Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты			Издание газеты "Православный Санкт-Петербург"
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

ПО МЕСТАМ СТОЯТЬ

Тридцать лет прошло. Москва, патриаршая служба в память погиб-ших моряков-подводников. Плачущий седой капитан первого ранга. Не чувствующий горячих капель воска, стекающих с горящей свечи, он отрешенно и горестно смотрел на алтарь. "Он! - толкнуло меня, - он, тот лейтенант". У выхода я подождал его. Мы встретились глазами.

- Североморск, - сказал я, - эсминец "Отрывистый". Уче-ния "Океан".

- Писатель! - воскликнул он. - Есенина читал. Чего ж ты такой старый?

- А жизнь-то какая!

Мы крепко обнялись. Не слушая никаких возражений, капитан первого ранга, сокращенно, по-морски, каперанг, или капраз, повез меня к себе.

- Море - это навсегда, - говорил он, лавируя на мокром шоссе рулем "Жигулей", как штурвалом катера. - Навсегда. Это ж про нас, мореманов, шутка: "Плюнь на грудь, не могу уснуть без шторма". Я после Северного флота везде поселился - и на Тихом, и на Черном, заканчивал в Генштабе. Сейчас... сейчас, ну что сейчас, живу.

И вот мы сидим в его квартире. Она настолько похожа на корабль, что, кажется, пройдет секунда и каперанг, прямо в шлепанцах, от-даст команду: "С якоря сниматься, по местам стоять!"

- Сегодня мне одна команда осталась, - невесело говорит он, - команда эта: "Отдать концы". И отдам. И все мы, моего возраста мо-реманы, тоже. Зачем нам жить? Чтоб еще и еще видеть позор и пору-гание флота?

Я стараюсь успокоить моряка, но, конечно, это бесполезно. На стене карта "Мировой океан". На карте синими флажками места трагедий, кораблекрушений, катастроф. На южной части Барен-цева моря нарисован черный крест, тут потопили атомную под-лодку "Курск".

- Именно потопили, - говорит каперанг. - Сними с карты кор-тик, дай сюда. Нет, достань из ножен. Вот, кладу руку. Руби! Не бойся, руби. Я руку даю на отсечение, что "Курск" потопили американцы. Если у наших хватит смелости, это все узнают. У них, у натовцев, недавно был фильм "Охота за "Красным Октябрем", это рассказ о потоплении подлодки типа "Курск". Они, вопреки всем конвенциям, вошли в рай-он учений, что уже за всеми пределами допустимого. И шарахнули, как акулы кита на мели. Шарахнули и добивали, чтоб никого в живых не осталось, чтоб без свидетелей. Чего ж не рубишь? Прав я, прав, с рукой останусь.

Каперанг тяжело дышит, глядит на стол. На столе по ранжиру стоят: бутылка водки, фляжка коньяку и пузырьки с сердечными каплями. Подумав, каперанг берется за самую маленькую емкость.

- Первым стал задницу американкам лизать Никита-кукурузник. Вроде смелый, по трибуне ботинком стучит, а новейшие корабли резали на металлолом, лучших офицеров увольняли. Помню, в газетах, в той же "Правде", всякие статьи, вот, мол, как полковник счастлив, что пошел в ученики слесаря на завод. Все Хрущ-лысый! А свою трусость и подлость списал на батьку усатого. Мне батька тоже не икона, но нас при нем боялись. Боялись дяди Сэмы, и слоны их, и ослы боялись. Другого языка эти животные не понимают. Америку же образовала европейская шпана, отбросы каторжные, уголовщина. На индейское золото купили европейс-кие мозги, вот и весь секрет. Про индейцев создали фильмы, мозги приду-мали конституцию. У них национальные интересы Штагов во всем мире. Я был у них на базе в штате Аризона, там огромный плакат. Глобальная власть Америки - контроль за всем миром. И не меньше. Леня еще Бреж-нев, как бывший вояка, держался, а уж Горбач, а уж Боря-хряк, эти подмахивали НАТО как могли. Заметил, что они ничего не вякали, когда парней пытались вытащить? И этот, теперешний, с ними встречается... Нет, пока он себя мужиком не проявит, ничего у него не выйдет. Слопа-ют, или сам по-русски пошлет всех на три буквы и запьет. Вон Бакагин, мне говорили, пьет вмертвую. То есть совесть еще есть. А! - каперанг взялся за емкость побольше.-Давай, не чокаясь, за парней. - Он выпил, и ввдно было, еле справился со слезами. Встал, подошел к окну, поглядел на московскую осень. Подошел к карте: - Где еще придется крест рисо-вать? А я ведь, знаешь, и не думал, что еще слезы остались, а за это время сколько раз прошибало. До какого сраму дожили: поехал наш пьяный боров в Берлин оркестром дирижировать, когда с позором нас из Европы гнали, э! Коньяк - это несерьезно, давай "кристалловской". - Каперанг успокоился, сел, смахнул на пол стопку газет. - Если б не эта зараза, да не этот вот,- он показал на телевизор,- мы бы выжили. Я когда энтэ-вэшников смотрю, я весь экран заплевываю. Думаешь, один я так? Все бы эти плевки на них, они бы в них захлебнулись. Вот телебашня горела не просто, как объясняют, мол, от перенагрузки. Это, конечно, и от жадно-сти тоже, грузили провода по-черному, они и задымились. Но главное-даже уже и башня не выдержала всего того срама, что ее заставляли пере-давать. Вещи и предметы не безгласны - это, кстати, моряки лучше всех знают. Да и вообще я к старости стал умные книги читать. Где я раньше был? Вот прочти у Иоанна Златоуста о зависимости погоды и урожаев от нравственности общества. Это очень точно. Я, кстати, опять же с детства знал пословицу "Что в народе, то в погоде", так ведь во всем. Вот я полошу начальство, вся страна полощет, но давай задумаемся: мы же их заслужили.

- Да! - резко вдруг сказал он, я даже вздрогнул. - Знаешь, когда мы первый раз серьезно по морде схлопотали?

- В Сербии?

- Точно. Бандиты и хамы бомбили братьев, мы только вякали протесты. Потом послали Красномордина замирять - еще бы, умеет, перед бандита-ми Басаева в Буденновске шестерил... А, чего-то я совсем разволновался.

Я стал было прощаться, но каперанг заявил:

- Нет, я тебя в таком настроении не отпущу, нет. Я близко знал нынешнего адмирала, для конспирации назову Черкашин, мы с ним на Черном болтались. А уже началась горбачевщина, он всем торопился доложить, что мы за мир, мы разоружаемся. Американцы трусы, поэ-тому слабину чувствуют. Стали к нам захаживать. Они и всегда-то в ней-тральных водах паслись, туг стали наглеть: зайдут в территориальные наши воды, подразнят, потом хвостом вильнут. Мы докладываем: что делать? Нам: не конфликтовать. Ладно. Те хамеют, ходят по палубе в трусах, кричат: "Рашен, делай собрание, голосуй". Ладно. А этот Черка-шин был вторым на эсминце. Я тогда был начальником боевой части. Сидим в кают-компании, материмся. Черкашин командиру говорит:

"Товарищ командир, вы же два года без отпуска, пора же вам отдохнуть. Оставьте на меня корабль". Командир, золотой был мужик, вечная ему память, смеется: "Нет, Коля, боюсь, больно ты горяч, как бы междуна-родного скацдала не наделал".

Ладно. А главком флота был, это был главком, он тоже в Москве зубами скрипел, мы ему прямую картинку показывали, он же ввдел, как янки к нам голым задом стоят. И вот - слушай. Не знаю, как они договорились, но думаю, что Черкашин это все сам проделал. Он заступил на вахту и ночью палубникам приказал все шлюпки, все, что за бортом висит, прибрать. То есть остались с чистыми бортами. Утро. Те, на крейсере, кофе попили, прут в наши воды, в наглую прут. Гляжу, Черкашин сам у руля. Те прут, они же привыкли, что мы безгласны, у нас же гласность только туг, - каперанг ткнул рукой в направлении телевизора. - Прут. Наш эсминец спокойнехонько пошел на-встречу, сделал ювелирный маневр и навалился бортом на борт американца. Те охренели. Все их шлюпки захрустели, как орехи, бассейн на палубе к хре-нам расплескался. Мало того, Черкашин спокойно, но резко замедлил и еще протер их по борту. А дальше еще мощней. Отработал полный назад, потом полный вперед и навалился на другой борт и его прочистил.

- Боже ж ты мой, - воздел каперанг руки, - что началось! Через десять минут Горбач знал и разродился: разжаловать, наказать, посадить виновных, извиниться! Но главком, повторяю, мужик был от и до, тут же докладывает: накажем, уже наказали, виновного офицера представ-ляем к суду чести, списываем на берег. Да, суд чести был честь по чести, так скажу, Черкашина качнули. А с эсминца, точно, списали... на другой эсминец. Командиром. Ты знаешь, я уверен, америкашки это очень хо-рошо помнят. Тогда ж сразу уползли в Стамбул бока шпаклевать. С ними только так. Только так. Во-первых, они не за деньги не рискуют, жадны, во-вторых, трусливы. Но все время теперь будут кусать, как шакалы льва, который слабеет. Пока не дашь отпор, будут приставать.

Мы простились. Кортик со стуком вернулся в ножны и водру-зился на место, в центр Мирового океана.

Он вышел меня проводить до лифта. Лифта не было почему-то.

- Чубайс электричество отключил, - невесело пошутил каперанг. - А знаешь, как он умирать будет? Он даже не помирать, он подыхать будет. На вонючем тюфяке и при свете огарка. Да. Остальные привашзагоры примерно так же. Я человек не злой, но знаю, что возмездие неотвратимо. Вот вы там пишете, что, мол, велика угроза Америки, это так, и мы об этом поговорили. Но главная угроза здесь. Не масоны окружили президента, а уголовники. За деньги накупили мест в Думе, депутаты у них - шестерки, уже им и цена известна. Криминал - вот угроза. Но, как всегда, наше дело правое, победа будет за нами. У уголовников и нравы уголовные. Знаешь, как говорится:

"Жадность фраера сгубила", этих тоже сгубит. При условии, что они до тех пор нас не сгубят. Давай. Топай по трапам пешком. Да! - воскликнул он, - самое главное, что ж вы не писали, что Сербию бомбили самолеты марки "Торнадо" и смерч Торнадо" смел многие штаты тогда же. Возмездие же было. И еще будет. Держи пять, - сказал он, как говорят на флоте. И крепко пожал руку и засмеялся:

- Что же руку-то мне не отрубил, цела. А потому - прав я. Не бойсь, прорвемся! Главное - по местам стоять!