Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Издание газеты
"Православный Санкт-Петербург"

 

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

Крупин Владимир Николаевич родился 7 сентября 1941 года в селе Кильмезь Кировской области. Рано, в 15 лет, закончил школу. Имея тягу к литературе, работал в районной газете, затем - на комбайне, слесарем по ремонту сельхозтехники. Был начальником районного пионерлагеря. Затем три года служил в Советской армии, в ракетных войсках. Затем, учеба на литературном факультете Московского облпединститута. Работа редактором и сценаристом Центрального телевидения, редактором в книжном издательстве. После выхода в 1974 году первой книги "Зерна" был принят в Союз писателей и ушел на творческую работу вплоть до 1989 года, до назначения на должность главного редактора журнала "Москва". Через три года уходит на преподавательскую работу в Московскую Духовную академию. Ныне преподаватель древнерусской литературы в Академии живописи, ваяния, зодчества.

Представляемая на суд "Горница" с рассказами В.Н. Крупина - третья по счету: мы обращались к творчеству писателя в 2002 г. - "Горница" №14, и в 2003 г. - Горница" №17. И вот новая встреча…

Я ПРОТИВ ВЫМЫСЛА!

Беседа главного редактора газеты "Православный Санкт-Петербург" Александра РАКОВА с русским писателем Владимиром КРУПИНЫМ.

- Владимир Николаевич, хотелось бы услышать ваше слово о современной православной литературе. Почему нет, или почти нет, крупной прозы?

- Уже за то одно слава Богу, что православная проза все-таки издается и переиздается. Не только издают, не только покупают, но уже и читают. От написания книги, издания ее и продажи процесс уже дошел до чтения. Но ведь дальше должен наступить еще и этап действия. Вот это как-то слабо заметно. И оно объяснимо: процесс воцерковления - он очень медленный, а процесс осмысления и того медленнее. Ведь вначале писатель просто живет, потом он переживает прожитое, потом осмысливает пережитое… Мы очень мало знаем примеров мгновенного воцерковления человека. Все сразу вспоминают Савла-Павла. Но и его после разговора с Богом три дня под руки вели до Дамаска, а ведь была еще и жизнь в доме Анании… То есть и тут не сразу обращение произошло. Вспоминают, как Марию Египетскую отбросила неведомая сила от храма Иерусалимского, но и она после этого сорок лет провела в пустыне. Поэтому и нам, убогим, не грешно медленно воцерковляться, а писателям еще медленнее осознавать это. Вспомните, как сказал однажды Михаил Шолохов, когда его спросили, почему, мол, такие книги пошли плохие. Он ответил: "Скоро робят - слепых родят". У нас в православную тему кинулось огромное количество писателей. Почему? Вроде как модной тема стала. Легко овладеть христианской лексикой, легко фигурять такими словами, как "литургия", "евхаристия". Но человек еще не переступил церковную ограду… Нет еще того, чтобы прийти в церковь, мы пока только ходим в церковь. Наши предшественники, честные, порядочные люди, мои учителя, необходимость христианства на Руси понимали, так сказать, головным образом. Тот отряд критиков, которые сделали погоду в 60-е годы и повернули общество к русской литературе: Юрий Лобанов, Вадим Кожинов, Анатолий Ланщиков, Петр Палиевский, Александр Михайлов - все замечательные люди, и ни один из них не воцерковлен. Помню, мы отпевали Николая Рубцова - уже после похорон. Вдова поэта Александра Яшина, Злата Константиновна, отпевание организовала. Накануне мы были к ней приглашены - много-много народу, и все кричали, махали руками: "Да, да, конечно! Нужно отпевать!" И пришли - я не хочу никого осуждать, конечно, - пришли только трое.

Это даже плохо, что так много пишут на православную тему. На этой модной волне потерпел поражение такой писатель, как Чингиз Айтматов, написав роман "Плаха". Шумели, славили, возносили, удивлялись - как это киргиз написал о Христе. А написал-то плохо. Написал на грани кощунства: влагал свои слова в уста Христа, что уже совершенно недопустимо… Анатолий Ким - тоже потерпел поражение… И мой учитель, которого я всегда вспоминаю с благодарностью - Владимир Тендряков, - тоже здесь споткнулся: написал очень нехорошую повесть "Чудотворная", которую тут же заметил Ватикан. Но человек он был честный, и в одной из предсмертных повестей, в "Апостольской командировке", показал путь русского интеллигента, который пытается познать, что такое вера… Все говорят: "Вот писал Достоевский о Христе, вот "Легенда о Великом Инквизиторе"…" Но прочтите-ка "Легенду" повнимательней, и увидите, что там нигде Иисус Христос ни слова не говорит! Нигде ни слова! И последний пример: наш современник, замечательный русский поэт Юрий Кузнецов - замечательный, Царство ему Небесное! - тоже потерпел поражение, когда написал три поэмы: "Детство Христа", "Юность Христа" и "Путь Христа". Там он в своей политической гордыне писал очень по-светски. Так нельзя.

- Каков ваш взгляд на правомерность вымысла в православном произведении? Сейчас возникает новый жанр: "православное фэнтези". Недавно вышло несколько книг некоей Юлии Вознесенской: "Мои посмертные приключения" и т.д. Герои их с величайшей легкостью проходят мытарства, ведут разговоры со святыми и тому подобное в том же духе…

- Нет, я отношусь к этому отрицательно. Хоть я и не читал Вознесенскую, но заранее настроен даже не скептически, а именно отрицательно. В таком подходе к православной теме скрыта огромнейшая опасность. Как это так?!. У нас есть книга "Мытарства преподобной Феодоры". Это наше чтение…

- Мне и батюшка Иоанн Миронов так сказал!..

- Надо Юлии Вознесенской почитать о преподобной Феодоре. Прочитать и испугаться мытарств. И набраться страха Божия. Словом, я очень против вымысла. Сама по себе жизнь православная полна таких чудес, таких тесных соприкосновений с потусторонним миром, такого ощущения надмирности - зачем еще что-то выдумывать? Так что я определенно против вымысла.

- Что, по-вашему, творится сегодня с "великим и могучим"? На русскую речь наступает компьютерный язык, молодежный сленг. Мне кажется - что-то устрашающее происходит с языком…

- Что-то устрашающее с языком происходило всегда. Но в наше время этот процесс резко усилился. В наш язык вломился огромный грязный пласт уголовных жаргонов. Ворвалась мутная струя политического сленга… Все враги русской речи - невольные враги: они не умеют говорить по-русски и поэтому боятся принять Закон об охране языка. Если наших политиков лишить их жаргона, то они просто не смогут разговаривать. Все эти хакамады, немцовы, чубайсы - все они разом онемеют. По фене они ботают, а по-русски не получается. Та скальная основа, на которой стоит наша речь, ее золотые запасы: песни, былины, сказания, хроники, летописи, жития святых - все это, к сожалению, совершенно не востребовано. Я уже больше года веду на радио "Радонеж" цикл бесед о древнерусской литературе и вижу, как люди радостно подаются навстречу своему же языку, как внимают его звукам. Сейчас я как раз пишу для газеты, которая идет за колючую проволоку, пишу о том, что нельзя так страшно материться, как это теперь делают. Матерная брань чернит и понятие матери, давшей нам жизнь, и такое понятие, как Мать-Сыра Земля, и особенно - высочайшее понятие Божией Матери. Как же можно матерное слово произносить?

- Хотелось бы мне как газетчику узнать ваше мнение о состоянии нынешней православной прессы.

- Очень много хороших изданий. Ваши газеты, например. Мне очень понравился тот выпуск "Горницы", где была "Исповедь алкоголика". Дали мне новый номер "Фомы"… Посылают из Владимира "Свет Невечерний", из Самары "Благовест"… Новосибирская "Горница", в Краснодаре "Родная Кубань"… Кстати, и "Ведомости" разных епархий стали теперь не такие, как раньше. Прежде они строились по одному шаблону, а теперь пошли и живые материалы. Вот "Вера" сыктывкарская; в Вятке неплохие газеты, в Перми… У наших, православных газет, конечно, нет таких тиражей, как у "Коммерсанта" или "МК". Но зато - увижу ли я "Московский комсомолец" в вокзальном туалете под ногами? Увижу. А вашу газету - никогда…

- Ну, слава Богу…

- Я совсем недавно видел, как вашу газету из рук в руки передавали. Это было в больнице, в палате, где моя теща лежит. Все номера прошли через руки пяти женщин. А те бульварные газеты, которые им приносят, санитарка, уже выметает шваброй.

- Сейчас наша редакция готовит очередной выпуск "Горницы" с любезно предоставленными вами "Крупинками"… Хотелось бы узнать, можно ли надеяться на последующие публикации в будущем?

- Будем друг за друга молиться, и Господь по нашим молитвам даст силенок и написать, и опубликовать. Ну и, конечно, очень хочется писать что-то новое. Ведь мне уже много лет, мне уже неинтересно писать что-либо не духовное. Я уже вижу, что никакой пользы от мирской литературы просто нет. Это преступно, когда щекочут читателям нервы, но не действуют на его душу.

- Я недавно зашел в магазин православной книги. Говорю продавщице: "Хорошо, когда в доме много православных книг - от них исходит благодать". А рядом стоял молодой человек и говорит: "Мужчина! Благодать от книг исходить не может!" И я ушел в некотором недоумении. Почему же - не может? Ведь там - слово Божие!..

- Конечно!.. Лежит на столе Евангелие - разве не исходит от него благодать? Если в доме Евангелие, священные, богослужебные книги - от них нечистая сила бежит. Другое дело, если еще в доме лежит какая-то похабщина - тогда благодать отходит, конечно. А есть и другая беда: стоит, например, у меня на полке прекраснейшее издание Златоустого, и как же стыдно, что в руки не брал до сих пор… А вообще-то собеседнику вашему нужно сказать: "Может от книг исходить благодать! Может!"

- Я так и думал, но все же решил посоветоваться с более опытным человеком. И последний вопрос: пытаетесь ли вы что-нибудь писать сегодня?

- Да, пишу, дописываю одну вещь… Я от руки пишу - человек старой закалки. Только что закончил маленькую повесть "Повестка", - как я уходил в армию. В свое время писал я из чувства протеста повесть "Люби меня, как я тебя". Тогда как раз начали в массовом порядке торговать женской красотой. Глубоко мне это претило и как-то даже оскорбляло, особенно, когда вспоминал я целомудренных подруг своей юности… А эту повесть, "Повестка", я тоже писал из чувства протеста. Сейчас по телевизору парни с гордостью рассказывают, как они "закосили" от армии. А как же мы-то рвались в армию! Я вдобавок был юношей пассионарным очень: состоял членом бюро райкома комсомола, на все трибуны рвался, на все субботники… А в армию как стремился… Мне ведь говорили: давай, мы тебе сделаем в райкоме партии справку о малокровье или о какой-нибудь близорукости. А слушаю их и думаю: как это возможно?!.

- Это в каком году, простите, было?..

- В 1960 году. Как это я мог не пойти в армию? Возможно ли такое? Мой отец воевал, был контужен. Но эта моя повесть - она очень светлая, я ее писал с юмором. А теперь я пишу повесть, которая называется "Арабское застолье". Я много бывал на Ближнем Востоке, во многих тамошних странах. Люблю арабскую культуру, и меня всегда глубоко оскорбляло, что американцы пытаются представить арабов, как людей недалеких, как будто это в Америке изобрели алгебру, заложили основы современной астрономии… Повесть моя непростая: снаружи как будто юмористическая - рассказы о безконечных кормежках, - а внутри я пытаюсь раскрыть очень сложную тему взаимоотношения ислама, иудаизма и Православия… Ближний Восток - это кухня, где варится мировая политика. Я пишу, что Средиземное море - это чернильница, куда макают перья все пишущие о политике. А что потом буду писать?.. Во что-то большое боюсь заезжать: сил надо подкопить для большого-то… У меня очень много маленьких "Крупинок", хочется пока их поделать.

- И у меня записки пишутся - "Былинки"…

- Выходит, у меня "Крупинки", а у вас - "Былинки"? Хорошо… Мне это слово очень понравилось: "Былинки" - рассказы о том, что было… И древнее слово "былина" вспоминается, и пословица "было и быльем поросло"… Будем молиться друг за друга, и все у нас с вами получится.