Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Издание газеты
"Православный Санкт-Петербург"

 

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

БЕЗРАДОСТНАЯ ПАСХА

Помню, что после этого разговора с отцом Анатолием во мне образовалась огромная пустота, и я не мог ни о чем ином думать, как лишь о присутствии «лампады» и «свечи» на Гробе Господнем. И я всеми силами старался с этим бороться. Однако ничего у меня не получалось. Эту внутреннюю, мысленную брань можно было бы сравнить с той, какую ведут между собою два борца, оказавшиеся на поле сражения ил соревнующиеся на состязаниях. Вера моя боролась с неверием. Темные силы пытались подорвать во мне веру, которая до сих пор была непоколебима, как гранит. Теперь же, вкравшееся сомнение, стало колебать ее, пытаясь обратить в груду развалин. Вера живет всегда с Богом, вера живет невидимым, воспринимая все в единстве. Вспомним слова апостола Павла: «Вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11, 1). Сомнение же наоборот, пытаясь ниспровергнуть веру, старается уничтожить все, что есть самого святого и священного в человеческой душе. Вот с такими-то нерадостными мыслями встречал я, несчастный, канун Страстной Седмицы. Это было трагедией моей жизни.

В церкви запели умилительный тропарь. Слова его должны были подготовить души верующих людей к переживаниям страстных дней. Стихи тропаря были полны глубочайшего смысла и заставляли людей соучаствовать в страданиях Спасителя мира. «Честная Твоя страдания ныне, яко спасительный свет воссияли миру...» Только моя душа из-за происходящей в ней борьбы оставалась глуха.

В те дни со всех уголков земли приехали паломники, желавшие принять участие в службах страстных дней, на Святых Местах, где пострадал и воскрес Господь наш Иисус Христос.

Я нес свое послушание и как мог старался выполнять свои обязанности.

Казалось, только что началась Страстная Седмица, и вот как-то незаметно, приблизилась Великая Пятница, а за нею и Великая Суббота, в то время как не утихала, неведомая мною доселе, внутренняя брань. Меня пугал вопрос: смогу ли я выполнить все в точности так, как приказывал мне мой старец? Ведь мне не хватало опыта, и мужество покинуло меня.

Кроме того, я был измучен строгим постом. Долгие службы Страстной Седмицы, после которых мне приходилось делать уборку в храме, сильно утомили меня, времени для отдыха не оставалось. Наконец наступила Великая Суббота. В этот день я заранее растопил воск, как мне приказывал Старец, позаботился о белых лентах, которыми украшают вход в Кувуклию, поставил лампаду на мраморную плиту Живоносного Гроба и толстой свечой заложил страничку Книги, в которой была служба Последования Благодатного Огня.

Итак, борясь с внутренними сомнениями, обливаясь потом и изнемогая от усталости, я продолжал делать свое дело, стараясь быть верным своему долгу. Все, что говорил мне старец, выстроилось в моей памяти в определенном порядке. Но сейчас мне казалось, что я не смогу повторить эту последовательность действий, мне становилось страшно, я дрожал от напряжения, боясь, что моих сил не достанет до конца. Инославные наблюдатели последний раз проверили Живоносный Гроб, затем все вышли из Кувуклии, и я вслед за ними.

Затем я собственными глазами видел, как запечатали воском Кувуклию, стоя тут же рядом у двери Гроба. После торжественного крестного хода, ровно в 12 часов дня двери Кувуклии широко распахнулись, были сняты все ленты и печати, и первым туда вошел Патриарх. За ним в качестве наблюдателя последовал представитель армянской церкви, имеющий привилегию первенства. В его задачу входит тщательно следить за каждым движением Патриарха. Как правило, во вторую часть Кувуклии, там, где находится Живоносный Гроб Господень, он войти не может, наблюдая лишь из придела Ангела, за действиями нашего Патриарха.

Патриарх встает перед мраморной плитой Живоносного Гроба Господня, и с великим благоговением и трепетом молится. Спустя некоторое время в Кувуклии внезапно появляется Благодатный Огонь. В ту же минуту его передают всем находящимся в храме. Каким-то непостижимым образом возгорелись вдруг все лампады и свечи во всем Храме Воскресения, сами по себе возгорелись даже те, которые висят очень высоко, почти в недоступных местах.

Благодатный Огонь своим голубым, неотмирным светом озарил все вокруг, проникнув буквально во все уголки громадного здания. После появления Благодатного Огня первым в Кувуклию вошел представитель католического духовенства, чтобы из рук Патриарха получить Благодатный Огонь, ибо он имеет эту привилегию.

Восторг народа бывает неописуемым, когда с колокольни Храма Воскресения раздается торжественный трезвон, возвещая всему миру о Небесной радости — о появлении Благодатного Огня на Гробе Господнем. Звон колоколов долго не умолкает, не переставая своими радостными звуками возвещать Единую Истину Православной веры.

Справа от Кувуклии стоит и ждет Патриарха православный архиерей. Кувуклия имеет два больших отверстия: одно справа, второе слева. Из этих отверстий Блаженнейший передает Благодатный Огонь представителям армянского и католического вероисповедания. Православный Архиерей также получает Благодатный Огонь из рук Патриарха и уносит его в Храм Воскресения. Он держит в руках два пучка горящих свечей, в каждом по тридцать три свечи. А православный народ в порыве духовной радости, на своих плечах уносит Патриарха в алтарь Храма Воскресения. Этот обычай сохранялся до середины нашего века. В это время хор исполняет особые песнопения, посвященные Благодатному Огню.

И на сей раз, все торжествовали и радовались. Лица всех сияли от присутствия Благодатного Огня. Только один я оставался в смятении, будучи всецело погружен в бурные волны моря моей внутренней, душевной брани. Душа моя боролась, колеблясь между верой и неверием. И радость Благодатного Огня и Воскресения Господа как будто меня не касались, их не было в моей душе. На моем лице отражалась лишь горькая улыбка сомнения, и я повторял про себя: «О, доверчивый, простодушный народ! Мне то известно, что на Гробе Господнем стоит лампада. Если бы ты знал об этом, радовался ли бы ты теперь? Кто знает, каким образом Патриарх зажег огонь. А ты в своей простоте и наивности считаешь его Благодатным!» Тогда я пережил самую безрадостную Пасху в моей жизни, и я не желал бы никому такое пережить.

И все же словно некий луч света вдруг озарил меня, и я испытал какую-то долю радости.

Этот луч пробился сквозь толстую стену моей печали и осветил мою душу. Я стал размышлять о том, что же мне еще предстоит сделать. И будучи ответственным за богослужение сего дня, я вошел первым по открытии Кувуклии в то место, которое только что освятилось явлением Благодатного Огня. Теперь мне оставалось взять в свои руки лампаду и Священную Книгу с Гроба Господня и со всеми мерами предосторожности вынести отсюда, дабы сохранить их от возможного осквернения, как со стороны верующих, движимых чрезмерным благочестием, так и со стороны иноверцев.

Войдя в Кувуклию, я вдруг ощутил в себе нечто такое, что просветило мои внутренние чувства, покрытые доселе мрачным облаком неверия, будто немного рассеялся мрак, покрывавший мою душу. «Конечно, быть может лампада на Гробе Господнем каким-то образом сама зажглась, — подумал я, — но свеча не оставляла меня в покое, она оказалась совсем нетронутой и создавала во мне проблемы, она находилась в том же месте, куда я ее положил, то есть в Книге». И я продолжал терзаться вопросами: «Почему свеча оказалась нетронутой? Что же зажглось сначала? Если первой зажглась лампада, то зачем понадобилась свеча? Для чего она нужна? Зачем мой старец приказал заложить ею ту страницу Книги, где начинается Последование Благодатного Огня?»

Пока я так стоял, недоумевая, мне пришла в голову мысль, несколько поднявшая мое наст роение. Я вдруг вспомнил про присутствие армянского представителя в Кувуклии. Ведь он стоял тут же и следил буквально за каждым шагом, за каждым движением Патриарха. Разве он бы не заметил обмана?

И вдруг послышался во мне неизвестно откуда взявшийся голос, который словно, испытывая мою беспокойную душу, строго сказал: «Тот, кто верит, не сомневается. Тот, кто верит, не подвергает опытным исследованиям духовные, неизъяснимые тайны нашей веры. Тот, кто верит, не колеблется ни свечами, ни какими-либо другими предметами и гонит прочь от себя все сомнительные помыслы, не имеющие под собой никакой почвы. Знай же, что сверхъестественные явления не подлежат никакому опыту, ибо они покрыты глубочайшей тайной. Исследование не имеет места там, где совершается чудо. Ведь чудеса не подчиняются физическим законам, ибо они являются Небесным феноменом. Их совершает Бог. Чудеса являются проявлением Божией силы, проявлением Его Действия в этом мире. А разве есть что-либо невозможное для Бога? «Невозможное у человек возможно есть у Бога», — об этом сказал Сам Богочеловек Иисус Христос». Эти размышления о всемогуществе Божием несколько успокаивали меня. Однако второй голос с силой заглушал первый и прерывал то святое, которое начинало возникать в моей душе. «Все обман», — повторял он, издеваясь, и эти слова, как эхо раздавались в сокровенных глубинах моей души. «Все обман, — повторял за ним и я. — Что-то тут не так. При чем тут свеча в Книге на Гробе Господнем, ежели речь идет о чуде? И что ты думаешь о лампаде? Я должен проверить и убедиться во всем сам, для чего свечой заложена книга и зачем стоит лампада на Гробе Господнем.

И снова первый голос перебивал второй, говоря: «Разве ты не видел свечу своими глазами, Митрофан? Как же могла зажечься лампада, если свеча не была зажжена, и на ней нет никакого следа от огня, который бы свидетельствовал о том, что она горела? Почему же ты сомневаешься? Почему не веришь?»

Однако навязчивая идея, появившаяся во мне, не давала покоя. «Я должен сам во всем убедиться, — повторял я самому себе, — я должен увидеть, что происходит в тот момент, когда двери Кувуклии закрываются». И в моем безпокойном мозгу снова и снова возникали сомнительные помыслы терзавшие меня.

Одним из основных вопросов был тот, на который я был бессилен ответить и не мог за быть. Касался он присутствия в Кувуклии строгого наблюдателя — иноверца, следившего за Патриархом. «Если бы тут имел место обман, думал я, — разве он бы не обнаружил его? Некоторые, правда, называют все это «издевательством и сговором...». Но с кем тут сговор? Еретики ведь не шутят. Они напряженно следят за Патриархом и если бы заметили обман, то уж не преминули бы очернить Православие. И, несмотря на все эти здравые рассуждения, я пытался найти разрешение всем своим сомнениям сам, так как мои вопросы оставались пока что без ответа. Порой мною овладевало полное равнодушие, наступало томительное бездействие, и все же я чего-то ждал.

«Я должен сам во всем убедиться, — повторял я про себя, как второй Фома неверующий, -я должен увидеть своими собственными глазами, что происходит в Кувуклии при закрытых дверях. Только тогда я смогу поверить».

И я стал поджидать благоприятного момента для осуществления этого моего решения.

предыдущая    следующая