Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты			Издание газеты "Православный Санкт-Петербург"
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

ОТ МОРЯ ДО МОРЯ

Море синело и небо синело. И вдали плыли по морю белые корабли. Но было это не море, а озеро. Белое озеро за Вологдой, огромное, как море. Качались у деревянных мостков парусные лодки. И мачты их серебристыми паутинками чертили голубые небеса. А белые паруса лежали ломаными треугольниками на дне лодок. На белом песчаном берегу вот уже много веков встречала приезжающих деревянная церковь Илии-Пророка.

Старые деревянные тротуары вели от озера к древнему, высокому земляному городскому валу. У его основания согласно клонились долу старые, пожелтевшие к осени, березы. По верху вала в былые времена гуляли местные красавицы в серебристых кокошниках. А теперь пробегал порой легкий ветер с синего озера. Нежный ветер, пахнущий морскими брызгами. Внутри вала темнела громада заброшенного Преображенского собора. А дальше, за валом, сквозь медную мелочь березовой листвы просвечивали живой зеленью луковки храма шестнадцатого века, во имя Богоявления.

Из всех прежде бывших церквей осталась в действии эта последняя. И служил в ней местный священник — отец Дмитрий Малинин. Но скоро и его службе пришел конец. Взяли его осенней ночью в конце двадцатых годов и отправили на строительство Беломорканала. Иерей был немощен, стар и одинок. Для тяжелых работ не годился. Посадили его в контору бухгалтером. Пять долгих лет пришлось прожить отцу Дмитрию у самого Белого моря на берегах будущего, недолго знаменитого канала.

Это море было настоящим. По нему тоже плавали и лодки, и корабли. Но казалось оно холодным, неприветливым, бескрайним.

Когда прошел срок, выпустили отца Дмитрия, выдали ему документы и скудный расчет — немного денег на дорогу. Грустную думу стал думать иерей: куда ему ехать? Зима ранняя. Снега замели Вологодскую землю, покрыли и далекое Белое озеро. Тревожно туда возвращаться. И не к кому уже было ехать в город Белозерск.

Взял он билет до Череповца, решил постучаться к младшему брату. Как раз на именины к нему поспевал.

Долго и трудно добирался отец Дмитрий до места. Не так уж длинен был путь, но замучили пересадки, ожидания в темных вокзалах, очереди за билетами, холод и голод. Близок становился конец дороги, последнюю ночь осталось перекоротать в поезде. По белым снегам вслед за поездом бледным лимонным шаром катилась луна. Спокойно простиралось за лесами, за снежными валами уже близкое Белое озеро. Почти оно рядом, совсем рядом. И далеко ушло Белое море, холодное, охваченное льдами. Отец Дмитрий устроился на нижней полке и спокойно уснул.

Этой ночью его обокрали. забрали все — деньги, вещи, а главное — документы. На ближайшей станции — в Суде — он вышел. Там в милиции составили протокол. И объяснили ему, что надо снова выправлять все бумаги, получать паспорт, возвращаться на Беломор.

Он нанял от Суды крестьянскую лошадь с санями. Пообещал, что брат в Череповце заплатит. Повез его подросток, почти мальчик. Порою он тревожно косился на молчаливого, обросшего седой бородой пассажира. Тот опустил голову на грудь и, видно, глубоко задумался о чем-то своем.

Взошло красное солнце, прирумянились снега. Стал виден и город, тянулись вверх столбики дымов. Подъезжали со стороны реки, сейчас появится и Соборная горка. Отец Дмитрий снял шапку и, подняв руку для крестного знамения, взглянул на давно знакомые ему, высоко стоящие золотые кресты Воскресенского собора. Но их не было. Старые липы, заслонив собой остаток соборного здания, подняли к синему небу изломанные черные руки.

Показались первые дома. Мальчик оглянулся. Молчаливый пассажир все сидел без шапки. Солнце брело перед ними захолустной городской улицей и слепило вознице глаза. Он опять оглянулся на своего седока. Тот сидел все так же с непокрытой головой, откинувшись назад.

— Дядь! Ты шапку-то надень! Пошто без шапки-то? Смерзнешь ведь.

Седок не отвечал. Лошадь тревожно запрядала ушами.

— Дядь! Хошь, я сам тебе шапку-то надену, а? — позвал опять мальчик, останавливая лошадь.

Седок молчал. Он был мертв.

И въехали сани во двор именинника Виктора утром. Шестнадцатилетняя Надя, племянница отца Дмитрия, широко раскрыв темные глаза, напряженно смотрела, как сверкающим белым двором несут в дом приехавшего гостя.