись к нише,
Одеяльце мял губой.
Пес, прокравшись к теплой ножке,
Полизал ее тайком.
Всех уютней было кошке
В яслях греть Дитя бочком…
Присмиревший белый козлик
На чело Его дышал.
Только глупый серый ослик
Всех безпомощно толкал:
"Посмотреть бы на Ребенка
Хоть минуточку и мне!"
И заплакал звонко-звонко
В предрассветной тишине…
А Христос, раскрывши глазки,
Вдруг раздвинул круг зверей
И с улыбкой, полной ласки,
Прошептал: "Смотри скорей!.."
Саша ЧЕРНЫЙ

РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО
В яслях лежит Ребенок,
Матери нежен лик.
Слышат волы спросонок
Слабенький детский крик.
Придет Он не в блеске грома,
Не в славе побед земных.
Он трости не переломит
И голосом будет тих.
Не царей назовет друзьями,
Не князей призовет в совет -
С галилейскими рыбарями
Образует Новый Завет.
Никого не отдаст на муки,
В узилищах не запрет,
Но Сам, распростерши руки,
В смертельной муке умрет.
И могучим победным звоном
Легионов не дрогнет строй:
К мироносицам, тихим женам,
Победитель придет зарей.
Со властию непостижимой
Протянет руку, один,
И рухнет гордыня Рима,
Растает мудрость Афин.
В яслях лежит Ребенок,
Матери кроток лик,
Слышат волы спросонок
Слабенький детский крик.
Александр СОЛОДОВНИКОВ

РОЖДЕСТВО
Все ли к празднику готово?
Открывая святки,
Славят Рождество Христово
Древние колядки.
"Сею, вею, посеваю!.." -
Зычно, в полный голос, -
Чтоб налился к урожаю
Полновесный колос.
Чтоб у вас - всего в достатке,
Чтоб жилось вам дружно…
А в награду за колядки
Ничего не нужно.
В эту зиму все припасы
Оскудели рано…
Только помню, как колбасы
В детстве пахли пряно.
Пост и в праздник нынче кстати,
Если - так совпало -
Много Божьей благодати,
Вкусной пищи мало.
Луч звезды из Вифлеема
Сквозь наплыв печали
Притупляет все проблемы,
Острые вначале…
Хоть на Рождество Христово
Нечем разговеться,
Но с любовью Божье слово
Нежно греет сердце.
Бронислав СПРИНЧАН


Борис Орлов

…А трусость прет из всех щелей,
в речах ни складу нет, ни ладу.
Все больше голых королей.
Все меньше говорящих правду.
Не разобрать, где верх, где низ -
В нас безпринципность стерла грани.
Жизнь и политика - стриптиз:
В стране живем, как будто в бане.

† † †
Мы в сердце, молитвой согретом,
Научимся святость беречь.
Струится спасительным светом
Алтарная русская речь.
Так было когда-то… Так будет!
Ход крестный. Победный салют.
Красивые русские люди
В намоленном храме поют.
Царит мир, оплаканы войны.
Над храмом - Божественный свет.
Дышу и легко, и спокойно.
Есть вечность… Забвения нет!


† † †
Поле комбайном выбрито.
Вечер в окне погас.
Мама читает Библию
В тысячу первый раз.
В Библии нет закладок.
Каждая строчка свежа.
Маме девятый десяток,
Просится к Богу душа.
В банке цветет настурция.
Теплится свет икон.
Библия не Конституция,
Но Основной закон.


† † †
Неожиданная пристань -
Старый дом и старый сад.
В этом доме чисто-чисто,
Словно сотню лет назад.
Скрип - рассохлись половицы.
И часы двенадцать бьют.
Мне не спится, мне не спится -
В этом доме мало пьют.
Все уютно и степенно:
Богородица в углу,
Фотографии на стенах,
Лунный зайчик на полу.
Дремлет галстук. Дремлет блузка.
Дремлет кошка на окне.
То, что я родился русским,
Этот дом напомнил мне.


† † †
На колени встал. Святая Дева -
Предо мною. Храм похож на рай.
Справа - Серафим Саровский. Слева -
В нимбе Чудотворец Николай.
Свет и счастье… Как во время оно,
Прихожане все - моя родня.
И святые лики на иконах,
Словно предки, смотрят на меня.